Утраченный покой - Любовь Михайловна Пушкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лос-Анжелес ведь тоже подвергся нападению.
– Да, и там все успели разбежаться.
– Предоставив filii numinis выгребать всё.
Франс лишь пожал плечами.
– Значит, «отказавшиеся» – это подвид красных и только красных?
– Нет, ими могут стать любые… «Отказавшиеся» не хотят следовать своей натуре или не могут, но и выйти на солнце – кишка тонка. Вот и тусуются по больницам и хосписам, пропитываясь смертью и страданиями да подворовывая кровь. Этих ничтожеств не трогают, потому что они под номинальной защитой Отшельника. Из «отказавшихся» иногда вырастают Проводники.
– Проводники душ за завесу смерти? – задумчиво переспросила я.
– Угу, безбожников не так уж мало. Кто-то должен ими заниматься, – Франс всем своим видом показывал, как ему наскучил этот бессодержательный, на его взгляд, разговор. Я не сдержалась.
– М-да, а ты у нас такой весь красивый да сексуальный, вскормлен на инкубах, – желчно выдала я то, что давно крутилось на языке.
Франс зло зыркнул в ответ.
– Наслушалась своего… Пусть радуется что я молчу о нем и его прошлом. Срань красная, снюхавшаяся со священниками, те еще святоши, видать, были.
– Да нет, святоши были такие, как надо.
– Чтоб ты знала суккубы и инкубы сами к нам шли. Они ж глупые, как пробки, это твой какой-то… уродское исключение из правил. Когда Генрих только создал меня, и года, кажется, не прошло, мы спасли суккуба, ее схватили и собирались сжечь на костре. Залюбила кого-то до смерти и ее взяли прямо над телом, повезло ей, что весь день шел проливной дождь и казнь отложили. Мы только прибыли в город и прохаживались по центру возле ратуши, и Генрих почуял ее. Конечно, мы ее вытащили.
»Что ж добру пропадать» – в мыслях ехидно прокомментировала я.
– Никто ее ни к чему не принуждал, она сама охотно делилась кровью. Генрих нам обоим был как отец. Мы ее еле приучили сидеть тихо днем, не нарываться на неприятности, глупышка была исключительная, но милая и озорная. Двадцать пять лет мы были неразлучны… За эти годы я достаточно повзрослел и набрался сил.
– Что случилось потом? Что случилось с ней?
– Ну мы были одиночками, в смысле Генрих был одиночкой, а я – его птенцом. Мы путешествовали по Европе, нигде не задерживаясь, чтобы не вступать в контакты с местными. Чего нас занесло в Рим? В общем, там нас троих заметили в первую же ночь и настойчиво пригласили в гнездо. Глава общины оказался куда сильнее Генриха, и он попросил Сусанну себе. Чтобы хоть как-то унести оттуда ноги, пришлось согласиться, хоть мы и очень горевали о разлуке с ней. Мы ее очень любили, глупышка вросла в наши сердца.
Я закрыла лицо руками, сдерживая истерический смех
– Свет и Тень, хоть бы меня никто так не любил, – бросила я, прикусив язык. Что толку цапаться с вампом? Что этот трупак может понимать в любви? Понимал бы – никогда б не стал вампиром.
– Что ты понимаешь? – прошипел он.
– Ты прав – ничего, – примирительно произнесла я.
Я ничего не понимаю в существовании, поддерживаемом чужой кровью и смертями. Без цели, без смысла влачиться по вечности, а дабы не прервать это безумие, выйдя на свет – цепляться за извращенную привязанность к такому же жалкому чудовищу, породившему тебя или порожденному тобой, или за ненависть к кому-нибудь по какой угодно причине. А! Нет, есть еще одна причина существовать, и очень веская – улучшение породы: надо становиться сильным монстром и плодить себе подобных. Мертвых чудовищ, способных отбирать жизнь и кровь и называть перверсии любовью.
– А Генрих? – не выдержала я. – Какой он был?
Что я творю? Зачем играю с ним, как кошка с мышью?!
– Генрих был сильным и мудрым. И добрым. Ему претила эта атмосфера, царящая в большинстве гнезд – рабское пресмыкание перед главой и самодурство оного. Это сейчас в виду всего этого прогресса и цивилизации кандидаты в птенцы тщательно отбираются и максимально быстро вскармливаются до взросления. Еще триста лет назад к этому относились наплевательски, поэтому полно было убогих кровососущих придурков, только и годных жить в гнезде под крылом и пресмыкаться перед создателем. Для многих отпущение на свободу было равносильно смерти. Да, тогдашние гнезда часто были жалким зрелищем. Поэтому когда мы оба набрались сил, то перебрались в Новый Свет с целью основать свое гнездо.
»Ага, значит, улучшение породы».
– Наше гнездо было идеальным, Генрих все сделал так, как хотел: почтение вместо пресмыкания, любовь вместо страха.
»Ой, держите меня!» Переборов первое искушение, я все же задала вопрос.
– А у вас ведь трон переходил от одного к другому…
– Да, он поощрял мой рост, хотел, чтобы я был ему ровней во всем.
»Да он хотел встретить рассвет! Наскучило ему улучшение породы и ты наскучил, да только не хотелось ему, чтобы все дело его мертвой жизни пошло прахом. Вот и натаскивал сидеть на троне. А когда подвернулся Абшойлих – красиво сдох. Надо отдать должное Генриху – вампир он был сильный и неглупый, действительно сумел создать крепкое гнездо и вырастил достойного преемника»
Я с трудом прервала поток ехидных и пустых мыслей. Постарайся задать ему правильные вопросы… Что Отшельник имел в виду? Я вдруг вспомнила, о чем давно хотела расспросить вампа.
– Послушай, Франс, ты когда пьешь кровь, видишь прошлое человека?
– Да, если хочу.
– А ты знаешь способ, как вернуть забытые воспоминания?
Он задумался.
– А кому надо вспомнить?
– Мне.
– Не знаю, Пати… Кусать тебя я не могу.
– Да я и не дамся. Ты расскажи, что ты делаешь, о чем думаешь… Как ты вызываешь воспоминания.
Подумав, вамп начал рассказывать, я принялась задавать уточняющие вопросы, так пролетел почти час. Когда в конце концов я сообщила, что мне все более-менее понятно, выжатый Франс раздраженно бросил:
– Какое счастье, рассвет еще наступил. Я пошел, – и двинул к окну. Оно его не пустило, и вамп запаниковал:
– Пати, выпусти меня, подтолкни! Рассвет близится, и я не смогу лететь.
Пришлось его подтолкнуть, и защита выпустила его. Летал Франс, как супермен – без крыльев. «Кто знает, кем были инспирированы все эти комиксы», – подумалось мне.
35
Кисс, во время нашей беседы с вампом мирно спавшая у меня на