Время моей Жизни - Сесилия Ахерн

— Миссис Морган? — изумленно переспросила я.

— Помнишь ее? Та американская дама, которую ты угостила шоколадкой. Она предложила мне свою помощь, сказала, что все занесет в компьютер, но в агентстве не хотят раскошеливаться, так что я потихоньку сам это сделаю. Тем более мне особо и заняться больше нечем, — улыбнулся он. — К тому же, как ты знаешь, многое я уже перенес в свой комп. О, ты будешь довольна — я приобрел себе новую модель. — Он показал мне компьютер у себя на столе.

— Но… но… но…

— Да, это ты точно подметила. — Он мягко усмехнулся. — Что тебя удивляет?

— Ничего, просто я, кажется, только сейчас до конца осознала, что я — твоя работа, твое дело. И только я?

— Ты имеешь в виду, стою ли на шухере только у тебя или у кого-то еще? — Он рассмеялся. — Нет, Люси. Я только твой кореш, твой единомышленник, твоя, если угодно, половина. Знаешь старую легенду, что у каждого имеется где-то вторая половинка… вот, это я. — Он неловко взмахнул рукой: — Будем знакомы.

Не знаю, почему это вдруг так потрясло меня, ведь я читала заметку в журнале, там все преподробно описано, есть фотографии. Но я все-таки не могла себе представить, до какой степени это обыденно, лишено магии и малейшего оттенка сверхъестественного. Впрочем, я с пяти лет не верю в чудеса и магию, за что надо сказать спасибо дяде Гарольду. Он уверял меня, будто незаметно украдет мой нос, но, когда под видом носа он продемонстрировал мне свой желтый прокуренный палец, торчащий из его кулака, я не обнаружила никакого сходства.

— А откуда ты знаешь, что именно я — твой человек? Может, где-то сидит сейчас на диване унылый тип по имени Боб, в глубочайшей депрессии поедает бутерброды с шоколадным маслом и гадает — куда к чертям запропастилась его Жизнь. А ты тут со мной по ошибке околачиваешься…

— Я знаю, — просто ответил он. — А разве ты этого не чувствуешь?

Я посмотрела ему в глаза пристально-пристально, и на душе у меня стало тепло. Я тоже знала. Мы были связаны. Каждый раз, глядя на Жизнь в комнате, где кроме нас была еще куча народу, ничего для меня не значащего, я чувствовала, что он думает то же, что и я. Чувствовала, и все.

— Ну а как насчет твоей собственной жизни?

— Мне гораздо лучше, с тех пор как мы с тобой встретились.

— Правда?

— Мои друзья глазам своим не верят. Они считают, что мы с тобой собираемся пожениться, хотя я им сто раз объяснял, что это не так устроено.

Он расхохотался, и на мгновение меня накрыло совершенно дикое чувство — точно он сказал, что уходит от меня, как уходят от своей возлюбленной.

Я отвернулась, не желая, чтобы он заметил мое смущение, и на глаза мне попалась папка с надписью «Люси и Сэмюэль 1986–1996». Довольно тоненькая. В те годы у нас с отцом были нормальные отношения, если можно считать нормой совместный воскресный ланч раз в месяц, когда я приезжала домой из школы. Чем дальше, тем толще становились папки — в пятнадцать лет я была уже почти так же упряма, как он, и мы начали бодаться, — а потом я поступила в университет, дома бывала редко, да и отец мною был вполне доволен, так что папки опять похудели. Самое пухлое досье описывало три последних года. Кроме того, я обнаружила материалы о моих отношениях с остальными родственниками. Но читать их, даже заглядывать туда, мне не хотелось. Зачем? Я уже прожила это время, что-то стерлось из памяти, что-то теперь воспринимается иначе, но в любом случае это уже в прошлом. А Жизнь, не замечая моего настроения, весело и с большим энтузиазмом рассказывал о своих планах.

— Даже когда перенесу все в компьютер, бумаги я сохраню. Я к ним отношусь с нежностью. А ты как думаешь? — Он с улыбкой озирал свой новый офис.

— Я ужасно за тебя рада.

Мне было грустно.

— Я очень рада, что все обернулось к лучшему. — Я печально улыбнулась.

Он тоже слегка погрустнел, улыбка его поблекла.

— О, Люси…

— Да нет, не обращай внимания. Все отлично.

Я приободрилась, надела фальшивую улыбочку, но лучше уж так, чем заявить ему правду.

— Мне надо идти… у меня… встреча. Э-э… мы с ней вместе были в гимназии, потом случайно встретились… Надо мне идти, а то опоздаю.

Он кивнул. Он больше не радовался. Ветер, наполнявший его паруса, стих.

— Да, я понимаю.

Мне вдруг стало погано, мне стало мерзко и неловко.

— Может, ты выпьешь с Доном? Возьмешь и выпьешь… сегодня? Вечером? А?

Он грустно на меня поглядел и покачал головой.

— Нет, это не самая лучшая мысль.

— Ну почему?

— После вчерашнего — не лучшая, Люси.

— А что такого? Ты просто не выпил с ним пива, подумаешь, беда.

— Но он все понял. Ты выбрала Блейка, он об этом знает. Дело не в выпивке. Он знает, что случилось: ты сделала выбор.

— Я не рассматривала это так.

Жизнь пожал плечами:

— Он так это воспринял.

— Ну, какая разница. Вы же все равно остаетесь друзьями.

— Думаешь? А с чего, собственно, ему со мной вожжаться, если ему нужна ты? Вот Блейк хочет тебя, на твою жизнь ему плевать. А Дон… Дон, как ни странно, интересуется твоей жизнью, и твоя Жизнь интересуется им. Забавно, верно?

— Да. — Я слабо усмехнулась. — Я пойду. Поздравляю тебя и очень за тебя рада на самом деле. — Мне не удалось скрыть грусть в голосе.

И я ушла.

По дороге купила баночку кошачьих консервов и «Фермерский пирог» в упаковке для микроволновки. Выйдя из лифта, я остановилась как вкопанная, а потом инстинктивно сделала шаг назад. У дверей моей студии стояла мама, прислонясь к стене, и похоже, она уже давно ждет меня здесь. Но в ту же секунду я осознала — случилось что-то очень плохое — и бросилась к ней.

— Мама! — Она посмотрела на меня, и лицо ее страдальчески искривилось. — Мамочка, что случилось?

Она всхлипнула и шагнула ко мне. Я обняла ее и нежно погладила по спине, а она тихонько расплакалась.

— Что-то с отцом, да?

Она расплакалась еще горше.

— Он умер, умер?!

— Умер? — Она перестала плакать и в ужасе взглянула на меня. — Кто тебе сказал?

— Сказал? Никто мне ничего не говорил. Но ты плачешь, а я никогда не видела, чтобы ты плакала.

— Ох нет, он жив.

Мама достала крошечный носовой платок и снова заплакала.

— Но все кончено. Между нами все кончено.

Глубоко потрясенная, я одной рукой обнимала ее, а другой торопливо открыла дверь в квартиру. Мы вошли, и я невольно порадовалась, что ковер чист и я ввинтила лампочку в ванной. Мистер Пэн, услышав наши голоса еще на лестничной клетке, как безумный вертелся под ногами, всячески выражая свое одобрение, что я наконец вернулась. Дома попахивало, и я поспешила открыть окно.