Графиня де Монсоро - Дюма Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вот и нет… Я знаю, – ответил Горанфло. – Ну и удивлю же я вас!
– А что ты знаешь?
– Он едет в Авиньон, потому что его святейшество папа послал в Авиньон легата, которому доверил все полномочия.
– Добро, – сказал Шико, – все ясно… А мулы?
– Мулы устали; они их продали кузнецу, а тот хочет перепродать францисканцам.
– За сколько?
– По пятнадцати пистолей за голову.
– На чем же они поехали?
– Купили лошадей.
– У кого?
– У капитана рейтаров, он занимается здесь ремонтом.
– Клянусь святым чревом, куманек! – воскликнул Шико. – Ты драгоценный человек, только сегодня я тебя оценил по-настоящему!
Горанфло самодовольно осклабился.
– Теперь, – продолжал Шико, – заверши то, что ты так прекрасно начал.
– Что я должен сделать?
Шико спешился и вложил узду своего мула в руку Горанфло.
– Возьми наших мулов и предложи их обоих францисканцам за двадцать пистолей. Они должны отдать тебе предпочтение.
– И они мне его отдадут, – заверил Горанфло, – иначе я донесу на них ихнему аббату.
– Браво, куманек, ты уже образовался.
– Ну а мы, – спросил Горанфло, – мы-то на чем поедем?
– На конях, смерть Христова, на конях!
– Вот дьявол! – выругался монах, почесывая ухо.
– Полно, – сказал Шико, – ты такой наездник!
– Как когда, – вздохнул Горанфло. – Но где я вас найду?
– На городской площади.
– Ждите меня там.
И монах решительным шагом направился к францисканцам, в то время как Шико боковой улочкой вышел на главную площадь маленького городка.
Там на постоялом дворе под вывеской «Отважный петух» он нашел капитана рейтаров, распивавшего прелестное легкое оксерское вино, которое доморощенные знатоки путают с бургундским. Капитан сообщил гасконцу дополнительные сведения, по всем пунктам подтверждавшие донесение Горанфло.
Шико незамедлительно договорился с ремонтером о двух лошадях, и бравый капитан тут же внес их в список павших в пути. Благодаря такому непредвиденному падежу Шико смог заполучить двух коней за тридцать пять пистолей.
Теперь оставалось только сторговать седла и уздечки, но тут Шико увидел, как из боковой улицы на площадь вышел Горанфло с двумя седлами на голове и двумя уздечками в руках.
– Ого! – воскликнул гасконец. – Что сие означает, куманек?
– Разве вы не видите? – ответил Горанфло. – Это седла и уздечки с наших мулов.
– Так ты их удержал, преподобный отче? – сказал Шико, расплываясь в улыбке.
– Ну да, – сказал монах.
– И ты продал мулов?
– По десять пистолей за голову.
– И тебе заплатили?
– Вот они, денежки.
И монах тряхнул карманом, в котором дружно зазвякали всевозможные монеты.
– Клянусь святым чревом! – воскликнул Шико. – Ты великий человек, куманек.
– Такой уж, какой есть, – с притворной скромностью подтвердил Горанфло.
– За дело! – сказал Шико.
– Но я хочу пить, – пожаловался монах.
– Ладно, пей, пока я буду седлать, только смотри не напейся.
– Одну бутылочку.
– Идет, одну, но не больше.
Горанфло осушил две, оставшиеся деньги он вернул Шико.
У Шико мелькнула было мысль не брать у монаха эти двадцать пистолей, уменьшившиеся на стоимость двух бутылок, но он тут же сообразил, что если у Горанфло заведется хотя бы два экю, то он в тот же день выйдет из повиновения.
И гасконец, ничем не выдав монаху своих колебаний, взял деньги и сел на коня.
Горанфло сделал то же с помощью капитана рейтаров, тот, будучи человеком богобоязненным, поддержал ногу монаха; в обмен за эту услугу Горанфло, устроившись в седле, одарил капитана своим пастырским благословением.
– В добрый час, – сказал Шико, пуская своего коня в галоп, – вот молодчик, которому отныне уготовано место в раю.
Горанфло, увидев, что его ужин скачет впереди, пустил свою лошадь вдогонку; надо сказать, что он делал несомненные успехи в искусстве верховой езды и уже не хватался одной рукой за гриву, другой за хвост, а вцепился обеими руками в переднюю луку седла и с этой единственной точкой опоры скакал так быстро, что не отставал от Шико.
В конце концов он стал проявлять даже больше усердия, чем его патрон, и всякий раз, когда Шико менял аллюр и придерживал лошадь, монах, который рыси предпочитал галоп, продолжал скакать, подбадривая своего коня криками «ур-ра!».
Эти самоотверженные усилия заслуживали вознаграждения, и через день вечером, немного не доезжая Шалона, Шико вновь обнаружил мэтра Николя Давида, переодетого лакеем, и до самого Лиона не упускал его из виду. К вечеру восьмого дня после их отъезда из Парижа все трое проехали через городские ворота.
Примерно в этот же час, следуя в противоположном направлении, Бюсси и супруги Сен-Люк, как мы уже говорили, увидели стены Меридорского замка.
Глава XXX
О том, как Шико и его товарищи обосновались в гостинице «Под знаком креста» и какой прием им оказал хозяин гостиницы
Мэтр Николя Давид, все еще переодетый лакеем, направился к площади Терро и остановил свой выбор на главной городской гостинице с вывеской «Под знаком креста».
Адвокат вошел в гостиницу на глазах у Шико, и гасконец некоторое время наблюдал за дверями этого заведения, дабы удостовериться, что его враг действительно там остановился и никуда от него не уйдет.
– Ты не возражаешь против гостиницы «Под знаком креста»? – спросил он у своего спутника.
– Никоим образом, – ответил тот.
– Тогда войди туда и попроси отдельную комнату, скажи, что ждешь своего брата; так оно у нас и выйдет: ты будешь ждать меня на пороге, а я погуляю по городу и приду только поздно ночью. Ты со своего поста будешь следить за постояльцами и хорошенько изучишь план дома, а потом встретишь меня и проведешь в нашу комнату так, чтобы мне не пришлось столкнуться с людьми, которых я не хочу видеть. Ты все понял?
– Все.
– Комнату выбери просторную, светлую, с хорошими подходами и, по возможности, смежную с комнатой того постояльца, который только что прибыл. Позаботься, чтобы окна выходили на улицу и я мог бы видеть, кто входит и выходит из гостиницы; имени моего не произноси ни под каким предлогом, а повару посули златые горы.
Горанфло прекрасно выполнил это поручение. Комната была выбрана, ночь наступила, а с наступлением темноты появился и Шико, Горанфло взял его за руку и отвел в снятую им комнату. Монах, глупый от природы, был все же хитер, как все церковники, он указал Шико на то обстоятельство, что хотя их комната и расположена по другой лестнице, чем комната Николя Давида, она имеет с последней смежную стену – простую перегородку из дерева и известки, которую при желании легко можно продырявить.
Шико слушал монаха с неослабным вниманием, и присутствуй при этом посторонний наблюдатель, который мог бы видеть и говорившего и слушавшего, он бы заметил, что лицо гасконца постепенно прояснялось. Когда монах закончил свою речь, Шико сказал:
– Все, что ты мне сейчас сообщил, заслуживает вознаграждения. Сегодня вечером, Горанфло, ты получишь херес, да, херес, черт возьми, не будь я твой друг-приятель.
– Мне еще ни разу не приходилось быть пьяным от хереса, – признался Горанфло, – это должно быть необычайно приятное состояние.
– Клянусь святым чревом! Ты познаешь его через два часа. Это говорю тебе я, Шико, – пообещал гасконец, вступая во владение комнатой.
Шико вызвал к себе хозяина гостиницы.
Может быть, кому-то покажется, что рассказчик этой истории, следуя за своими героями, слишком часто посещает гостиницы. На это рассказчик ответит, что не его вина, если эти герои, одни – выполняя желание возлюбленной, другие – скрываясь от королевского гнева, едут на север и на юг. Попав в эпоху, промежуточную между античной древностью, когда постоялых дворов не было, так как их заменяло братское радушие людей, и современностью, когда постоялый двор выродился в табльдот, автор был вынужден останавливаться в гостиницах, где происходят важные события его романа. Заметим, что караван-сараи нашего Запада в те времена подразделялись на три вида: гостиницы, постоялые дворы и кабачки. Этой классификацией не следует пренебрегать, хотя сейчас она во многом утратила свое значение. Обратите внимание, что мы не упомянули превосходные бани, которым в наши дни не создано ничего равноценного, бани, завещанные Римом императоров Парижу королей и унаследовавшие от античности многообразные языческие наслаждения.