Ожерелье дьявола - Кэт Мартин

Последний день накануне казни виконта Форсайта истек, однако никаких известий от Джонаса Макфи так и не поступило.

Настала ночь. Но и она не ознаменовалась обнадеживающими новостями. Казнь должна была состояться утром. Грейс уединилась в своей спальне, Итан же не осмелился потревожить ее и ушел в кабинет.

Он сел за письменный стол с разложенными на нем деловыми бумагами и угрюмо уставился в окно. В течение многих месяцев Итан упорно разыскивал виконта Форсайта, чтобы возвратить его в тюрьму. И вот теперь, когда жить отцу Грейс оставалось всего несколько часов Итан ломал голову над тем, как бы отсрочить исполнение приговора.

Однако сделать это было невозможно, даже если бы за виконта попытались вступиться граф и герцог. И сомнения в том, что на рассвете повесят именно того, кто совершил чудовищное государственное преступление – выдал французам военную тайну, продолжали мучить Итана. Тем не менее веских доказательств невиновности приговоренного к повешению до сих пор добыто не было, и добрая половина жителей Лондона с нетерпением ожидала редкостного зрелища – публичной казни предателя интересов Британии.

Около полуночи, измученный сомнениями и раздумьями о превратностях человеческой судьбы, Итан покинул свой кабинет и поднялся наверх» полагая, что Грейс нуждается в его моральной поддержке. С его стороны было бы жестоко и несправедливо оставить ее одну в эту ночь. Он быстро переоделся в бордовый шелковый халат и вошел в спальню.

В комнате было темно и прохладно. Итан на цыпочках подкрался к кровати и молча нырнул под одеяло. Грейс еще не спала.

– Мне хотелось бы остаться сегодня одной, – тихо сказала она.

– Нет, Грейс, только не этой ночью, – возразил Итан. – Сегодня ты будешь спать вместе со мной.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – помолчав, согласилась Грейс и тяжело вздохнула.

– Вот и чудесно, – сказал Итан и обнял жену. Грейс даже не пошевелилась. Итан поцеловал ее в шею и пожелал спокойной ночи. Грейс повернулась на другой бок и затихла.

Не прошло и минуты, как она разрыдалась и, перевернувшись снова на другой бок, обняла Итана. Он стал гладить ее по голове, не произнося ни слова и радуясь в душе тому, что она нуждается в нем.

Наконец Грейс прекратила плакать и расслабилась. Итан обнял ее, и она вскоре уснула. В отличие от жены Итан долго не мог забыться сном. Снова и снова он думал о том, что на рассвете отец Грейс будет казнен, и молился, чтобы этого не произошло.

– Куда это ты собралась? – спросил Итан, увидев, что его супруга направляется к выходу из дома.

– Иду смотреть, как будут казнить невиновного человека.

Итан сбежал вниз по ступенькам и вскричал, схватив Грейс за плечи:

– Послушай, дорогая! Неужели ты думаешь, что твоему отцу хотелось бы, чтобы ты видела, как его вешают? Неужели ему бы хотелось, чтобы ты запомнила его болтающимся на виселице?

– Послушай и ты меня, Итан! – в сердцах воскликнула Грейс. – У его жены нет ни сил, ни мужества, чтобы прийти туда. Дети тоже там вряд ли объявятся, чтобы не оказаться втянутыми в эту скандальную историю, которую еще долго будут смаковать газеты. Вот почему я должна быть там, чтобы он знал, что его еще кто-то любит.

Итан сжал зубы, помолчал, обдумывая слова супруги, и произнес:

– Раз уж ты так решительно настроена, то и я пойду с тобой.

В ответ Грейс кивнула и сдавленно сказала:

– Благодарю тебя, Итан.

Он обернулся и велел дворецкому Бейнсу отослать кого-нибудь из лакеев в каретную за экипажем.

– Будет исполнено, милорд, – сказал дворецкий.

Грейс было безразлично, знают ли ее слуги о том, что она родная дочь изменника родины, приговоренного к публичной казни. Она не верила, что ее отец – предатель, и не стыдилась его. В трактире «Синица в руке» она открыто предупредила отца о нависшей над ним угрозе ареста и теперь вполне могла сама оказаться под подозрением у полковника Пендлтона как пособница его побега из тюрьмы. Что же ожидает ее впереди? Суд и тюрьма? Может быть, казнь?

Пока что, однако, власти не проявляли к ней особого интереса, вероятно, удовлетворившись поимкой самого Форсайта. Поэтому ей не следовало волноваться по этому поводу.

Примерно такие же тревожные мысли обуревали Грейс на протяжении их поездки до тюрьмы Ньюгейт. Время казни было известно – восемь часов утра. Поэтому они с Итаном отправились к месту казни заблаговременно, чтобы успеть занять места поближе к эшафоту, вокруг которого должна была собраться целая толпа жадных до жестоких зрелищ горожан.

Хотя лондонские улочки и были забиты в этот ранний час повозками торговцев фруктами, телегами продавцов угля и наемными фургонами, карета маркиза Белфорда все-таки подкатила к мрачному тюремному зданию задолго до времени приведения приговора в исполнение. Итан отдал кучеру указание свернуть в переулок. Царивший вокруг тюрьмы ажиотаж с каждой минутой все больше увеличивался.

Выйдя из экипажа, Грейс едва не разрыдалась от этого неприятного зрелища. Поглазеть на казнь бывшего высокопоставленного чиновника спешили не только господа и дамы из высшего общества. Из темных переулков и зловонных подворотен к тюрьме стекался и всякий сброд – воры, нищие, попрошайки, тряпичники, продавцы лимонада и бродяги в лохмотьях. Многие из этой разношерстной публики уже были навеселе, выкрикивали что-то пьяными голосами, закусывали и выпивали, танцевали и пели. Только солдаты, вооруженные пиками, сдерживая толпу, напоминали, что здесь вскоре должна была разыграться подлинная драма, а не фарс.

Итан взял жену под локоть и спросил, сможет ли она идти. Грейс закусила губу и молча кивнула. В отличие от большинства светских дам, одетых в бархат и меха, она была во всем черном с головы до ног – в черном платье, черных туфлях и черной шляпке с черной вуалью. Вероятно, в этот момент почернело и ее сердце.

Эшафот с виселицей был сооружен заблаговременно и стоял напротив главных тюремных ворот посередине площади. Протиснуться сквозь плотную толпу, окружившую помост, было уже невозможно. Зеваки бесцеремонно отталкивали всякого, кто пытался посягнуть на их позиции, занятые еще с вечера. Тем не менее Грейс начала пробиваться вперед, энергично работая локтями. Итан, отдававший себе отчет в бессмысленности этой затеи, в сердцах воскликнул:

– Одумайся, Грейс! Тебе ли тягаться с этим сбродом? Ты только взгляни на физиономии этих людей! Нет никакой необходимости пробираться к эшафоту. Тебе переломают ребра, оттопчут ноги и порвут одежду! Ради Бога, возьми себя в руки. Ты сделала для своего отца больше, чем кто-либо еще из его знакомых.

– Но он должен знать, что я рядом! – возразила Грейс.