01-Хождение за три мира (Сборник) - Александр Абрамов

— Сирги, — перебил мысль спутник Стойкого. — Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.

— Откуда ты знаешь? — не поверил Малыш.

— Мы должны знать.

— Мистика, — процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу. — У кого нож?

— У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.

Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал «хлыстом», зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.

— Нужно обезвредить, — послал мысль Стойкий. — Кто пойдет?

— Я, — сказал Малыш. — Давай дубинку.

— С ума сошел! — закричал Капитан. — Тебя же собьют в два счета.

Но Малыш уже ворвался в толпу. Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с «хлыстом», направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку «хлыста» и с оттяжкой, словно «хлыст» был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать «хлыстом» вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!

Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине — с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, — так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом — пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.

— Держи, — бросил он Стойкому, и тот, поймав нож на лету, одобрил:

— Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.

— К кому?

— К сверхлюдям.

Малыш вытер вспотевший лоб.

— Спасибо. Что-то не хочется. — Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.

— Кто дал им эти ножи? — спросил Капитан.

— Сирги. Кто же еще?!

— А откуда ножи у сиргов?

— Из пространства.

Капитан не понял, но переспрашивать не стал: все равно понятнее не будет, здесь не любят бестолковых и любопытных.

— Зачем они вооружают вольных? Разве сирги не знают, что это опасно?

— Знают. Но они против стабильности. Бунтари.

Капитан задумался. Кто же может бунтовать в этом отлаженном механизме? Выходит, что не так уж хорошо он отлажен. Кому-то что-то не нравится, кто-то пытается что-то исправить. Или поломать. Сирги. Тот человечек, который назвал себя колебателем пространства?

— Их много в Аоре?

— Не знаю, — пожал плечами Стойкий, — но они мешают стабильности.

— Так остановите их.

— Нельзя. Они неуловимы.

— Даже для вас?

— Мы не владеем пространством, а они хозяева колебаний. Они играют миражами. Ты не поймешь.

— Почему? — хотелось спросить Капитану — о миражах-то он знал наверняка больше Стойкого, но из осторожности промолчал.

— А можно где-нибудь встретиться с сиргами? — спросил Малыш.

— Встретишься. — Стойкий к чему-то прислушивался. — Может быть, очень скоро.

Он что-то сказал своему спутнику, но что именно. Капитан не «услышал»: мысль была заблокирована.

— Уйдем отсюда, мы уже не нужны. — Стойкий взял Капитана под руку. — Драка скоро закончится, а ножей у них больше нет.

— А что будет с ними? — Капитан кивнул на безжизненные тела гедонийцев.

— Отправят на перекройку.

— Когда?

— Ночью.

— Кто?

— Не знаю. Утром их уже не будет. Так всегда.

Капитан последовал за гатрами. Ксор давно уже исчез в толпе, предпочитая не оставаться в обществе сверхлюдей, а Малыш почему-то задержался на площади, внимательно оглядел ее, словно пытаясь запомнить что-то, и чуть было не прозевал своих спутников, которые шагали к центру города, избрав древний пешеходный маневр вместо сказочной телепортации.

А ярость оставшейся позади драки уже погасла, гедонийцы скучающе расходились, равнодушные к тем, кто не мог встать.

5. Охота на ведьм. Сирги

«Кто может здесь бунтовать? — думал Капитан. — И как? И зачем? И против кого? Только вопросительные знаки. Выходит, до тошноты логичная система Учителя оказывается нелогичной в самой основе. Все контролируется — и тревожат Аору бесконтрольные сирги. Не годишься для жизни в городе — на перекройку тебя! Ан нет: сирг-то неуловим, Стойкий сам признал это. И все-таки не верится что-то в революционность бунтарства сиргов. Что им, система не нравится? Чушь, не может быть: они к ней за тысячелетие привыкли, как к любому набору информации. Система — это они сами, и уничтожить ее — значит уничтожить их самих. А такое самопожертвование что-то очень сомнительно. Скорее всего, бунт — самоцель, бунт от скуки, от вседозволенности, бунт ради бунта. И кто знает, может быть, за эти „бунтарские“ выходки им инединицы отсчитывают не скупясь. Потому и бунтарство их не вызывает протеста и карательных мероприятий, а по объему информации они, возможно, и сверхлюдей переплюнули. Впрочем, все это домыслы. Сосешь помаленьку собственный палец».

— Куда мы идем? — почему-то шепотом спросил Малыш.

Капитан пожал плечами: не знаю, мол, не спрашивай, а Стойкий, перехватив мысль, обернулся:

— Вы хотели встретиться с сиргами. Мы идем к ним. Они знают, что мы придем.

— Откуда?

— Мы всегда приходим, когда они устраивают охоту на ведьм.

«Застряли в плену земных ассоциаций, — раздраженно бурчал про себя Капитан, — и пока не вырвемся, не поймем ни черта. Может быть, сирги — это местная инквизиция? Даже на Земле одинаковые слова могут иметь в разных языках разный смысл. Отстраниться от земного, привычного, не сравнивать, не искать аналогий — их просто нет, — вот тогда, может быть, и раскусим этот орешек».

До сих пор молчавший ксор — оказывается, он следовал в отдалении, стушевавшись в присутствии сверхлюдей, но не рискнув совсем исчезнуть в толпе, как впервые предположил Капитан, — вдруг заявил о себе:

— Не пойду дальше.

— Почему? — удивился Малыш.

— Не хочу.

Ксор стоял на краю туннеля, по-птичьи нахохлившись, и казалось, стал меньше ростом, ужался как-то, сбычился, скосил глаза. Что-то, видимо, испугало его. Что? Кругом не было ничего страшного, что отличало бы этот пейзаж Аоры от других, уже виденных. Но ксор, еще раз послав упрямую мысль о нежелании сопровождать их, вдруг исчез, как исчезали столы, стулья и все живое и неживое, если ему приказано было исчезнуть. Капитан даже не размышлял об этом исчезновении. Был человек, мыслил вместе с ними — и нет его. Жалко? Пожалуй, нет. Удивительно? Едва ли. Все, с чем они сталкивались в этом мире, было не менее удивительным. И самое удивительное, вероятно, ожидало их впереди.