Королева голод (сборник) - Сергей Антонов

О событиях на военной базе город узнал утром следующего дня, когда на улицах появились усиленные армейские патрули. Были оцеплены все подходы к «железке», а по шоссейным и проселочным дорогам носились крытые брезентом грузовики. Через двое суток дезертиры были блокированы отрядами областного ОМОНа.

Подполковник, командовавший в начале девяностых материальными ресурсами военно-воздушной базы, курил на балконе своей симферопольской квартиры и щурился от жаркого южного солнца. Внизу звенели по рельсам трамваи, за спиной на кухне гремела посудой жена, а седой вояка вспоминал последние годы службы и сурово хмурил брови.

С армией была связана большая часть его жизни. За три десятка лет он ни разу не посрамил чести советского офицера, всегда выполнял приказы и бардак, начавшийся с развалом Союза, воспринимал, как личное оскорбление.

18

– Что скажете, майор? – командир базы наклонился через стол так, что подчиненному стала видна его лысая макушка. – Чем объясните, как в руках двоих ублюдков оказался весь арсенал нашего героического, мать его так, авиаполка?

– Никто не мог предположить…

– А надо было! Надо было предполагать! Нынешняя солдатня это, тебе майор, не суворовская гвардия и на свой воинский долг наши матросы плевали с самой высокой колокольни!

– Всегда считал, что моральный облик личного состава является прерогативой политотдела.

Командир сел, откинулся на спинку стула и смерил майора испепеляющим взглядом.

– Вот как? Ты, стало быть за разграничение обязанностей? Отлично! Тогда вопрос по твоей части: какого хера емкости со сверхсекретным авиационным окислителем хранятся рядом с ракетным топливом?!

Майор мог бы доложить о том, что в последние месяцы части остро не хватало транспорта. В первую очередь вывозились двигатели бомбардировщиков, главные комплектующие узлы, а все остальное пускалось на самотек. Так вышло и с «ОА-74/781».

О бочках с окислителем в суматохе просто позабыли и не случись кровавой бойни в караулке, никто не придал бы значения тому, о чем говорил начальник.

Заместитель командира по матчасти мог бы привести множество других доводов в свое оправдание, но прекрасно понимал, что никто не станет их выслушивать.

– Виноват, товарищ генерал-полковник!

– То-то и оно, майор, – командир произнес эту фразу почти миролюбиво. – От наказания, конечно, не отделаешься. Мне самому наверху холку так намылили, что до сих пор чешусь. Как думаешь от «ОА» избавляться?

Майор с облегчением перевел дух, раскрыл черную папку, которую держал в руке и выложил на стол несколько листов.

– График вывоза авиационного топлива и ракетного окислителя. Справимся в течение недели, если не будет перебоев с транспортом.

Приехав проверить ход работ к последнему из подземных хранилищ, майор понял, что перебоев с транспортом избежать не удалось. У ворот ангара уныло сидел прапорщик, руководивший погрузкой «ОА».

– А мне сегодня, товарищ майор, транспорта не выделили…

– Сам вижу. По этому поводу, Фролов ты и нажрался?

– Так только по сто грамм, для запаха.

– Смотри, допрыгаешься!

– Куда уж дальше прыгать-то? – вздохнул прапорщик. – Вам в Россию-матушку, а мне – на пенсию.

– Ладно, проехали. Много не успели отгрузить?

– Это как посмотреть. Больше тысячи емкостей уже улетели, а около четырехсот пока под землей.

Из-за пригорка появился матрос с ведром, из которого виднелись шляпки грибов. При виде начальства он смущенно остановился.

– А чем еще заняться? – начал оправдываться Фролов. – Вот подосиновичков на взлетке насобирали. Знатный супец будет! Может компанию составите, товарищ майор? Мои ребятишки спирта раздобыли…

– А и хер с ним, как говорит наш генерал! – майор уселся рядом с прапорщиком. – Тащи свой спирт!

19

Подполковник усмехнулся, вспомнив, как гульнул в тот вечер и, швырнув окурок с балкона, вошел в комнату. Мысль о том, что в далеком белорусском городке, пусть и не по его вине, под землей осталось больше тонны смертельно опасного отравляющего вещества, давно не давала отставнику покоя.

Последние дни на разоренном аэродроме прошли в дикой спешке. Местным властям не терпелось прибрать к рукам гарнизон, а гражданское население города рвалось перебраться в освободившиеся квартиры военных. В этой суматохе проблема «ОА» окончательно отпала. Фролов, правда, получил приказ заварить стальные ворота ангара.

– Не думаю, что найдутся смельчаки, которые сунутся вниз, – бодро рапортовал прапорщик. – Электричество отрубили, а в темноте даже я туда ни за какие коврижки не полезу.

Подполковник сел в кресло рядом с телефоном и открыл свою старую записную книжку. Жив ли сейчас Егор Фролов? Судя по всему, он должен был давно заработать себе цирроз печени. Впрочем, телефона прапорщика все равно не было и подполковник набрал номер Олега Баглая. Очень хотелось, чтобы на том конце линии никто не ответил, но трубку все-таки сняли. После разговора, занявшего меньше десяти минут, чувство вины, которое терзало отставника последние годы наконец-то ушло. Пусть теперь Баглай дает делу ход или забывает о звонке из Симферополя – ему и карты в руки.

Старый вояка открыл дверцу мебельной секции и достал бутылку «Сумской рябиновой». Если хохлы, что-то и умели делать с умом, так только водку. Отметив окончательное освобождение от прошлого двумя рюмками, подполковник собирался поставить бутылку на место, но не смог встать с кресла. Грудь словно сдавило невидимыми тисками и каждый вдох давался с огромным трудом. Бутылка выпала из ослабевших пальцев и покатилась по ковру. Неотложка, вызванная женой, приехала на удивление быстро, но к тому времени старик был мертв.

20

Ольгу Мишину многие называли просто Оленькой. По всей видимости, из-за небольшого роста и миниатюрной фигуры. В свои двадцать лет она походила на школьницу, а очки делали ее лицо наивным и беззащитным. Работать в городской библиотеке Мишина начала после неудачной попытки поступления в институт культуры.

Девушке не хватило одного балла и ее документы охотно приняли на заочное отделение библиотечного колледжа. Возня с книгами, неожиданно пришлась Ольге по душе. Ей нравилось заполнять читательские формуляры, подклеивать измочаленные переплеты, возиться с организацией тематических выставок. Через полгода Мишина окончательно поняла, что в прошлой жизни была вовсе не бойким массовиком-затейником, а тихой библиотечной крысой. Сообщение матери о решении остаться в библиотеке прозвучало подобно речи Черчилля в Фултоне. Оленька положила начало холодной войне и вынуждена была каждое утро выслушивать полные едкого сарказма речи мамочки.