Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие - Пелам Вудхаус

– На что же вы играете?

– На весь мир!

– Как вы сказали?

– Весь мир. Такова ставка. Проигравший покинет Ли навсегда, а победитель останется и женится на Аманде Трайвет. Мы все обговорили. Меня сопровождает Руперт Бейли, он будет вторым судьей.

– И вы хотите, чтобы я обошел все поле с Джуксом?

– Не обошел. Прошел.

– Разве есть разница?

– Мы не станем играть весь круг из восемнадцати лунок. Все решится на единственной.

– Вот как, правило внезапной смерти?

– Не слишком внезапной. Лунка получится длинноватой. Мы стартуем от клуба, а лунка будет в городе, у входа в отель «Мажестик» на Роял-сквер. Миль шестнадцать, думаю, выйдет.

Я был возмущен. В то время клуб захлестнула эпидемия потешных матчей, и я решительно не одобрял их. Начало положил Джордж Уиллис. Он сыграл раунд с местным профессионалом, причем Джордж проходил только первые девять лунок, а его соперник – все восемнадцать. Затем состоялся матч между Гербертом Видженом и Монтегю Брауном, в течение которого Браун, имевший гандикап двадцать четыре, имел право трижды проорать под руку сопернику: «Мазила!» Были и другие позорные профанации священной игры, о которых и сейчас вспоминать противно. По мне, играть потешные матчи в гольф – все равно что издеваться над великолепной классической мелодией. Однако то, что я услышал от Бингема, показалось мне самым возмутительным, особенно если принять во внимание романтический интерес и размеры ставки. Наверное, мои чувства отразились на лице, потому что Бингем начал оправдываться.

– Другого пути нет, – сказал он. – Вы же знаете, в гольфе мы с Джуксом совершенно на равных – ближе не бывает. Конечно, ему просто чертовски везет. Он же чемпион мира по удаче. Зато от меня фортуна всегда отворачивается. Поэтому исход обычного матча для нас – просто лотерея. Испытание же, которое предлагаем мы, не оставляет места случайности. После шестнадцати миль я… то есть сильнейший наверняка выйдет вперед. Вот почему я говорю, что Артуру Джуксу вскоре придется убраться из Ли. Полагаю, вы согласитесь быть судьей?

Я задумался. Матч обещал сделаться историческим, а что может быть заманчивее перспективы навсегда оставить свое имя в памяти благодарных потомков.

– Хорошо, – ответил я.

– Замечательно! Полагаю, не нужно напоминать, что за Джуксом нужен глаз да глаз. Обязательно возьмите книжку с правилами – вдруг что-нибудь забудете. Начнем на рассвете, иначе к концу игры на той стороне маршрута будет слишком людно, а мы хотели бы избежать ненужной огласки. Представляете, что будет, если мой мяч вдруг попадет в полисмена? Боюсь, это вызовет комментарии.

– Пожалуй, и я даже знаю какие.

– Возьмем велосипеды, чтобы не устать в пути. Рад, что вы согласились отправиться с нами. Встречаемся завтра на рассвете у клуба, и не забудьте прихватить правила.

Поутру я прибыл к месту встречи и отметил, что атмосфера сильно напоминает старые времена, когда споры разрешались на дуэли при помощи шпаг и пистолетов. Лишь Руперт Бейли, мой старый друг, не унывал. Я по утрам вообще редко бываю бодр и весел, а соперники свирепо смотрели друг на друга с молчаливым презрением. Оказывается, такие ядовитые взгляды бывают не только в кино. «Тьфу на тебя!» – читалось в их глазах.

Они разыграли право первого удара. Бить выпало Джуксу, и он мастерски послал мяч далеко вперед. Следом Ральф Бингем поставил мяч на ти и обратился к Руперту Бейли.

– Идите вперед по семнадцатому фервею, – сказал он, – и проследите, куда упадет мяч.

– По семнадцатому?! – удивился Руперт.

– Я буду бить туда, – ответил Ральф, указывая за деревья.

– Но ваш второй или третий удар угодит в озеро!

– Я подумал об этом. На берегу у шестнадцатого грина приготовлена плоскодонка. С помощью мэши-ниблика я загоню мяч внутрь, переплыву на другой берег, выбью его и продолжу. Если доплыву до Вудфилда, то сэкономлю пару-другую ударов.

Я так и ахнул. Какая дьявольская изворотливость! Неплохое стартовое преимущество. Артур послал мяч прямо к шоссе, которое проходило по пустырю за первым грином; он намеревался пройти обычным путем вдоль дороги и дойти до моста. Ральф же тем временем срежет угол. У Артура нет шансов воспользоваться оружием противника – между его мячом и семнадцатым фервеем болото. Если даже он чудом пройдет его, то где взять лодку?

Артур яростно запротестовал. Неприятный молодой человек, почти такой же неприятный – хоть и трудно в это поверить, – как Ральф Бингем. Однако в ту минуту я, признаться, сочувствовал ему.

– Это еще что? – воскликнул он. – Не слишком ли вольно ты трактуешь правила?

– О каком правиле речь? – холодно поинтересовался Ральф.

– Эта твоя плоскодонка – препятствие, верно? Ты же не можешь путешествовать по воде на препятствии.

– Почему нет?

Простой вопрос поставил Артура в тупик.

– Почему? То есть как почему? Потому что нельзя! Вот почему.

– В правилах ничего не сказано, – заявил Ральф Бингем, – о том, что препятствие запрещено перемещать. Если можно его передвинуть, не сместив при этом положения мяча, двигай на здоровье. И вообще, что ты мелешь про препятствия? Кто может запретить мне кататься на лодке? Спроси любого доктора, он решительно одобрит утреннюю греблю. Я просто хочу переплыть через протоку, а если в лодке оказался мяч, то при чем здесь я? Главное – не смещать его и играть с того места, где он лежит. Или я не прав, что мяч играют с того места, где он лежит?

Мы признали, что прав.

– Вот и прекрасно, – сказал Ральф Бингем. – Не будем терять времени. Ждем вас в Вудфилде.

Мяч красиво пролетел над деревьями и скрылся где-то неподалеку от семнадцатой лунки. Мы с Артуром спустились с холма для второго удара.

Так уж устроена душа человека – даже будь вы совершенно равнодушны к исходу состязания, все равно болеете за кого-то. В начале этой затеи я был совершенно беспристрастен. Какая мне разница, кто выиграет? Жаль, что оба не могут проиграть. Но события развивались так, что мои симпатии целиком перешли на сторону Джукса. Не скажу, что Артур мне нравился. Мне претили его манеры, лицо, цвет галстука. И все же было что-то в упрямстве, с которым он шел к цели, несмотря на трудности. Немногие сохранили бы хладнокровие, столкнувшись на старте с такой хитростью, но Артур не опустил рук. Несмотря на все недостатки, он оказался настоящим гольфистом. В угрюмом молчании, за двадцать семь ударов, он выбил мяч через раф к шоссе и оттуда начал нелегкое путешествие.

Стояло прекрасное утро. Я ехал на велосипеде, отечески приглядывая за Артуром. Пожалуй, первый раз в жизни мне удалось по-настоящему оценить изысканные строки Кольриджа:

И плоская обыденность явленийВ рассветном озаренье представала…

И впрямь, все казалось таким таинственно прекрасным в прозрачном воздухе, даже пестрые бриджи Артура Джукса, которые я раньше терпеть не мог. Когда Артур наклонялся, чтобы выполнить очередной удар, солнце поблескивало на задней части его брюк, и была в этом какая-то радость и даже поэзия. В кустарнике вдоль дороги весело щебетали птицы, и от этакой благодати я тоже затянул было песню, но Артур раздраженно попросил меня умолкнуть. Он заявил, что вообще-то с удовольствием слушает, как другие подражают голосам домашних животных, но сейчас не время – я, мол, мешаю сосредоточиться. До Бэйсайда мы добрались молча, и вскоре подошли к отрезку дороги, ведущей к железнодорожной станции и спуску на Вудфилд.

Артур продвигался неплохо – удары были хоть и не очень длинные, зато прямые, а это куда важнее. После того как мы миновали Литтл-Хэдли, в нем взыграло честолюбие, и он решил ударить «медяшкой». Результат оказался катастрофическим: пятьдесят третий удар срезался, и мяч угодил в раф справа от дороги. Артуру пришлось потратить десять ударов нибликом, чтобы выбраться оттуда. Это происшествие научило его осторожности.

С тех пор он бил только паттером и без каких-либо затруднений прошел до самого Бэйсайда. Лишь раз мяч застрял на железнодорожном переезде на вершине холма.

У спуска, что ведет к главной улице Вудфилда, Артур остановился.

– Пожалуй, здесь снова можно попробовать «медяшкой», – сказал он. – Мяч лежит прекрасно.

– Благоразумно ли это?

Артур посмотрел вниз.

– Я подумал, что мог бы как следует попасть мячом в этого типа Бингема. Вон он стоит, прямо посреди фервея.

Я проследил за взглядом Артура. Так и есть, стоит, опершись о велосипед, курит сигарету. Даже на таком расстоянии видна его отвратительно самодовольная физиономия. И Руперт Бейли тут же, изнуренный, уселся на земле, прислонившись к двери вудфилдского гаража. Руперт всегда любил чистоту и опрятность, а прогулка по пересеченной местности явно не пошла ему на пользу. Казалось, что он соскребает с лица грязь. Позже выяснилось, что неподалеку от Бэйсайда Руперт свалился в канаву.