Охотники за умами. ФБР против серийных убийц. - Марк Олшейкер

В 1993 году, после двадцати двух лет совместной жизни, наш брак с Пэм распался. Наверное, мы по-разному смотрим на то, что произошло, но некоторые вещи нельзя отрицать. Я мало бывал дома, когда росли наши дочери Эрика и Лорен. И даже в семье был настолько поглощен работой, что жена чувствовала себя матерью-одиночкой. Она вела хозяйство, оплачивала счета, водила девочек в школу, встречалась с учителями, следила, чтобы дочери аккуратно выполняли домашние задания, и при этом не забывала о собственной педагогической карьере. Когда в январе 1987 года родился наш сын Джед, со мной уже работало несколько сотрудников и я не проводил столько времени в разъездах. Но не могу не признать: трех своих милых, очаровательных детей я узнал как следует только перед самым уходом из Бюро. Потратив столько времени на убитых малышей, я оторвал его от своих живых. Сколько раз Пэм обращалась ко мне с мелкими детскими невзгодами — то с царапиной, то с порезом, когда девочки падали с велосипеда. А в ответ я, измотанный от нервных перегрузок, набрасывался на жену и, описывая изувеченных малышей, кричал, что она ничего не понимает и что все эти падения с велосипеда вполне естественны и о них нечего беспокоиться.

Нельзя приучить себя к ужасу, но следует воспитывать иммунитет к вещам не столь безысходным. Однажды я обедал с детьми, а Пэм открывала пакет на кухне. Нож сорвался, и жена серьёзно порезалась. Она вскрикнула, и мы бросились к ней. Но поняв, что ее жизни и руке ничего не грозит, я стал присматриваться к струйкам крови и сравнивать образуемый ими хитрый рисунок с тем, что видел на месте преступления. И тут же попытался пошутить и рассеять напряжение. Показал детям и Пэм, что, когда она двигала рукой, рисунок получался совершенно иным, и объяснил, что так мы узнаем, как вели себя преступник и жертва. Но сомневаюсь, что они это приняли так же легко, как и я. Невольно приходится вырабатывать механизм защиты против того, что видишь на работе, но так легко докатиться до состояния, когда становишься бездушным, холодным сукиным сыном. Если семья в порядке и брак незыблем, можно многое снести на службе. Но если в доме нелады, каждая неурядица многократно усиливается и начинает действовать на нервы, словно побудитель на людей, за которыми мы охотимся.

У меня и Пэм были разные друзья. В её кругу я не мог говорить о том, что интересовало меня, и поэтому вынужден был обзавестись своим. А когда бывал с ней в гостях, поражался тому, какие обыденные и скучные вещи обсуждают люди. Как бы цинично это ни звучало, если каждодневно приходится проникать в мысли убийц, тебя уже не способны взволновать разговоры о том, в какой цветсосед покрасил забор или куда он выставляет мусорный бачок.

Я доволен, что после периода обоюдного эмоционального отталкивания, мы с Пэм остались добрыми друзьями. Дети живут со мной (Эрика учится в колледже), но мы проводим много времени вместе и наравне исполняем свой родительский долг. Хорошо, что Джед и Лорен еще не выросли и я могу порадоваться, наблюдая за тем, как они взрослеют. С начала 80-х годов, когда я представлял собой весь штат ФБР по разработке психологического портрета — тогда только Рой Хэйзелвуд и Билл Хэгмейер помогали мне, насколько позволяло время, — подразделение выросло и насчитывает более десяти человек. Этого все равно недостаточно на то количество дел, которое нам предлагают, но оптимально для того, чтобы сохранить между собою человеческий контакт и общаться с местными отделениями, которые стали критерием нашего modus operandi.

Многие из обращавшихся к нам начальников местных отделений полиции встречались с нами в аудиториях Национальной академии. Шериф Джим Меттс просил помочь разыскать убийцу Шари Смит и Дебры Хелмик, а капитан Линде Джонсон — убийцу проституток в Рочестере, потому что оба являлись выпускниками Академии ФБР. В середине 80-х годов Научное бихевиористическое подразделение разделилось на Учебный и научный отдел и- структуру, в которой я работал в качестве руководителя программы психологического портрета — Исследовательское подразделение поддержки. Кроме моей группы в нём было два других ключевых отдела — Компьютерный банк данных и оценки тяжких преступлений, который Джим Райт получил от Боба Ресслера, и технические службы. Роджер Депью был начальником Учебного и научного отдела, Алан Бургесс — Исследовательского подразделения поддержки. Хотя моя работа была и тяжелой, и требующей полной отдачи сил, я сумел сделать устраивающую меня карьеру и притом избежал ступени, на которую обречены почти все, кто хочет продвинуться, — административных должностей. Но в 1990 году все изменилось. Шло заседание подразделения, когда Бургесс объявил, что оставляет руководство подразделением. Чуть позже новый помощник директора Дэйв Коль, мой прежний начальник в Милуоки и соратник по спецгруппе, вызвал меня к себе в кабинет и спросил о моих планах.

Я ответил, что настолько выжат и сыт всем по горло, что подумываю о работе в какой-нибудь редакции в отделе криминальной хроники.

— Не может быть! — возразил мне Коль. — Вы там зачахнете. Гораздо больше пользы вы принесете в качестве начальника подразделения.

— Не знаю, хочу ли я быть начальником, — ответил я. Мне приходилось выполнять многие функции руководителя, и я служил живой памятью нашего учреждения, потому что работал в нем оченьдавно. Но теперь я боялся погрязнуть в администрировании. Бургесс был великолепным руководителем, прекрасным мастером установления производственных отношений, так что при нем каждый из нас работал с полной отдачей.

— Мне нужно, чтобы вы стали начальником подразделения. — Коль был быстрым, решительным, напористым человеком.

Я сказал, что хотел бы продолжать вести дела, разрабатывать стратегию процессов, свидетельских показаний и публичных заявлений. Именно это составляло мою сильную сторону. Но Коль уверил меня, что я буду хорошим начальником подразделения, и назначил на должность.

Первым делом в роли «шефа», как я уже говорил, я избавился от БН, то есть от Бихевиористической науки, оставив одно Исследовательское подразделение поддержки. Наши клиенты в местной полиции и в других отделах ФБР должны были четко понимать, кто мы есть и чего от нас ждать. Благодаря постоянной поддержке отвечавшей за кадры Роберты Бидл, я увеличил штат Комьютерного банка данных до десяти человек. Росло и все подразделение в целом и увеличилось примерно до сорока сотрудников. Это позволило свалить с моих плеч часть административной нагрузки, и я занялся региональной программой, в рамках которой каждый агент должен был отвечать за конкретную зону.

Я полагал, что все эти люди заслуживают категорию Джи-Эс 14, но начальство выделило всего четыре или пять вакансий. Поэтому я убедил их пройти двухгодичный курс специальной подготовки, после чего их должны были признать экспертами и соответственно оценить морально и материально. Подготовка влючала посещение всех академических курсов Научного бихевиористического подразделения, двух курсов в Военном институте патологии, работу в области психиатрии и юриспруденции в Виргинском университете (где в то время служил Парк Диц), занятия в школе допроса Джона Рида, изучение принципов медицинской экспертизы в Балтиморском центре судебной медицины, выезд на место преступлений с сотрудниками отдела убийств нью-йоркского полицейского управления и подготовку психологических портретов под руководством регионального куратора. Наши международные связи также сильно расширились. Грег Мак-Крейри, например, за год до отставки вел большие дела о серийных убийствах в Канаде и Австрии.

Отдел функционировал нормально, но как начальник я давал подчиненным много воли, что, впрочем, было чертой моего характера. Например, если видел, что люди зашиваются, выводил их из игры и советовал взять отгул и отдохнуть. Я предпочитал иметь эффективно действующий штат, а не придерживаться буквы закона. Если имеешь классных специалистов, но не можешь поддержать их материально, следует помогать во всем остальном. Я прекрасно ладил с обслуживающим персоналом, и, когда выходил в отставку, кажется, они жалели об этом больше других. Такое свойство сохранилось у меня еще со времен службы на военно-воздушной базе. Ведь большинство руководителей в Бюро — армейские офицеры (мой последний старший специальный агент даже имел боевые ордена) и смотрят на все глазами офицера. В этом нет ничего дурного, и большие организации не могли бы работать так слажено, если бы все начальники были вроде меня. Я был рядовым и лучше понимаю нужды людей на нижних ступенях иерархии, зато и от них получал столько помощи, как ни один другой начальник.

Многие думают, что ФБР — это что-то вроде Ай-би-эм [23] — огромный бюрократический монстр, где работают умные и компетентные, но абсолютно одинаковые и не обладающие чувством юмора мужчины и женщины в белых рубашках и темных костюмах. Однако мне посчастливилось служить в небольшой группе вместе с уникальными, яркими людьми, каждый из которых чем-то выделялся. И по мере того, как росла роль бихевиоризма в охране правопорядка, каждый из нас специализировался в чём-то своём. С самого начала Боб Ресслер сосредоточился на научной стороне вопроса, а я больше занимался оперативной деятельностью. Рой Хэйзелвуд стал специалистом в области изнасилований и сексуальных убийств. Кен Лэннинг превратился в признанную величину в вопросах преступлений против детей. А Джим Риз начал с психологического портрета, но самый весомый вклад внес в дело борьбы со стрессами у полицейских офицеров и федеральных агентов. Получил в этой области докторскую степень, много пишет и консультирует правоохранительные органы по всей стране. Джим Райт не только занимался учебной работой, воспитывая новых специалистов, но сам стал ведущим экспертом по выявлению подставных лиц — быстро ширящегося вида преступления как в США, так и за рбежом. И каждый из нас установил множество связей с полицейскими управлениями, управлениями шерифов, агентствами штатов, так что если кто-нибудь звонит нам и обращается за помощью, стороны прекрасно знают, с кем говорят, и доверяют друг другу.