В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - Юрий Владимиров

…Произошло изменение и в доме нашей хозяйки Марии Шольце. Ее работница – немка Дурочка – вдруг забеременела, и ее куда-то отправили. Ребята говорили, что в этом «виноват» наш вездесущий Леня Маляр. Вместо нее прислали аппетитную хохлушку Галю, с которой раньше «водил любовь» пленный француз из Каменца, в первое время упорно появлявшийся возле нашего двора. Но вскоре Галя стала уделять особое внимание мне: первой здоровалась и пыталась вступить в разговор через проволочную ограду во дворе. А я, смущаясь, отмалчивался.

Между тем Саша Морозов сшил мне новый мундир (китель) со стоячим воротником. Но так как моего материала для этого не совсем хватило, мундир вышел укороченным – в виде ветровки, застегивающейся у пояса. Пуговицы на мундире пришили красноармейские, с пятиконечной звездой, серпом и молотом. Такие же две пуговицы, как бы оставшиеся от погон, Саша пришил на плечах мундира.

Затем у пленного ленинградца Максима Громова я выпросил хранившиеся у него (на всякий случай) изношенные темно-фиолетовые кавалерийские брюки – полугалифе с большими дырками на коленях. Но Саша пришил на них и между брючинами куски брезента, напоминавшие леи кавалериста. Затем он сшил из моих широченных брюк клеш и кусочка черной ткани артиллерийскую фуражку с черным околышем, а кубанку я отдал Ване Трошкову. Теперь не хватало сапог, но Саша нашел у своего хозяина портного Вайдлиха пару голенищ черного цвета и принес их мне. Я надевал эти голенища поверх ботинок, так что со стороны казалось, будто ношу высокие хромовые сапоги. Таким образом, моя одежда стала походить на униформу советского офицера – то ли артиллериста, то ли кавалериста. Однако, чтобы было ясно, что я военнопленный, я аккуратно нарисовал на левой стороне мундира над грудью и сзади красной масляной краской небольшие буквы SU, означавшие мою принадлежность к Советскому Союзу. Моя новая форма понравилась всем нашим девушкам в деревне и даже фельдфебелю.

…Почти до середины января немецкие газеты и власовская газета «Заря» публиковали хвалебные статьи по поводу успешных действий вермахта на Западном фронте. Но вскоре на Восточном фронте Красная армия начала победоносное наступление и перешла границу Германии. Естественно, что в связи с продвижением Красной армии поток беженцев усилился. Немцы стали гнать в глубокий тыл также и военнопленных. Так, в один из первых дней февраля к нам в Цшорнау для ночевки пригнали с востока – со стороны Кёнигсварты колонну советских военнопленных… офицеров, пребывавших раньше в лагере Офлаг в Польше. В этой колонне, сопровождаемой тремя конвоирами, было около 60 человек. Встречать ее вышел комендант лагеря фельдфебель Хебештрайт, захвативший меня с собой в качестве переводчика, а затем поручивший мне сопровождать пленных. Со словами «Прошу вперед во двор!» я раскрыл ворота. Когда колонна вошла, я скомандовал: «Стой!» Колонна остановилась. Затем вместе с фельдфебелем и конвоирами я вошел во двор, закрыт ворота и громко произнес: «Налево!», после чего колонна развернулась ко мне… спиной. Пришлось немедленно исправиться, скомандовал: «Кругом!»

Фельдфебель обратился к прибывшим с речью. Он сказал, что приветствует господ русских офицеров и просит их организованно войти по одному в здание лагеря, где многим из них, к сожалению, из-за отсутствия свободных нар придется ночевать вдвоем на одном ложе с его хозяином. Фельдфебель пообещал и срочно организовал выдачу прибывшим большой порции супа, который специально для них приготовили наши повара.

Среди прибывших были как пожилые и очень солидные люди, перед которыми хотелось встать навытяжку (наверное, они имели звание не менее майора), так и молодые в звании лейтенанта или младшего лейтенанта. Они поднялись по крутой лестнице в нашу казарму, и некоторых из них, сильно ослабших, пришлось при этом поддерживать.

Наши ребята встретили офицеров очень хорошо: разобрали их по своим нарам, стали расспрашивать и угощать едой и куревом. Повара принесли в баках густой суп, а мы варили на печке в больших тазах кашу из размолотой пшеницы. Все офицеры оказались страшно голодными, так как жили в Офлаге на мизерном пайке и не имели возможности организовать себе дополнительную еду. Кое-кто из них сожалел, что во время регистрации не сообразил записаться рядовым, но многие принципиально не отказались от своего звания.

Утром повара снова накормили офицеров супом, и они, выстроившись во дворе, отправились под конвоем в сторону Каменца. Я долго смотрел вслед удалявшейся колонне, вытянувшись по стойке «смирно» и отдавая офицерам честь. В этот день на работу мы направились значительно позже, чем в обычные дни, так как поварам пришлось потратить много времени для приготовления супа «гостям».

В начале января печать и радио Германии с восторгом известили, что «специальное подразделение начало наносить по Англии, особенно по Лондону, удары возмездия ракетами Фау-2, заменившими беспилотные самолеты Фау-1». Эти ракеты должны были обеспечить верную победу над врагом. Но в ответ английские и американские самолеты стали осуществлять главным образом ковровые бомбардировки немецких городов, вместо точечных. Центр Берлина был практически разрушен.

Но нам, военнопленным, находившимся в Цшорнау и Каменце, расположенных в 30–35 километрах северо-восточнее Дрездена, одного из самых красивых городов Германии, пришлось быть свидетелями, как этот город ночью 13 и днем 14 февраля авиация союзников фактически стерла с лица земли. Англичане бомбили город ночью дважды, оба раза по часу, а днем – 10 минут – американцы.

В ночь на 13 февраля мы были разбужены воем пролетавших над Цшорнау самолетов и ревом сигнала воздушной тревоги. Часовые выгнали нас в окопы, где мы просидели до рассвета. 15 февраля фельдфебель Хебештрайт попросил, чтобы я выбрал из пленных 20 наиболее крепких товарищей, согласных поехать с ним и конвоиром в Дрезден для выполнения там очень тяжелых работ. Желающих поехать набралось даже в избытке.

В кузове мы разместились на скамейках, под ними имелись ломы, топоры, кувалды, кирки, лопаты и другой инструмент, а также рабочие рукавицы. Через час все грузовики прибыли на место, где еще позавчера был центр прекрасного города. Мы увидели одни руины, из-под которых еще шел дым и поднимался запах гари и крови. В завалах копошились спасатели, извлекавшие трупы женщин, детей, стариков и даже военных. Наши машины, с трудом переехавшие один из уцелевших, но сильно поврежденных бомбами мостов через Эльбу, направили к Главному железнодорожному вокзалу. От него тоже остались лишь огромные кучи кирпича, бетона, битого стекла, куски листового железа, развороченные фермы и балки, железнодорожные рельсы, фрагменты вагонов и другие обломки. Что-то еще продолжало гореть, и пожарные пытались тушить огонь. Было много копоти и очень пыльно. Царило зловоние.