В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943 - Ханс Киллиан

– Ну разумеется. Вы увидите, как превосходно эта машина ведет себя в воздухе. Подойдите к кабине и представьтесь пилоту.

Я сердечно благодарю его и забираюсь в «Не-111». И вот начинается стремительный старт. Едва оторвавшись от земли, самолет резко берет вверх, однако с ним ничего не происходит, двигатель работает ровно, машина выпрямляется и, несмотря на сильный ураган, спокойно, как доска, скользит по воздуху. Это просто чудо, не идет ни в какое сравнение со старым добрым «Ju-52», раскачивающимся при каждом порыве ветра, точно жирная гусыня. Пилоты сажают меня вперед в кабину. С высоты 3000 метров открывается всеобъемлющий вид на перешеек. Вдали виднеется устье Ловати. За Порусьей машина устремляется вниз, мы летим прямо над землей. Местами мы идем на высоте лишь нескольких метров, чтобы не задеть пасущихся лошадей, коров и не зацепить крыши домов. Телефонные провода, пересекающие траекторию нашего полета, «Не-111» элегантно перепрыгивает. После удачной посадки я сразу же отправляюсь в Порхов.

Перед холмом

К югу от озера Ильмень русские по-прежнему, уже с новыми силами, атакуют наш перешеек. Не оставляя отчаянных попыток вырваться из окруженной болотистой местности в районе Волхова, они одновременно нападают на наши укрепления, расположенные на противоположном берегу Волхова, и стараются таким образом прорвать окружение. Но все напрасно.

Возникла необходимость съездить в район Холма. Форстер тоже едет. Сначала мы вместе с ним добираемся в спальном вагоне до Дно, а затем перебираемся в моторный вагон, который довезет нас до Локни, где за болотами располагается правый фланг армии. Участок дороги от Дно до Локни постоянно прочесывается партизанами. Вот и прошлой ночью были взорваны рельсы в нескольких местах. Поездка продолжается только после восстановления путей.

Мы столпились в будке машиниста и не отрываем глаз от путей, каждый момент ожидая, что взлетим на воздух. Конечно, каждое утро участок проверяют, но это никак не может гарантировать безопасность, поскольку путь проходит через густой лес, низкие кустарники, а партизаны не дремлют.

До Локни мы добираемся целыми и невредимыми. Здесь располагается та самая медицинская рота, воевавшая под Новгородом, где были обнаружены пациенты с прижиганием легочных ранений.

Сейчас на территории Холма находятся исключительно роты медицинской службы – ненормальное состояние. Единственный полевой госпиталь «масляно-сметанной дивизии» (солдаты прозвали ее так, потому что она долгое время квартировала в Дании, где всех откормили) закрыли, пополнение до сих пор не прибыло. Несколько подразделений медицинской службы были разделены, а лучше сказать, распылены небольшими взводами, полувзводами, маленькими группами по всей территории южного фланга армии от Холма до Острова. Главному врачу армии, разумеется, должно быть об этом известно, почему же он не вмешивается?

Из Локни я продолжал путь на машине. После часовой поездки мы останавливаемся возле жалкого санитарного поста, своего рода дивизионного медицинского пункта, и вдруг, к своему великому изумлению, я сталкиваюсь с одним из знаменитых учеников Зауэрбруха.

– Будь оно все проклято, каким образом вы оказались в этом убогом захолустье? Вам здесь совершенно нечего делать!

– Рассматривайте это как перевод в другое место в порядке наказания, – с улыбкой отвечает он. – Я не угодил начальнику Берлинского округа, и он меня невзлюбил.

– Ах, вот в чем дело. Тогда мы как-нибудь попытаемся изменить положение.

Для одних служба на фронте – честь, для других – наказание. Потрясающая логика!

В Троице-Хлавицах, или, как говорят наши солдаты, в Доппельнаме, куда мы добираемся спустя некоторое время, дивизионный медпункт сохранился. Начальник медицинской роты, активный молодой наглец, похоже, изрядно терзает своих врачей. Все его достижения ограничиваются лишь бюрократическими мелочами, строительством туалетов, поддержанием военного порядка. Заставил своих людей выстроить ему удобные апартаменты. В медицинском отношении он вообще ничего не делает, операции его абсолютно не интересуют, однако он старательно занимается с санитарами строевой подготовкой и высчитывает, когда наступит срок очередного повышения по службе.

Мы навещаем еще один дивизионный медпункт недалеко от Холма. Операций здесь не делают, условия неподходящие. Он служит лишь перевалочным пунктом.

Затем отправляемся в Дунаево, где располагается взвод медицинской роты. Я наблюдаю, как оперирует молодой врач-ассистент и получаю настоящее удовольствие! Он очень талантлив. Просто светлый луч во тьме.

Посреди разговора с коллегами о животрепещущих проблемах военно-полевой хирургии меня зовут к телефону. Кто бы это мог быть, кому известно, что я здесь?

Беру трубку, представляюсь – и тут на другом конце провода отзывается адъютант самого генерала графа Арнима, командующего холмским участком фронта, который руководил освобождением окруженного Холма.

– Господин профессор! – доносится до меня голос. – Господин генерал узнал о том, что вы гостите в нашем районе. Он сердечно просит вас пожаловать в гости.

– Я с радостью приду, – отвечаю я. – Когда господину генералу будет удобно принять меня? Подойдет ли сегодня после обеда, скажем, часов в пять?

– Конечно. Итак, в пять часов, господин профессор.

Поездка по холме кой трассе, покрытой скользкими бревнами, становится настоящим испытанием. За три часа нам перетрясло все кости. Наконец, у развилки водитель сворачивает с главной дороги и останавливается перед небольшим деревянным домом. Уже издали я замечаю генерала. Он стоит на крыльце своей дачи. Разминая затекшие ноги, я выползаю из машины, иду к нему навстречу и представляюсь.

– А, это вы, проходите!

Граф Арним держится абсолютно непринужденно, он явно радуется, протягивает мне руку. Прежде чем зайти в дом, я позволяю себе заметить:

– Господин генерал, вы не поверите, у меня такое чувство, словно я именинник. Впервые с тех пор, как меня назначили на должность консультанта, меня вызывает к себе высокий военный начальник, и я с ним знакомлюсь и общаюсь.

– Не говорите ерунды, – отвечает он, – я не вызывал вас, а пригласил в гости. И очень рад вас видеть. Кажется, с вами можно поговорить.

– Господин генерал, сколько вам будет угодно.

В комнате он вызывает ординарца. Все поведение обер-ефрейтора указывает на то, что он любит генерала. Существует какой-то особый, своеобразный вид наглости, с которой обер-ефрейторы обслуживают нелюбимых начальников.

– Будьте любезны, позовите господина полковника. – (Полковник – это его первый адъютант.) – И сходите за бутылкой красного вина.