По делам их - Попова Александровна

— И что нам делать?

— А ничего, — снова усевшись, пожал плечами Керн, стараясь выглядеть спокойным, однако видно было, что он не знает, куда деть руки, и пытается увидеть в окно, что происходит снаружи. — Ничего нам не делать, Гессе. Ждать. Стража внизу знает, как быть.

В этом Керн оказался прав; когда по камню перед воротами Друденхауса заколотили копыта, снизу донеслись сперва лишь просто голоса, потом — неразборчивые слова на повышенных тонах и, наконец, откровенная ругань.

— Его впускают одного, — пояснил Ланц в ответ на настороженный взгляд Курта. — Наши пропустят лишь пару солдат, если герцог слишком упрется.

Крики стихли почти сразу; около минуты в комнате висела тишина, а потом в коридоре послышались шаги — уверенные, быстрые.

— Гессе, в сторону и не ляпни глупостей, — быстро велел Керн, поднимаясь и выходя из-за стола. — Говорю только я; ясно?

— Слушаюсь, — на этот раз без пререканий откликнулся Курт, отойдя к стене и остановившись там, в шаге от неподвижного хмурого Ланца.

Дверь распахнулась тут же — тоже без стука, резко, едва не ударясь о стену; герцог Рудольф фон Аусхазен, подтянутый, рослый, прошагал в комнату, обводя тяжелым взглядом присутствующих, и усмехнулся.

— Так; я вижу, майстер обер-инквизитор, вы меня уже ждете? Это ваш соглядатай сорвался от ворот, как ошпаренный?

— Доброго дня, ваше сиятельство, — с неприкрыто лицемерным радушием ответил Керн. — Присядете?

— К черту, — отрезал тот, нахмурясь. — Я устал, и у меня нет никакого желания задерживаться в вашей… обители благочестия более необходимого. Что за история с моей племянницей?

— Полагаю, — терпеливо откликнулся Керн, — вашему сиятельству и без моих пояснений все известно, однако я отвечу, если вам столь необходимо услышать это именно из моих уст. Пфальцграфиня Маргарет фон Шёнборн арестована по обвинению в использовании чародейства с целью оказать… давление на действующего следователя Конгрегации. Пока formulatio accusatorii[164] достаточно мягкая, ваше сиятельство, однако…

— Это он? — палец в потрепанной поводьями перчатке ткнул в сторону Курта; он распрямился, глядя снизу вверх на то, как герцог приблизился, разглядывая его в упор, не стесняясь. — Таких моя племянница могла бы получить десяток безо всяких колдовских вычур, одним движением ресниц. Вы что — смеетесь?

Ланц за спиной герцога сделал страшные глаза, призывая к терпению; Курт осторожно перевел дыхание и промолчал.

— Раскрывать вам подробности дела я не имею права, — голос Керна был спокоен и почти приветлив. — Когда дознание будет окончено, вы получите ответы на любые вопросы сполна, ваше сиятельство, но пока все, что я могу вам сказать, я уже сказал. Мне в чем-то понятно ваше недовольство…

— «Недовольство», — повторил фон Аусхазен четко. — «Недовольство», майстер обер-инквизитор, это когда у коня на прогулке слетает подкова. Когда прислуга украла окорок из кладовой, когда сосед пристрелил кролика на моих угодьях — вот тогда «недовольство». А когда мою племянницу, пфальцграфиню фон Шёнборн, сажают в тюрьму, как какую-то торговку, по идиотскому, бессмысленному обвинению — это уже не «недовольство». Это справедливый гнев.

— Для Святой Инквизиции, — по-прежнему выдержанно возразил Керн, — нет различий между низшим и благородным, ваше сиятельство. Конгрегация судит по справедливости каждого, невзирая на чины и лица, justitia simulata[165] Конгрегацией не приемлется, и в наших камерах могут пребывать подле друг друга и пастух, и герцог…

— Вы это на что намекаете, майстер обер-инквизитор?

— Вы утомлены, ваше сиятельство, — сострадающе улыбнулся тот. — Поэтому вам слышится то, что не было сказано. Я же лишь желал напомнить вам, что Святая Инквизиция не станет прекращать расследование лишь оттого, что среди обвиняемых оказалась особа…

— Арестованных, — поправил герцог с такой же дружелюбной улыбкой. — Пока ей не предъявлено обвинений на суде — она арестованная.

— … среди арестованных, — с готовностью поправился Керн, — оказалась особа высокого положения. Дознание ведется accurate et sine ullo studio[166], смею вас заверить, и, вынужден огорчить, пока улики говорят о полной виновности госпожи фон Шёнборн.

— Какие улики?

Керн развел руками, взглянув на собеседника с укоризной:

— Ваше сиятельство, я не могу вам сказать этого, ведь вы сами это знаете. Единственное, что я могу еще добавить, это то, что госпожа пфальцграфиня изъявила желание призвать вас в свидетели своей невиновности; мой долг велит мне соблюсти устав дознания, посему я обязан говорить с вами. Есть вам, что добавить к уже сказанному, ваше сиятельство?

— Да, есть! — вновь повысил голос герцог. — Моя племянница — взбалмошная и безответственная девчонка, но она никогда не делала того, что вы на нее навешиваете, что бы это ни было! Все эти обвинения — вздор!

— Мы обязательно примем к сведению ваше мнение, ваше сиятельство, — кивнул Керн с таким серьезным лицом, что герцога перекосило.

— И еще одно, майстер обер-инквизитор, — добавил тот, сжав кулак и шагнув к Керну ближе. — Если, как вы говорите, у вас достаточно улик — начинайте судебное разбирательство. Немедленно. Если улик недостаточно — это означает, что обвинить мою племянницу не в чем; моя мысль вам понятна?

— Госпожа фон Шёнборн имеет право потребовать начала суда. Она своим правом не воспользовалась, и от нее мы не слышали…

— Ну так слышите от меня, — с угрожающим спокойствием перебил фон Аусхазен. — Как я уже сказал, я не желаю торчать здесь весь день, посему, майстер обер-инквизитор, давайте оставим эти словеса и перейдем к делу. Я изложу свою мысль просто. Или вы начинаете суд с тем, что у вас на нее есть — безотлагательно, завтра же — и тогда мы посмотрим, кто прав; или же признаете свою ошибку и отпускаете ее с полным оправданием и извинениями. Я выражаюсь ясно?

— Ясно и недвусмысленно, ваше сиятельство, — усмехнулся Керн; тот кивнул.

— Рад, что мы понимаем друг друга. Но учтите, майстер обер-инквизитор: если вы затеете суд, говорить вы будете уже не со мной. Князь-епископ, который оббил вам порог, это — так, мелкая пташка. Понимаете меня? Уж я постараюсь, чтобы суд продолжался столько времени, сколько будет достаточно для прибытия эмиссара лично от Его Святейшества; или, думаете, мне такое не под силу?

— О нет, — улыбнулся Керн тихо. — Уверен, вы это сможете…

— Не слишком вам этого хочется, верно, майстер обер-инквизитор? — фон Аусхазен растянул ответную улыбку — правда, более неподдельную и удовлетворенную, нежели принужденная гримаса Керна. — Причем, я ведь не в Рим снаряжу посыльного, я обращусь к Папе в Авиньоне. Вы готовы пойти на конфронтацию с такими силами ради желания осудить несчастную вдову? Которая, возможно, провинилась лишь в том, что решила отвергнуть докучливое внимание вашего мальчишки, за что он и мстит ей теперь… Будьте уверены, уже завтрашним днем так будет говорить весь Кельн, если мы не придем к согласию.

— Вы полагаете, ваше сиятельство, — не повышая голоса, поинтересовался Керн, — откровенное запугивание служителей Конгрегации — хорошая идея?.. Мне ведь тоже есть чем вас припугнуть. Что касается агентов, способных распустить нужный слух, то уже сегодня я могу заставить весь город судачить о том, как пфальцграфиня фон Шёнборн под покровительством своего дядюшки попыталась чародейским путем заполучить контроль над одним из служителей Конгрегации, дабы разрушить эту святую общину изнутри. Доказательством тому послужит ваше ревностное апеллирование к авиньонскому Папе; как вы полагаете, понравится людям мысль о том, что вы ратуете за установление власти этой французской когорты над исконными немецкими землями? Или — выбирайте — за установление власти обладающих колдовской силой над обычным людом, для чего вы и стремитесь окоротить Конгрегацию, которая единственная способна вам противостоять…

— Вы хотите войны, майстер обер-инквизитор? — сощурился тот. — Вы получите войну; вы получите бойню, ибо столкновения с прочим миром вам сейчас не выдержать. Я это знаю. Конгрегация к такому не готова.

— Войны? Я не в том возрасте, ваше сиятельство, когда принято тяготеть к противостояниям по доброй воле; однако, будьте уверены, при необходимости мы пойдем до конца. Авиньон? Эмиссар? Пусть. Только спорить и доказывать что-либо он будет не мне. Как только мы должным образом донесем до всех мысль о том, что хранительница императорского пфальца — места, где престолодержец останавливается в своих путешествиях по Германии! — суть ведьма и злоумышленница, неужто вы полагаете, что Его Императорское Величество будет просто спокойно сидеть и смотреть на происходящее? Вы столкнете с Папой не только Конгрегацию, вы столкнете с папским престолом германский трон. Вы этого хотите, ваше сиятельство? Это будет.