Убийства — мой бизнес - Фридрих Дюрренматт

— Месье комиссар…

Гремилли обернулся и не сразу узнал эту неброскую, бесцветную женщину.

— Что случилось, мадам Суже?

— Мне необходимо с вами поговорить.

Видя, что она чем-то сильно взволнована, он предложил:

— Что мы с вами остановились посреди улицы, давайте зайдем куда-нибудь и что-нибудь выпьем, а?

— Да, пожалуйста.

Они зашли в первое попавшееся кафе. В этот час зал был почти полон, но, к их счастью, один из столиков освободился, и Гремилли, не колеблясь, завладел им, заставив своим суровым взглядом ретироваться парочку.

— Садитесь, мадам. Что вам заказать?

— Я не знаю. Что-нибудь.

— Фруктовый сок?

— Да-да, фруктовый сок.

Он заказал фруктовый сок и белый чинзано. Когда все было на столе, комиссар подался вперед:

— Итак, мадам?

— Я только что слышала ваш разговор с мужем…

«Решительно, — подумал Гремилли, — у жен моих свидетелей вошло в привычку стоять и подслушивать под дверью».

— Действительно?

— Мне хотелось знать, что он скажет, понимаете?

— А? Очень хорошо понимаю.

— Он обманул вас, месье комиссар.

— Ваш муж?

— Да.

— В чем обманул?

— В отношении Элен Арсизак.

— А поконкретнее нельзя?

— Он вовсе не думает о ней так, как сказал вам. Это недобрая была женщина, причинявшая людям только зло.

— Как вы думаете, мадам, почему он скрыл от меня свое истинное отношение к Элен Арсизак? К чему эта ложь?

— Потому что он боится…

— Боится?

— …Что вы можете узнать о том, что она была его любовницей.

Новость буквально ошарашила Гремилли, которому понадобилось немало усилий, чтобы скрыть свое крайнее удивление.

— Вы в этом уверены?

Она пожала плечами.

— Вы прекрасно понимаете, что мне не доставляет ни малейшего удовольствия сообщать подобное.

— Допустим. А вашему мужу известно, что вы в курсе его похождений?

— Да. Впрочем, с этим покончено еще несколько месяцев назад.

— А вы откуда, простите, это знаете?

— Он во всем мне признался.

— Надо же! А я и не думал, что у ветреных мужей принято делиться с женами своими маленькими тайнами!

— Альберт чувствовал себя загнанным в мышеловку.

— Это как?

— Он хотел с ней порвать. Вы понимаете, месье комиссар, вначале эта связь льстила ему… Ну как же! Самая красивая женщина Перигё, да к тому же жена его политического противника. Это ему вскружило голову. Месье комиссар, я хоть не красавица, но, оказывается, мой муж любит меня и не захотел расставаться со мной из-за какого-то увлечения. Когда он дал понять этой мерзавке, что между ними все кончено, она начала его шантажировать.

— Каким образом?

— Угрожала Альберту, что, если он ее бросит, она придет ко мне и расскажет все, что между ними было. В конце концов, однажды вечером муж покаялся передо мной. С этого момента Элен Арсизак была бессильна что-либо сделать, чтобы разлучить нас. Я ей написала письмо.

— Она ответила?

— Нет. А что она могла мне ответить? Месье комиссар, вы не расскажете Альберту, если еще раз с ним встретитесь, о том, что сейчас от меня услышали?

— Даю слово, при условии, разумеется, если я не буду вынужден это сделать в интересах следствия, хотя, как мне кажется, в этом не будет необходимости.

— Спасибо.

Гремилли заказал еще себе чинзано и фруктовый сок для мадам Суже, которая заметно повеселела. Полицейскому необходимо было какое-то время, чтобы подумать. Не каждая станет открыто объявлять, что обманута. Мадам Суже говорила правду. С этой минуты образ мадам Арсизак начинал приобретать реальные очертания — образ, который, наверняка, окажется горькой пилюлей для судебного следователя.

— Мадам, я прошу прощения, но не все в вашем рассказе мне понятно…

— Что именно?

— Каким образом мадам Арсизак и ваш муж могли встретиться?

— В этом я сама виновата.

— Как так?

— Я с ней познакомилась на организованной ею благотворительной распродаже товаров, выручка от которой должна была пойти на благоустройство детских яслей. Она была очень мила со мной, говорила, что торговля лекарственными травами — древняя и благородная профессия, ну и так далее, в общем, все, что в таких случаях обычно говорят. Я представила ей Альберта, и, когда он отправился в буфет, чтобы купить там что-нибудь для нас, она пошутила насчет того, что, мол, с таким симпатичным парнем ухо надо держать востро. Я, наивная, подумала, что она действительно шутит, и стала ее уверять, что здесь мне бояться нечего, так как мой муж ко мне очень привязан, и что наш союз никогда подобным не омрачался.

— А потом?

— А потом я поняла, что мои признания подзадорили ее. На следующий день она пришла в магазин и описала в мельчайших подробностях Альберту все свои так называемые болезни. Я этому не придала никакого значения. Как и все, я относилась к ней как к человеку в высшей степени замечательному и свято верила во все, что слышала о ней, то есть в ее благодетельность и доброту. А спустя некоторое время Альберт вдруг зачастил после обеда на заседания своего политбюро. А на самом деле он ходил к ней. Естественно, я об этом узнала гораздо позже.

— Не трудно догадаться, что вы ее возненавидели?

— Сильнее возненавидеть нельзя было.

— Даже до такой степени, чтобы убить?

— Конечно, если бы Альберт не бросил ее.

На сей раз Гремилли возвращался в гостиницу, насвистывая. Похоже, в этой затяжной игре в прятки, где он гонялся за тенью покойницы, ему удалось заработать важное очко. Маска, которая так надежно скрывала лицо мадам Арсизак, дала первую трещину. Признания мадам Суже подтверждали историю с телефонным звонком, невольным свидетелем которого стала Жанна. Муж, супруга любовника, еще, возможно, Агата и Жозеф Роделль… Да уж, немало народу, мечтавшего избавить Перигё от этой «святой».

В ресторане гостиницы «Домино» комиссар галантно ответил на приветствие пожилого месье, которого он уже видел накануне. Он заканчивал обедать, когда метрдотель принес ему визитную карточку на имя Блэза Жюнкала, бывшего председателя суда высшей инстанции Перигё, который приглашал Гремилли на чашечку кофе. Гремилли был в таком прекрасном расположении духа, что с удовольствием принял приглашение. После того как они представились друг другу, старый магистрат сказал:

— Месье комиссар, я внимательно наблюдаю за вами с момента вашего приезда в эту гостиницу, где я часто бываю. Я не ошибусь, если предположу, что вам удалось что-то нащупать?

— Вы правы.

— Мой преемник и друг Ампо поведал мне, насколько деликатна ваша миссия вследствие того, что среда, в которой вам приходится работать, пытается запутать все следы ведущие к убийце. Вы приехали из Бордо, то есть, можно сказать, из столицы. А здесь все — по-другому.

— Я пришел к убеждению — и это, признаюсь, меня удручает, — что те, с кем мне пришлось столкнуться, мне не лгут в полном смысле этого слова, но говорят не всю правду.

— А это потому, что вы для них, включая дворец правосудия, не кто иной, как человек, которого им навязали. Они прекрасно понимают, что необходимо пролить свет на эту историю и что убийца мадам Арсизак должен получить свое, и они все жаждут его наказания, однако кастовая солидарность оказывается сильнее их. Никто не желает взять не себя ответственность и навести Вас на след преступника.

— Мне от этого не легче.

— Разумеется, но вы мне не кажетесь человеком, которого это может обескуражить.

— Я упрямый.

— Это немаловажно в вашем деле, и я не сомневаюсь, что Вы добьетесь успеха.

В эту ночь Гремилли снилось нечто странное: он шел навстречу людскому потоку, в котором каждый имел два лица, как у двуликого Януса.

Глава IV

На следующее утро Гремилли вышел из номера в веселом расположении духа. Он хорошо выспался и встал только в девять часов, что позволял себе крайне редко. Вешая ключ внизу, полицейский увидел в своей ячейке письмо, невесомость которого говорила о качестве находящейся внутри бумаги и от которого исходил еле уловимый аромат духов. В месте, предназначенном для адреса, он прочел: «Гостиница «Домино». Месье комиссару Гремилли». Письмо было доставлено, наверняка, рано утром и скорее всего, служанкой. Заинтригованный, комиссар вскрыл конверт. На гербовой бумаге было написано: «Мадам Э. де Новаселль желает переговорить с месье комиссаром по вопросу чрезвычайно важному и непосредственно касающемуся проводимого им расследования и будет ему признательна, если он окажет ей честь своим визитом в десять часов на улице Карно, 128». Далее следовали общепринятые в таких ситуациях слова, заверяющие его в глубоком и искреннем к нему уважении.