С точки зрения Ганнибала. Пунические войны. - Гай Аноним

Фульвий миновал город Рим и разбил свой лагерь между Эсквилинскими и Коллинскими воротами.

Ганнибал, потеряв время возле заблаговременно разрушенных римлянами мостов, занял позицию к востоку от Рима.

В городе поднялась нешуточная паника. «Ганнибал у ворот»! Сенат заседал, не жалея седалищ, в храмах возносились молитвы, претор по гражданским делам расставлял вооруженные отряды по всем важным пунктам внутри города, поскольку возникла угроза сражений внутри самого Рима[131].

Ганнибал теперь стоял всего в пяти километрах от городских стен. Во главе отряда из нескольких тысяч нумидийских всадников он лично показался возле Коллинских ворот, изучая местность и прицельно щуря глаз.

Фульвий Флакк решил воспользоваться нумидийцами-перебежчиками — кто лучше отгонит отборных всадников Ганнибала от римских ворот? Однако когда эти нумидийцы проскакали по улицам, римляне впали в истерику. Добрые римские обыватели не умели, естественно, на глаз отличать «хороших» нуми-дийцев от «плохих» и вообразили, будто страшные африканские конники уже ворвались в город. Насмерть перепуганных мещан едва удалось утихомирить.

Наконец через несколько дней возле стен Рима произошло первое столкновение. Полибий сообщает, что в бой вступили новобранцы из вспомогательного легиона, спешно набранного новыми консулами весной 211 года дон. э. Причем воинская служба этих новобранцев, вот удача, началась ровно в тот день, когда Ганнибал подошел к воротам Рима и, так сказать, постучался в них. Мы помним, что в Риме начали набирать в армию «кого попало»: было уже не до разборчивости. И вот эти неопытные солдаты, только-только приступившие к службе, якобы вызвали у Ганнибала приступ внезапной задумчивости? Слабо верится.

Тит Ливий утверждает, что новые консулы 211 года дон. э. и проконсул Флакк были остановлены сильным градом, внезапно ниспосланным небесами.

На следующий день боги повторили трюк с градобитием, и сражение опять не состоялось. И Ганнибал как будто понял, что боги категорически против битвы под стенами Рима.

Новобранцы ли испугали непобедимого Барку, божественный ли град, просыпавшийся на него с неба, — неизвестно. Тит Ливий приводит еще один оскорбительный для Ганнибала анекдот: якобы в то самое время, когда Ганнибал стоял под стенами Рима, в самом городе была проведена торговая сделка. Участок земли, на котором карфагенянин разбил свой лагерь, был выставлен на продажу и, более того, продан![132] Настолько, говорит историк, римляне были уверены в своей победе. Далее Ливий утверждает, что история о продаже «лагерного поля» стала известна Ганнибалу (очевидно, кто-то потрудился донести ему слушок, распространившийся по городу), поэтому Ганнибал якобы через глашатая передал Риму и римскому народу, что он продает лавки менял, раскинувшиеся вокруг Форума.

В изложении Ливия ситуация выглядит так, словно Ганнибалу сделали внушение боги, хотя в другом месте Ливий как раз обвиняет Ганнибала в безбожии и равнодушии даже к самым отчетливым знамениям. Напомним, что атеизм считался в Риме одним из самых страшных грехов; позднее в нем будут обвинять христиан, поскольку они не приносили жертв римским богам. Другой причиной ухода Ганнибала от римских стен он называет историю с «продажей поля» — раз римляне не сомневаются в своей победе, значит, они действительно могут победить.

Полибий, куда более прагматичный и материалистичный, нежели романтик-Ливий, называет иные причины. Ганнибал под стенами Рима достиг своей изначальной и истинной цели: Клавдий, оставшийся под Капуей для продолжения осады, забрал войска и двинулся к Риму[133].

Но этот расчет карфагенянина оказался ошибочным. Капуанцы действительно поверили, что карфагеняне их бросили. В сенате города звучали все более панические речи. В конце концов

большинством голосов они решили сдаться на милость римлян и открыли ворота. Это произошло весной 211 года до н. э.

Римляне не простили Капуе предательства. Несколько десятков самых знатных граждан были подвергнуты публичной экзекуции и казнены. Простых горожан, в том числе живших в соседних с Капуей городках, продали в рабство. Разрушать богатый и роскошный город римляне не стали — зачем добро переводить? — но отныне Капуя получила статус деревни[134]. Никакого самоуправления, никакого сената. Все постройки города стали собственностью римского народа, а суд отдавался в руки римского префекта, который будет приезжать раз в год и разбираться, кого казнить, а кого миловать.

Глава XXIV. Италия как ловушка

Вся эта жуть, случившаяся с капуанцами, произвела страшное впечатление на жителей италийских и греческих городов — в античном мире статус гражданина, наделяющий человека неоспоримыми правами, ценился чрезвычайно высоко. Персона без гражданства мало того что выпадала из общины, так еще и лишалась элементарной защиты закона.

Союз Ганнибала с новыми друзьями осыпался, как карточный домик. В 210 году до н. э. римские войска вернули Арпы, потом Салапию[135], через год им сдался Тарент, и у Карфагена исчез последний оплот в территориальных водах. Ганнибал оказался фактически заперт в Калабрии.

А это, в свою очередь, позволило римлянам сосредоточиться на Испании.

Претор Гай Клавдий Нерон отправился туда с несколькими тысячами пехотинцев и тысячей всадников. Он намеревался соединиться с солдатами Марция и принять на себя командование от лица Сената и римского народа.

На южном берегу Ибера он сумел загнать Гасдрубала Барку в ловушку и запереть его в ущелье. Ситуация была критическая; Гасдрубал видел, что шансов выбраться нет, а Нерон, безусловно, понимал, что ему придется играть в «300 спартанцев» за персов. Поэтому он просто предложил карфагенянину уйти из Испании по-хорошему.

Гасдрубал согласился.

Был назначен день вывода всех пунийских войск, но тут Гасдрубал неожиданно вспомнил о богах, знамениях, религиозных запретах и еще каких-то непонятных вещах, которые невероятно мешали ему вывести армию именно сегодня. Время потянулось, Нерон терпеливо ждал... и дождался: в один ненастный день, скрываясь под покровом ночи и тумана, Гасдрубал... ушел. Фактически он и его люди растворились в тумане. Пунийское коварство на марше, так сказать.

Стало совершенно очевидно, что в Испании нужен человек, который блистал бы не происхождением или харизмой в виде сияния вокруг головы, а военачальник толковый и умный. Воспоминания о погибших братьях Сципионах, которые так успешно воевали в Испании пока не пали смертью храбрых, также сыграли роль: желателен был кто-то из их семьи.

Выбор пал на молодого Публия Корнелия Сципиона (будущего Африканского).

Выборы происходили в исключительной обстановке: консулы Фульвий и Сульпиций созвали выборщиков и предложили избрать проконсула — командующего, облеченного всей полнотой власти.

Назвали имя — Сципион. Выбирайте немедленно, альтернативы нет, демократия потерпит.

Его репутация уже была известна, несмотря на молодость: ведь это он,