Дьявольский вальс - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лу не замешан в этом деле.
Хененгард слегка улыбнулся:
– К сожалению, замешан, доктор. Человек его положения, с его связями в финансовом мире, мог оказаться для меня сложной проблемой. К счастью, он готов к сотрудничеству. В данный момент встречается с одним из моих коллег у себя в Орегоне. Мой коллега говорит, что состояние мистера Сестера весьма обширно. – Широкая улыбка. – Не беспокойтесь, доктор. Мы применяем тиски для пальцев только в крайнем случае.
Майло поставил свою чашку на стол.
– Почему бы тебе не перейти прямо к делу, парень?
Улыбка Хененгарда исчезла. Он выпрямился в кресле и посмотрел на Майло.
Безмолвный пристальный взгляд.
Майло взглянул на мужчину с раздражением и отпил кофе.
Хененгард немного выждал, прежде чем вновь повернуться ко мне.
– Говорили ли вы с кем-нибудь еще, кроме мистера Сестера? Не считая вашей приятельницы, мисс... э-э... Кастанья. Не волнуйтесь, доктор, из того, что мне известно о ней, я могу судить, что она едва ли сообщит об этом деле в «Уолл-стрит джорнэл».
– Какого черта вам нужно? – взорвался я.
– Имена всех тех, кого вы подключили к своей игре воображения. Особенно людей с деловыми связями или имеющих основания быть недовольными Джонсом и Пламбом.
Я взглянул на Майло. Он кивнул, хотя и не выглядел особенно радостным.
– Еще только один человек, – сказал я. – Врач, который когда-то работал в Западной педиатрической. Теперь он живет во Флориде. Но я не сказал ему ничего, о чем бы он уже сам не знал, и мы не вдавались в детали.
– Доктор Линч, – заключил Хененгард.
Я выругался.
– Чем вы занимаетесь? Прослушиваете мой телефон?
– Нет, в этом не было необходимости. Время от времени мы созваниваемся с доктором Линчем. Делаем это уже в течение некоторого времени.
– Он навел вас на здешние дела?
– Давайте не будем отвлекаться, доктор Делавэр. Главное то, что вы мне сказали о разговоре с ним. Это хорошо. Откровенность, вызывающая восхищение. Мне также нравится ваш метод, с каким вы подошли к делу. Моральные дилеммы имеют для вас значение, а мне не слишком часто приходится сталкиваться с подобным. Поэтому сейчас я доверяю вам больше, чем когда входил в вашу квартиру, а это хорошо для нас обоих.
– Ах, как трогательно, – проворчал я. – И какова будет моя награда? Дозволение узнать ваше настоящее имя?
– Нет, сотрудничество. Может быть, мы будем взаимно полезны. Для Кэсси Джонс.
– Как вы собираетесь помочь ей?
Он скрестил руки на своей похожей на барабан груди.
– Ваша теория, теория всех служащих, весьма привлекательна. Для одночасовой передачи на телевидении. Жадные капиталисты высасывают кровь из любимого учреждения; хорошие парни приходят и наводят порядок; далее следует реклама.
– Кто же в нашем случае эти самые хорошие парни?
Он прижал ладонь к груди.
– Вы обижаете меня, доктор.
– Кто вы? Агент ФБР?
– Другой набор букв – они для вас ничего не значат. Давайте вернемся к вашей теории, привлекательной, но ошибочной. Помните ли вы первую реакцию Сестера, когда вы развернули ее перед ним?
– Он сказал, что это неправдоподобно.
– Почему?
– Потому что Чак Джонс всегда был созидателем, а не разрушителем.
– А-а.
– Но затем он проверил «трудовую биографию» Пламба и обнаружил, что компании, с которыми Пламб был связан, имели интересную тенденцию – все они существовали недолго. Так что, возможно, Джонс изменил свой стиль и теперь намерен применять тактику огня и меча.
– Тактика огня и меча – это стиль Пламба, – возразил Хененгард. – Это длинная история создания компаний для дельцов, играющих на понижении курса при массовой продаже акций, и получения жирных комиссионных от подобных распродаж. Однако это были компании, обеспеченные имуществом обанкротившейся фирмы, достойным разграбления. Но в чем же может состоять побудительная причина для разорения абсолютно неприбыльной растратчицы денег, какой является Западная педиатрическая больница? Где ее активы доктор?
– Для начала – земля, на которой расположена больница.
– Земля. – Он опять покачал головой и поводил в воздухе пальцем. Этот парень явно имел педагогические наклонности. – В действительности земля принадлежит городу и арендуется больницей по контракту на девяносто девять лет с правом возобновления контракта еще на девяносто девять лет – при обращении больницы – по цене один доллар в год. Есть официальный документ, можете проверить его в канцелярии, как это сделал я.
– Вы находитесь здесь не потому, что Джонс и его шайка невинны, как младенцы, – сказал я. – За чем вы охотитесь?
Хененгард подвинулся вперед:
– Подумайте об обратимом имуществе, доктор. В распоряжении Чака Джонса находится большое количество ценных бумаг высокого достоинства и облигаций.
– Портфель ценных бумаг больницы? Джонс распоряжается ими. Что же он делает – снимает сливки?
Очередное покачивание головой.
– Близко, но не в точку, доктор. Хотя это вполне разумное предположение. Но как оказывается на самом деле, портфель с ценными бумагами больницы – это просто шутка. В течение тридцати лет из него вытаскивали деньги для подкрепления бюджета больницы и в конце концов ободрали почти до костей. На самом деле Чак Джонс даже немного укрепил его – он очень умный инвестор. Но рост цен продолжает съедать все деньги. Так что в этом портфеле никогда не будет достаточно денег, чтобы сделать манипуляции с бюджетом, стоящие усилий – на уровне Джонса.
– А каков его уровень?
– Восьмизначное число. Высококлассные финансовые манипуляции. Государственное казначейство после рукопожатия с Чаком Джонсом стало бы пересчитывать, все ли их пальцы на месте. Его имидж – финансовый маг и кудесник, и он в процессе своей деятельности даже спас несколько компаний. Но тем не менее причиной всех разорении являются именно его старания по разграблению имущества. Этот человек уничтожил больше предприятий, чем большевики.
– Тогда «огнем и мечом» – это и его стиль... если цены достаточно высоки.
Хененгард посмотрел на потолок.
– Почему никто не знает об этом? – спросил я.
Хененгард еще немного продвинулся вперед и теперь сидел, едва касаясь кресла.
– Скоро это случится, – спокойно проговорил он. – Я иду по его следу четыре с половиной года, и конец уже близок. Никому не позволю помешать мне. Поэтому мне необходима полная конфиденциальность. Я не позволю сбить меня с курса, разрушить мои планы. Понимаете? – Розовый цвет его шеи сгустился до томатного. Он дотронулся до своего воротника, расстегнул его, ослабил галстук. – Он очень осторожен, – продолжал Хененгард. – Прекрасно заметает следы. Но я намерен побить его в его собственной игре.
– Как заметает свои следы?
– С помощью множества теневых корпораций и холдинговых компаний, дутых синдикатов, счетов в иностранных банках. Буквально сотни торговых счетов, действующих одновременно. Плюс батальоны лакеев, таких как Пламб, Робертс и Новак, большинство из которых знают только небольшую часть каждого дела. Это прикрытие настолько надежно, что даже такие люди, как мистер Сестер, не могут разглядеть, что за ним скрывается. Но когда Джонс падет, он грохнется изо всей силы, доктор. Это я вам обещаю. Он наделал ошибок, и я подцепил его на мушку.
– Ну так что же он разворовывает в Западной педиатрической больнице?
– Вам действительно ни к чему знать подробности. – Хененгард взял чашку и сделал глоток.
Я вспомнил свой разговор с Лу:
"– Зачем синдикату выкупать ее, а потом закрывать?
– Причины могут быть разные... Им нужна была собственность фирмы, а не она сама.
– Какая собственность?
– Диагностическое оборудование, инвестиции, пенсионный фонд..."
– Врачебный пенсионный фонд, – проговорил я. – Джонс распоряжается и им, так ведь?
Хененгард поставил чашку на стол.
– Устав больницы гласит, что это его компетенция.
– И что он с ним сделал? Превратил его в собственную копилку?
Хененгард молчал.
Майло пробурчал:
– Вот дерьмо.
– Что-то в этом роде, – подтвердил Хененгард, нахмурившись.
– Размеры пенсионного фонда выражаются восьмизначным числом? – спросил я.
– Весьма солидным восьмизначным числом.
– Ну так расскажите, как это возможно?
– Немного везения, немного умения, но главным образом – простое течение времени, доктор. Вы когда-нибудь считали, сколько дает тысяча долларов, положенная сроком на семьдесят лет на сберегательный счет с пятью процентами годовых? Попробуйте как-нибудь. Врачебный пенсионный фонд составляет семидесятилетнюю стоимость корпоративных облигаций и акций с голубой каймой, которая возросла в десять, двадцать, пятьдесят, сто раз, которая бессчетно дробилась, по которой выплачивались дивиденды, в свою очередь, вновь инвестируемые в этот фонд. Со времен Второй мировой войны рынок акций стабильно укреплялся. В этом фонде имеются такие сокровища, как акции компании Ай-Би-Эм, в свое время купленные по два доллара за штуку. Акции «Ксерокса» по одному доллару. И в отличие от коммерческого инвестиционного фонда здесь почти ничего не выплачивается. Устав гласит, что фонд нельзя использовать для оплаты больничных расходов, поэтому единственный отток денег – это выплаты уходящим в отставку докторам. А это всего-навсего тоненькая струйка, потому что устав также сводит к минимуму выплаты тем, кто уходит, не отработав в этой больнице двадцать пять лет.