Особо одаренная особа - Вересень Мария

— Какая разница, Лихо там или кто другой? Мы, работники архива, знаешь какие принципиальные? Почитал книжку — верни, другим тоже надо!

Но Сивка встал в позу, заявив, что еще слишком молод, он еще, дескать, не созрел для таких знакомств и вообще предлагает найти для таких заданий более отмороженного коня, вот, например, дядю Индрика, хотя даже такой олух, как мой родственник, и тот не попрется на остров Буян.

Через полчаса лести и посулов мы отправились в путь, обогнав солнце. Как и рассказывала Баба-яга, остров Буян и в самом деле оказался заброшенным моим дядькой Анчуткой на край света. Совсем нерадостный, тревожно бился черный океан о высокую скалу, словно не желая, чтобы мы скакали дальше.

— А где остров? — Я вертела головой, опасаясь увидеть далеко-далеко на горизонте еще одного братца Хрустального города. А Сивка, скосив на меня хитрый глаз, спросил:

— Хочешь, фокус покажу? — и, не дожидаясь ответа, скакнул со скалы прямо в океан на острые камни.

Я завизжала так, что в груди заныло от боли, а потом выпучила глаза. Мы стояли на узехоньком перешейке, которого до того видно не было. Он тянулся далеко-далеко в океан, заканчиваясь тем самым островом Буяном. Черное воронье кружилось над мрачным лесом.

— Совсем не так я себе его представляла, — пробормотала я, вцепляясь в гриву Сивки. — Я думала, что он такой желтенький, веселенький, с шатром царь-девицы и лодочкой у берега. Сидит она, на гусельках наигрывает да песенки попевает, а вокруг лебеди, лебеди. А тут, вороны, вороны…

Сивка, переступив копытами, вдруг сделался деловит и серьезен, глянул на меня с таким видом, будто собрался хлопнуть себя по лбу от досады, прямо как Велий.

— Слышишь, Верея, я совсем забыл, мне еще в пару мест забежать нужно. Ты подожди меня на острове, а я тебя чуть попозже заберу.

Я задохнулась гневом:

— И это богатырский конь! Девицу бросает на поругание дикому Лиху! Да лучше б я Конька-Горбунка вызвала! Он хоть маленький, да бесстрашный! — Спрыгнув с испуганного коня, я потащила его под уздцы вперед, выслушивая нудные наставления:

— Ты это… Про Горбунка не заикайся, и вообще, сказкам не верь. Незнамо от кого родился, и характерец явно в папу. Хорошо, он Ивану в руки попался, а так-то его в кунсткамеру тащили. Честной девице с ним лучше не знаться.

— Шевели ногами, мерин, — шипела я, соленые брызги океана, долетавшие до меня, нервировали.

Белый известковый берег не принес успокоения.

— Ну хотя бы не елки. — Я посмотрела на мрачный лес, шелестевший мясистой зеленой листвой. Тропинка вела в лес, на самой опушке грудой громоздились кости. И мрачные вороны тюкали чей-то череп без всякой надежды добыть из него что-нибудь съестное.

Сивка мужественно молчал, всем своим видом показывая, что в любой миг готов сигануть отсюда за тридевять земель. Я на всякий случай намотала на руку узду покрепче, чтобы не остаться здесь один на один с неприятностями. Камушки под ногами противно скрипели, царапая сим звуком напряженные нервы. Я в ужасе ждала, что сейчас на меня выпрыгнет из чащи это самое хваленое Лихо. Тем удивительнее показалось, что мы прошли через лес, никого не встретив.

Остров был немал, и тропинка петляла по нему как придется, словно ее прокладывал пьяный бездельник, которому некуда спешить. Мы с конем переглядывались и, как учат сказки, никуда с этой тропинки не сворачивали. Так что, пройдя половину острова, вышли на плешивый холм, на вершине которого рос высоченный дуб. Я присвистнула, пытаясь сосчитать, сколько меня надо, чтобы обхватить это чудовище, а Сивка же, задрав голову, прищурился, разглядывая что-то в ветвях, хмыкнул:

— Ты смотри, висит еще!

— Что висит? — Я тоже задрала голову.

— Да сундучище этот проклятый! Я, когда в прошлый раз отсюда драпал, так головой об него навернулся, что целый табун жеребят увидел.

У меня сразу зачесался нос и руки, я засуетилась, начала бестолково скрести по каменной коре дуба, понукая Сивку:

— Ну! Подсаживай же меня! Подсаживай!

Конь подтолкнул меня мордой, я повисла, распластавшись на стволе, правда, метра на два приблизившись к сундуку.

— Давай еще! — прохрипела я, боясь разжать пальцы, цепляющиеся неизвестно за что. Сивка послушно встал на задние ноги, подставляя под мои каблуки свой нежный нос. Я попробовала подпрыгнуть до ближайшей ветки, но с ужасом поняла, что заваливаюсь на спину, и завизжала. Бум! Шмяк! И я уже на земле.

В ближайших кустах кто-то хохотнул. Я присмотрелась, но оттуда вылезла, щелкая клювом, серая ворона.

— Не нравится мне здесь, — признался Сивка. Но я, решительно приподняв платье, снова пустилась на штурм проклятущего дуба.

После третьего падения конь предложил мне попытаться допрыгнуть до какой-нибудь другой ветки, а после того как я, наконец-то добравшись до ближайшего сохлого сучка, сорвалась вниз и едва не переломила ему хребет, заявил, что сейчас сам прыгать будет. И, сильно толкнувшись, угодил лбом прямо в дно сундука. Глухой колокольный звук прокатился по острову, а я едва успела убежать с того места, куда рухнул богатырский конь. В кустах опять хохотнули. Я обозлилась на проклятущих ворон и, схватив камень, запустила им в заросли.

— А-а-а! — заорали там, я услышала звук катящегося под откос тела и кинулась трясти Сивку:

— Вставай! Вставай, я, кажется, Лихо убила!

Конь поворочал налитыми мутью глазами, и тут Лихо под холмом завыло, заставив Сивку дернуться и попытаться встать на ноги. Я не раздумывая вскочила в седло, но оно подо мной поехало набок, Сивка толкнулся от земли, а я, пискнув, закрыла голову руками, поняв, что сейчас мне навернут по ней копытами. Чертова подпруга лопнула в самый неподходящий момент, хотя мне до сих пор казалось, что сбруя вообще является частью Сивки, ну вот как крылья у Индрика.

Неудачно оттолкнувшийся конь тоже запутался в упавшем седле и, вместо того чтобы красиво взмыть в небеса, пролетел требушетным ядром низко над землей и скрылся в лесу, вызвав дрожь деревьев и возмущение вороньей стаи.

— Хе-хе-хе! — донеслось из-под холма.

Я, испуганно зыркнув вокруг, ящерицей поползла в сторону коня, стараясь не поднимать попу выше окружающих камушков. Платье этому не способствовало, оно путалось в ногах, и я на все лады проклинала себя. Давно ведь понятно, что пора, как Алия, залезать в штаны! Холм подо мной стал как живой. Руки и ноги то и дело оскальзывались, камушки набивались в сапоги, и я текла с рекой щебенки куда-то вниз, в овраг, где белели знакомые кости.

— Верея! — визгливо орал откуда-то издалека Сивка. — Спаси меня!

— Давай сначала ты меня! — огрызалась я, понимая, что не могу встать. Ветки под руками ломались или хлестали по лицу колючками, ноги подворачивались, и время от времени я сама себе наступала на подол, раз за разом втыкаясь в землю лбом, будто решила прободать ее на манер дяди Индрика.

— Главное — не сдаваться, — успокаивала я себя, лежа на спине. — Подвернуть подол, поднять голову. Ай! — Шипя от злости, я отвела в сторону ветвь розового куста, которая чуть не выбила мне глаз.

— И-и-и! — надсаживал мне сердце Сивка.

— Го-го! — закончила я, садясь. — Теперь тихонечко встаем. — Видок у меня был еще тот. Представьте себе деваху с задранным подолом, красную, сопящую, оставившую половину волос и одежды на ветках кустов и собравшую в остатки своей прически окрестный мусор.

— Где ты, Лихо? — прорычала я.

— Ну здесь я. Чего надо? — флегматично осведомились у меня за спиной. Уже догадавшись, что резкие движения здесь дорого стоят, я осторожно повернула голову, взвизгнула и ругнулась, отпихивая в сторону зеркало, которое Лиха поднесла к самому моему лицу.

— Я думала, ты — мужик, — только и смогла выдавить я, уставившись на высокую костистую тетку с глазом посередине лица.

Из всех моих знакомых и родственниц эта мне показалась самой бесцветной. Длинная рубаха из небеленого полотна болталась на ней как на вешалке, а нечесаные патлы скрывали почти все лицо. Бесцветный глаз с булавочным пятнышком зрачка неприятна буравил меня. Она покачивалась с ноги на ногу, зловеще шевеля пальцами. Я покосилась на ее нестриженые, ломаные ногти и, сделав реверанс, сказала: