Переворот - Валентин Егоров

* * *

Утром к страдающей и тоскующей по потере родных и близких моей душе присоединилась страшная головная боль из-за количества выпитого виски прошлой ночью. Полковник Герцег, впервые за время общения со мной, из-за своей головной боли не смог подняться на ноги и явиться на утренний доклад в мой кабинет. И это только при трех выпитых до дна бокалах виски! Сейчас я не помнил, был или не был вчера Филипп, но и он без уважительной причины отсутствовал этим утром. Звонила Поли, хотела сказать, что выезжает на летучку, но по ее шалым глазам и криво намакияженому лицу можно было с большой уверенностью сказать, что до завтрашнего утра ни один мужик эту бабенку в глаза не увидит. Но она все же оказалась старательным и исполнительным сотрудником, она сумела изыскать дополнительный резерв физических сил, чтобы найти и взять разговорник в собственные руки, перезвонить любимому начальнику, это ее обычное выражение, на которое я никогда обращал внимания, чтобы он зря не беспокоился. А то сидишь тут дрожащим, как сережка ольхи, на шатком кухонном табурете, того и гляди, что свалишься с него на пол, а приходится ждать, вдруг какой-либо ненормальный псих приедет этим утром, чтобы переговорить и обсудить с тобой важные государственные дела.

Только я собрался упасть с табурета, чтобы гномы охранники отнесли меня в спальню, где я мог бы не видеть больше эту нахальную Сашкину морду, который что-то опять пил, зажевывая питие соленым огурцом, как сообщили о прибытии генерала Мольта. У меня в голове, аж, все перевернулось, ведь помимо того, что страшно страдала душа и болела голова, я потерял возможность общения с людьми человеческим языком, то есть не мог говорить. Я вчера хотел выпить бокал виски, чтобы притупить душевную боль из-за потери Лианы, дочери и тещи, чтобы затем в тишине и одиночестве подумать о новой цели в жизни, но все сложилось не так, как предполагал. Услышав о моем горе, друзья, приятели, соратники без приглашений примчались ко мне, чтобы дружеской рукой поддержать меня в трудную минуту жизни, не дать впасть в вакуум одиночества, вывести из образовавшегося жизненного тупика на простор всего братства и товарищества. Они помогли мне понять, что это действительно страшная беда и потеря, когда гибнут твоя дочь, жена и теща, но эту беду они всем сердцем хотели разделить со мной, взять на свои плечи часть моего горестного бремени. Я хорошо понимал, что и мой адъютант полковник Александр Хлыщ совершенно не желал напоить меня и моих друзей до икоты в животах, чтобы они на следующий день были бы в не рабочем состоянии, он хотел бы, чтобы я забылся и эту трудную для меня ночь провел с друзьями приятелями. Но и у него, как у многих других людей, в жизни имелась маленькая слабость, парень любил немного выпить!

Когда генерал Мольт с Министром обороны Империи, странно, никто мне не докладывал о приезде Гийома, видимо, когда размышлял о Сашке, то, вероятно, прослушал информацию об его приезде, вошли на кухню, я так и не сумел добраться до столовой залы. Теперь я сидел спиной облокачиваясь на стену, по бокам выстроились два сейфа-амбала, небольшого росточка, то были гномы десантники Герцега, а спереди стоял здоровый кухонный стол, так что, по мнению Сашки, падать больше мне было просто некуда. На фоне свежего лица Министра обороны, которое до бровей заросло густой бородой, генерал Мольт выглядел весьма и весьма болезненно и бледно. Сашка глубоко и горестно вздохнул, увидев различия в фигурах и в выражениях лиц обоих наших посетителей, один из которых был маленьким и толстым, а другой — тонким, как щепка, и весьма высоким человеком, что хорошо наблюдалось на фоне гнома, но почему-то с ужасным и ярко зеленым лицом.

Когда оба высокопоставленные чиновники уселись за кухонным столиком напротив меня, адъютант не слушая моего протестующего подвывания, ведь пользоваться языком я пока еще не мог, достал четыре больших бокала и расставил их правильным ромбом перед нами на столе. В этот момент послышалось сожалеющее цоканье языком со стороны моих подпорок охранников, парни отлично понимали, что последует после этой процедуры сервировки стола, и выражали свое личное сожаление по поводу того, что о них забыли. Сашка обладал безукоризненным слухом, он всегда слышал сплетню, запущенную в другой стороне особняка, и безотлагательно докладывал ее мне. Разумеется, он должен был каким-либо образом отреагировать и на это приглушенное возмущение, Хлыщ задумался на секунду и полез в небольшой шкафчик, откуда достал две металлические стопки, которые со звоном встали перед маленькими амбалами. По своему объему стопки в два раза были меньше бокалов. По моему мнению, Сашка и в этом вопросе оказался прав, гномы использовались в качестве моих подпорок во внеслужебное время, поэтому имели право на выпивку, но так как они были рядовыми десантниками, а мы офицерами, то и размер посуды находился в строгой зависимости от этого положения. К слову сказать, живые подпорки больше протестующе не цокали языками, они, видимо, согласились с невыраженным вслух мнением адъютантом принца консорта, но мои партнеры Гийом и Мольт смотрели на эту пантомиму широко раскрытыми от удивления глазами.

К тому же их впервые принимали не в столь торжественной обстановке, как на кухне, где царствовали запахи только что приготовленных блюд, от которых генерал Мольт едва сдерживал себя и зеленел на наших глазах. Когда зелень перешла даже на ладони его рук, то доброе сердце моего адъютанта не выдержало этого вида страданий нашего генерала, и он плесканул десять капель янтарного виски в бокал, уже вытянувшийся по стойке смирно перед Мольтом. Генерал Мольт держался и действовал на полном автомате. Его тело тряслось в ознобе лихорадки, а собственная рука, действуя абсолютно по собственным убеждениям, схватила бокал. Гийом попытался перехватить эту предательницу руку, чтобы не дать генералу принять, как он полагал, смертельную дозу янтарного яда. А Мольт лихо опрокинул содержимое бокала в свою бездонную глотку. Через мгновение генерал Мольт начал стремительно синеть, в прямом смысле этого слова, все открытые места его тела, лицо, шея и руки на наших глазах приобретали ярко выраженный синий оттенок. В этот момент мы все подумали, что Гийом был прав, и генерал кончается, даже живые подборки шевельнулись и снова сожалеюще зацокали языками. Они ведь тоже были людьми, правда, несколько маленького роста, и сожалели по поводу предстоящей кончины моего хорошего друга.

Один только Александр Хлыщ не дрогнул и спокойно наблюдал за перипетиями, приходящими с генералом Мольтом. Он даже взял генеральское запястье в свои руки и с видом профессионального врача стал изучать пульс генерала. Когда он почувствовал, что все люди, находившиеся на кухне, с уважением смотрят только на него, Сашка небрежным движением руки отпустил генеральское запястье. Вот тут то он немного переиграл, если бы не сделал этого, то навсегда приобрел бы славу медицинского светила по моментальному излечению людей от алкоголизма. Но Сашка не был бы Сашкой, если вел и поступал, как все нормальные люди вокруг. Вот он и склонился к голове генерала Мольта, пальчиками поднимая веко его правого глаза, чтобы по расширению глазного зрачка еще раз убедиться, что антиалкогольная порция виски принята пациентом вовремя и действует соответствующим лечебным образом. Разумеется, именно в этот момент генерал превратился в нормального человека со всеми присущими ему страхами и рефлексами. Мольт, увидев Сашкино зверское лицо и почувствовав, что этот гад пытается лишить его правого глаза, рефлекснул и с размаху врезал кулаком по этой противной роже. Все это оказалось полностью неожиданным не только для самого Александра Хлыща, моего боевого адъютанта и бравого полковника, но и для всех нас, которые находились в данный момент на кухне. Хлыщ абсолютно спокойно воспринял удар кулаком в свое лицо, чуть замедленно выпрямился и, широко раскинув руки, словно ласточка в свободном полете, полетел по кухне, постепенно снижаясь.

Этот полет мог бы продолжаться относительно долго, но никто не отменял закон земной гравитации, масса и вес Сашкиного тела была довольно-таки значительной, вот его тело громко приземлилось у противоположной стены, чуть-чуть не дотянув до нее самой. Мои живые подпорки слева и справа снова шевельнулись и, пока все другие люди внимательно наблюдали за полетом тела моего адъютанта, взяли в руки по бокалу с виски, один мой, а другой Гийома, и хряпнули их с усердием и старанием бывалых воинов. Когда тело Сашки, в конце концов, приземлилось, Гийом с трудом оторвался от этого увлекательного зрелища и глазами попытался разыскать свой бокал, чтобы принять эту живительную порцию янтарного снадобья, но ему оставалось довольствоваться, как и мне, металлической стопкой. Я почувствовал, как эта огненная вода мощным потоком согревающего тепла растеклась по моему телу, собрало воедино нейроны нервной системы, организовало работу головного мозга.