Белое движение. Исторические портреты - А. Кручинин

Но ничего этого не произошло. Благодаря повороту на Кубань (повторим: возможно, и оправданному в тот момент из-за преобладания в составе армии «кубанского» элемента), Добровольческая Армия вплоть до конца 1918 года оставалась региональной силой с общегосударственными задачами. Выхода в неказачьи области не получилось, соединение с появившимся на Волге новым антибольшевицким фронтом стало фактически нереальным.

Что касается «внутренней политики», то Петру Николаевичу удалось наладить нормальную мирную жизнь на территории Войска. Донская земля стала едва ли не самой «старорежимной» территорией бывшей Империи. Многие прибывавшие туда не только из Совдепии, но и с гетманской Украины отмечали порядок, царивший на донских станциях и в городах. Даже либеральная интеллигенция, вовсю трудившаяся для краха Империи, не могла удержаться от умиления жандармом в полной форме, с красным аксельбантом, стоявшим, как и прежде, на железнодорожной станции. Бывший «сатрап» и «фараон» стал теперь символом спокойной и безопасной жизни.

Писатель, «петербургский казак» Петр Краснов, безусловно, идеализировал казачество, его прошлое и роль в исторических судьбах России, но, может быть, именно такой человек и нужен был в это время на Дону? Трибун, но не пустобрех-оратор, а человек с яркими, зримыми свидетельствами личного героизма, с определенным авторитетом («царский, боевой генерал, георгиевский кавалер»), который мог напомнить казакам о прошлом, вложить им в головы мысль об их избранности. Из его уст казаки могли принять слова: «честь обязывает, казачья слава повелевает». Краснов пытался заново привить казакам понятие об их исключительной роли для России, определяющем значении в ее истории:

«Россия ждет своих казаков, - говорил Донской Атаман. - Близится великий час. Наступает славное время... Помните дедов своих под Москвой и Великий Земский Собор в 1613 году. Кто вслед за Галицким дворянином подошел к столу, где сидел князь Пожарский, и положил записку [в пользу избрания на царство Михаила Федоровича Романова]? То был Донской Атаман».

Вместе с этим П. Н. Краснов определенно высказывался за автономию (но не отделение от России!) Дона. Он призывал казаков стать в авангарде тех, кто пойдет освобождать Москву от новых изменников, утверждая, что в этом их историческая миссия. Но после этого, согласно красновской политике, казаки должны отойти в сторону и не вмешиваться во внутренние дела «Русского государства», предоставляя ему самому решать вопросы о форме власти и т. д. Предполагалось возвращение к ситуации XVI-XVII веков: «Здравствуй, Царь, в Кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону».

«Отсутствие общеимперской власти, свергнутой революцией, - мотивировалась позднее необходимость обращения к «седой старине», - ощущалось окраинами гораздо сильнее, чем это представлялось многим в контрреволюционном лагере в 1918 году. Идея свободного волеизъявления русского народа гораздо слабее выражала единство окраин и центра, чем исторические символы, отражавшие единство Руси, возродившейся из великой смуты XVII века.

Резко порывая с революцией, ген[ерал] Краснов этим совершенно не рвал с Россией, но избранный им путь вел от освободившихся окраин к центру. Воссоздание же окраин требовало для их собственного укрепления их местного патриотизма. Замена его общеимперским патриотизмом требовала общепризнанного авторитета, а в разрухе 1918 года он был потерян. Его нужно было найти».

Усилия Петра Николаевича и его сотрудников не пропали даром. В Донском Войске начался сильный всплеск местного патриотизма, что всегда бывает в молодых государственных образованиях. Местный патриотизм пробудил казачество, подвиг его к государственному строительству и активной работе. Для офицера же Добровольческой Армии все это было странно и непонятно: для него была Донская Область, были казаки - четвертые полки кавалерийских дивизий и штабная конница... и все. Добровольческий офицер не мог, хотя бы в силу своего образования, всерьез воспринимать разговоры о «пятимиллионном народе», Донской гимн был для него просто хорошей казачьей песней, а Донской флаг символизировал «отпадение» от России, - «Великой, Единой и Неделимой», за которую умирали Добровольцы с бело-сине-красными ленточками на рукавах. Для культурных слоев русского общества были непонятны донские заигрывания, в то время как, воспользовавшись пробуждением «местного», в данном случае донского, патриотизма, можно было вести борьбу с большевизмом. «Великая, Единая и Неделимая Россия» же не говорила народным массам ничего. Общегосударственный патриотизм развит не был. Можно было добровольно драться против большевицких грабежей и разбоев в своем селе, своей волости, в своей губернии, наконец, но дальше - «не наше дело».

Среди важных вопросов, которые вынужден был решать Донской Атаман, была и проблема территориальных границ Всевеликого Войска Донского.

Еще в день вступления в управление Войском Краснов отправил собственноручные письма Гетману Скоропадскому и германскому Императору Вильгельму II. Последнее сообщало о ситуации на Дону и уведомляло, что Войско не находится в состоянии войны с Германией. Также была высказана просьба о приостановке дальнейшего продвижения германских войск на донскую территорию, о признании, впредь до освобождения России от большевиков, Войска Донского самостоятельною республикою, о помощи оружием, взамен чего предлагалось установить правильные торговые взаимоотношения через Украину. В письме Гетману поднимался вопрос о границах между двумя государственными образованиями, причем указывалось на безосновательность претензий Украины на Таганрогский округ, весьма важный для войска, так как на его территории было сосредоточено более 80% полезных ископаемых и промышленных предприятий края.

Уже вечером 8 мая к Атаману прибыла немецкая делегация из Ростова с сообщением, что германские войска не преследуют никаких завоевательных целей, а Таганрогский округ и Ростов были заняты исключительно по сообщению украинцев о принадлежности им этих территорий (это была сущая правда, в кабинете Гетмана висела карта, где территория «Украины» простиралась до Кубани), а ряд станиц Донецкого округа занят по просьбам их казаков, что также соответствовало действительности. Делегаты уведомили о временности пребывания германских войск на донской территории и заверили, что они немедленно оставят ее после восстановления порядка. Тогда же было решено, что германские части в глубь Области продвигаться больше не будут, а появление немецких офицеров и солдат в Новочеркасске возможно только по особому разрешению Атамана в каждом конкретном случае. После налаживания отношений с немцами надо было добиться отказа Украины от территориальных претензий на земли Всевеликого Войска Донского и международного признания.