Три зимовки во льдах Арктики - Константин Бадигин

Загремели аплодисменты. На усталых лицах моих товарищей засияли улыбки - Мы - почетные полярники! Только тот, кто работает в Арктике, знает, как высоко ценится это звание людьми Севера. Оно - реальное признание особых заслуг перед родиной, красноречивое свидетельство инициативы, стойкости, воли. И если такими наградами отмечена работа нашего экипажа, - это означает, что Москва высоко ценит нашу деятельность.

А наутро корабль расцветился гирляндами праздничных флагов. Серебристый свет полной луны, выплывшей из-за облаков, озарил трепещущие флаги, обледеневший корабль, гряды торосов. Рубиновая звезда на гротмачте и голубой луч прожектора дополняли иллюминацию. Искрился снег, колебались длинные черные тени, в вышине мерцали крупные звезды, и все вокруг было необыкновенно красиво.

Но к 11 часам тучи снова заволокли небо, и «Седов» окунулся во мрак. Только наш прожектор сверкал в тумане, и миллиарды снежинок вились в его луче, словно клубы дыма.

У трапа на льду строились люди. Было холодно - ртуть в термометре упала до минус 27 градусов. Свежий ветер трепал заиндевевшие знамена и вымпелы. Потрескивали смолистые факелы. Мы уходили на демонстрацию.

В прошлом году в октябрьской демонстрации участвовало 217 человек. Первого мая на лед вышло 33 зимовщика. Теперь нас было всего пятнадцать. Совсем крохотной горсточкой сгрудились мы вокруг четырехметрового ропака, на вершине которого пылали два факела. Поднявшись на вершину, я оглядел демонстрантов, закутанных в теплые шарфы. Они поеживались от пронизывающего ветра. И все-таки чувствовалось праздничное настроение.

После короткой речи я провозгласил:

- За нашу любимую родину!..

В колеблющемся свете факелов тускло блеснули карабины, вскинутые к черному, слепому небу, и гулкий залп потряс льды.

- За партию! - продолжал я.

И опять надо льдами прогремел залп.

- За дружбу народов СССР!

Снова грянул залп.

- За доблестную Красную Армию!

Еще залп.

- За Сталина!

Пятый залп прокатился над ледяным полем и замер вдали. Построившись в ряды, мы запели и четким шагом промаршировали к кораблю. Навстречу нам неслись звуки марша, - Александр Александрович уже настроился на волну радиостанции имени Коминтерна и включил репродукторы.

Москва шла на демонстрацию. Мы слышали гул ее площадей, плеск аплодисментов, песни демонстрантов, приветственные лозунги. Мы слышали цокот копыт, рев танков, фырканье автомобилей. Мы слышали полную силы и воли речь наркома обороны, который с уничтожающей иронией говорил о провокациях неумных японских генералов, которые хотели у озера Хасан «без драки попасть в большие забияки» и были жестоко биты.

Сердце радовалось за нашу могучую родину, превращенную героическими усилиями народа, партии, Сталина и его соратников в неприступную крепость. И когда из репродукторов донесся звон оркестров и послышался ритмический грохот парада, нам так хотелось не только слышать, но и видеть воочию этот триумф Победоносной армии...

Праздник на корабле закончился большим вечером самодеятельности. Наши бывшие пограничники Соболевский и Буторин делились воспоминаниями о своей службе на рубежах. Потом доктор декламировал стихи о пограничнике Коробицыне, павшем смертью героя на финской границе. Радисты беспрерывно таскали из рубки объемистые пачки приветственных телеграмм, которые тут же торжественно зачитывались вслух. Всего мы в этот день получили около ста поздравлений. Приветствовали нас не только организации и родственники, но и совершенно незнакомые люди: Андрей Георгиевич, например, получил восторженное поздравление от группы военных моряков, начинавшееся с многозначительного адреса: «Арктика, штурману белых пятен Ефремову». Он с большой гордостью принял этот неожиданный титул.

Буйницкому прислала поздравление какая-то таинственная незнакомка, которая подписалась одним именем - Тамара. Наш молодой, научный работник был несколько сконфужен этим обстоятельством, но вскоре ободрился, увидев, что и все остальные получили пачки таких телеграмм. Видимо, на берегу за этот год мы приобрели много новых друзей. Наш праздничный вечер затянулся далеко за полночь. Мы развеселились, и под конец даже Андрей Георгиевич отважился продемонстрировать свои вокальные способности. Под аккомпанемент гитары он спел лирическую песенку о девушке с голубыми глазами и о море, которое горит бирюзой.

В заключение праздничной программы предполагалось посмотреть лунное затмение, которое природа приурочила к 7 ноября. Но, к сожалению, этот «просмотр» не состоялся: тучи скрыли от нас луну, и о начале затмения мы догадались только потому, что небо потемнело еще сильнее.

В вахтенном журнале «Седова» появилась лишь лаконичная запись:

«23 часа. Сплошная облачность не позволяет наблюдать лунное затмение.

24 часа. Стало значительно темнее...»

7 ноября наши координаты 85°00',5 северной широты, 128°07' восточной долготы. Мы, наконец, перевалили через заветную 85-ю параллель, на подступах к которой наш корабль дрейфовал больше месяца.

Месяц авралов

Надо было ждать чего-то необыкновенного.

Никогда еще барометр не падал так упорно и зловеще.

Никогда еще южные ветры не дули с такой стремительностью.

Никогда еще мы не мчались к полюсу с такой быстротой и с таким постоянством.

И даже хладнокровный Андрей Георгиевич вздыхал и поднимал кверху свои худые, острые плечи, занося в вахтенный журнал очередные записи:

«8 ноября. 85°05',5 северной широты, 128°13' восточной долготы. Ветер с юго-юго-востока усилился до 5 баллов.

9 ноября. 85°10',7 северной широты, 128°23' восточной долготы. 20 час. 25 мин. Началась пурга.

11 ноября. 85°31',0 северной широты, 126°57' восточной долготы. Барометр падает. Метель и пурга. Ветер переходит к востоко-юго-востоку. 7 баллов».

Под черным небом, затянутым тучами, огромные холмистые ледяные поля, увлекаемые ветром, мчались все дальше и дальше на северо-запад, с каждым днем набирая скорость. За четверо суток они проделали больший путь, чем за месяц дрейфа. И вместе с ними плыл пароход «Георгий Седов» - маленькая железная коробочка, затерянная среди ледяных скал. Движущиеся льды теперь таили в себе ни с чем не сравнимую кинетическую энергию. Взяв бешеный разгон, они, казалось, были готовы лезть напролом до берегов Гренландии, опрокидывая все препятствия.

Но, невзирая на всю свою массивность и монолитность, дрейфующие льды необыкновенно чутко реагируют на вмешательство посторонней силы. И достаточно в такой критический момент ветру отойти на несколько румбов, чтобы исполинская энергия, накопленная льдами, быстро обратилась против них самих: гигантские поля многометрового пака сойдутся, столкнутся лбами, поднимутся на дыбы, раздробят, сотрут в порошок друг друга. Весь океан забурлит, застонет, покроется обломками. Так будет продолжаться до тех пор, пока энергия, накопленная льдами, не иссякнет. А потом морозы снова скуют океан, и все успокоится до новых ветров, пока не возобновится этот извечный круговорот.