Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должна быть с ним, — пробормотала вслух. — Должна быть рядом!
Кирилл встрепенулся:
— Что, прости? Я не расслышал.
Растерев по лицу соленую влагу, Вика отстранилась от мужчины.
— Ты говорил, что Алексея и Соню на вертолете доставили в больницу. Андрей отправился с ними. И… он там сейчас совсем один. Сходит с ума от беспокойства за близких. Я нужна ему! Ты можешь узнать точный адрес?
— Не самая лучшая идея, милая!
Вика дернулась от неожиданности, услышав за спиной женский голос. Ирина Павловна стояла в дверях. Взволнованная. Уставшая. И белая, как мел.
— По…чему? — уточнила девушка дрогнувшим голосом.
Проигнорировав ее, женщина обратилась к Кириллу:
— Препараты подействовали, Валентина Степановна уснула. Кирюша, побудь с ней. Мне нужен перерыв – у самой сердце заходится. Как проснется, зови.
— Конечно! — тот без разговоров поднялся на ноги и скрылся в недрах дома.
А наставница Лизы и Андрея почти обессиленно рухнула на его место.
Она молчала, отрешенным взглядом изучая облака над головой.
Соколовская же молчать была уже не в состоянии. Она задыхалась.
— Почему вы так сказали? Думаете, Андрей не захочет меня видеть?
Ирина Павловна тяжело вздохнула:
— Я звонила ему несколько минут назад…
— И? — нервно сглотнула девушка. — Есть хоть какие-то новости?
— Да, — женщина сжала губы в тонкую линию. — Алексей в реанимации. Состояние тяжелое, но стабильное. Прогнозов пока не дают, но делают все возможное, чтобы… словом, врачи сейчас борются за его жизнь.
— А Соня?
— А Соня потеряла ребенка. Ей сделали чистку и вкололи снотворное. Сейчас она спит. Андрей находится рядом. Ему выделили место в ее палате.
— Господи! — не помня себя, Виктория вскочила на ноги так резко, что закружилась голова. — Я поеду к ним! Я…
Покачав головой, Ирина Павловна вцепилась в ее руку и вынудила вновь присесть на крыльцо. Заключив ее ладони в свои, она затараторила:
— Вика, я скажу тебе сейчас ужасные вещи. Но не могу не сказать.
— О чем вы?
— Не стоит испытывать судьбу! Не стоит бередить столь свежие раны! Пойми, сейчас не самое удачное время для ваших встреч. Дай ему успокоиться. Дай прийти в себя и оправиться от потрясения. Все самое ужасное в его жизни так или иначе связано с твоим отцом. Из-за него он потерял родителей! И рискует лишиться брата. Из-за него у Сони случился выкидыш. Неродившийся малыш был его племянником или племянницей. Не забывай и про Лизу, которую он считает сестрой! Она все еще находится в руках твоего отца. И одному богу известно… через что нашей девочке приходится… милая, я пытаюсь сказать, что Андрей сейчас очень зол на твоего отца. Может, в глубине души он и понимает, что ты ни в чем не виновата, но… в подобные моменты разум отключается. Остаются лишь инстинкты. И боль. Бесконечная боль. Сам того не желая, он может сорваться и навредить тебе!
— Нет! Он никогда…
— Уничтожить можно и словами, Виктория! Особенно женщину. Особенно до одури влюбленную женщину. Ты уверена, что выдержишь такую ярость?
Вика отрицательно покачала головой:
— Не знаю.
Ирина Павловна отпустила ее руки. И сразу, невзирая на жару, девушке стало холодно. Уставившись на нее умоляющим взглядом, она прошептала:
— Что же мне делать?
— Ждать!
— У меня нет времени. Меня в любую минуту могут запихнуть в самолет и отправить к черту на куличики. Я не смогу противиться решению брата!
— Вот и поезжай. Может, оно и к лучшему. Заодно и чувства проверите.
— В каком… смысле?
— Если Андрей захочет, то сам тебя найдет.
— А если не захочет? — с замиранием сердца всхлипнула Вика.
— Боюсь, в таком случае уже ничто не спасет ваши отношения.
— Но…
Девушка со всей дури сжала кулаки, вгоняя ногти в плоть. Но эта боль была ничтожной по сравнению с агонией разрывающегося сердца. Она поняла.
— Гордеев сказал вам что-то про меня, да? Сказал, когда вы звонили ему?
Женщина покачала головой. А Вика взбесилась окончательно.
— Не врите! Я имею право знать!
— Милая…
— Что он сказал? — почти слезно простонала девушка. — Что?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Неважно. Это не его слова. В нем сейчас говорят гнев и страх.
Виктория зажмурилась до белой ряби в глазах. Вцепившись в собственные волосы, принялась раскачиваться вперед-назад, не в силах принять истину.
Ее самый большой ужас стал реальностью. Настоящей реальностью, ибо…
«Он отказался от меня! Отказался! Это конец. Я его… потеряла!»
Глава 56
Ей снился странный сон. Жуткий. Пугающий. И до безумия реалистичный.
Мать. Отец. Даня. Толя. И толпа незнакомых людей. Все они умирали. Оживали. И снова умирали. Чтобы спустя мгновение… исцелиться вновь.
Лиза бессвязно мычала что-то пересохшим горлом, умоляя их остановиться. Прекратить. Не мучить ее. Ей хотелось немедленно распахнуть веки и вырваться из этого бесконечного водоворота страха и ужаса. Хотелось, но не получалось. В затуманенном сознании то и дело всплывали образы людей, большинство из которых лишились жизни прямо у нее на глазах.
В такие мгновения Лиза рыдала навзрыд, не имея более сил сдерживаться. Она ощущала, как сердце рвется в груди. Как горячие слезы стекают по щекам. Но… не могла пошевелиться. Попытки разлепить свинцовые веки казались неосуществимыми. Тем не менее Лиза чувствовала многое.
Например, чье-то присутствие рядом с собой. Ее постоянно касались чужие руки. Временами кто-то баюкал ее, точно ребенка, и осушал соленую влагу с ее щек. Он целовал Лизу в лоб жесткими шершавыми губами и тихо шептал:
— Тише, моя девочка! Тише! Паскудно. Знаю. Но… твоих слез оно не стоит!
И она затихала. Будто прислушивалась к его словам. А потом проваливалась в пустоту. В блаженное небытие. Без снов. Без чувств. Без сожалений.
Сложно сказать, сколько времени это длилось – час, день или же неделю.
Но в какой-то момент все закончилось. Лиза наконец открыла глаза. Торопливо зажмурилась. Проморгалась и попробовала еще разок.
«Господи, где это я?» — мелькнуло в затуманенном сознании.
Растерянным взглядом осматривая помещение, погруженное в полумрак (единственным источником света был небольшой ночник на тумбочке), она нахмурилась. Поняла, что находится сейчас вовсе не в той комнатушке, в которой ее заперли после похищения. Это место больше напоминало гостиную в обычной среднестатистической квартире с весьма скудной меблировкой. Небольшой комод, старый телевизор на нем. Обшарпанный ковер почти на всю комнату. Вышеупомянутая тумба с ночником, журнальный столик. А также диван, на котором, собственно, и спала Лиза.
Откинув в сторону плед, она медленно приняла сидячее положение. Перебарывая легкое головокружение и тупую, ноющую боль в висках, прислушалась к своим внутренним ощущениям. Во рту пересохло. Да так сильно, что язык прилипал к небу. Губы потрескались. Ей страшно хотелось пить. К счастью, ее похитители позаботились об этом. Едва зрение привыкло к полумраку, Лиза заметила на журнальном столике бутылку воды. А также бумажный пакет – явно с чем-то съестным. Опасения, что в еду и питье опять что-то подмешали, конечно, имелись. Но жажда была столь велика, что стало откровенно… плевать на возможные последствия. Не помня себя, Лиза в несколько шагов преодолела расстояние до заветной цели и вцепилась в бутылку, дрожащими пальцами откручивая крышку. Секунду спустя спасительная жидкость потекла по горлу. Лиза торопливо глотала ее, давилась, но никак не могла остановиться. Лишь опустошив добрую половину бутылки, она переключила внимание на бумажный пакет. Внутри него обнаружились запеченные куриные голени, картошка фри и бургер.
Только сейчас девушка и осознала, что зверски голодна. Поразмыслив немного, уселась на диван и принялась есть. По мере насыщения к ней возвращалась возможность здраво мыслить. Так, дожевывая бургер, Лиза заметила окно, завешенное плотными портьерами. Надежда робко трепыхнулась в груди. Запихнув остатки еды обратно в бумажный сверток, она решительно ринулась к нему. Однако ее ждало разочарование – у окна отсутствовала ручка. Можно было попытаться разбить стекло, но… смысл? Судя по удаленности от земли, квартира находилась явно не на первом этаже.