Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие - Пелам Вудхаус

Представлялось маловероятным, что столь небольшой изъян в практически безупречном характере Митчела воспрепятствует его профессиональному росту или карьере, и все же это едва не случилось. Однажды вечером, когда я отдыхал в саду, меня навестил Александр Патерсон. С первого взгляда я понял, что пришел он за советом. Так уж вышло, он считал меня хорошим советчиком. Именно я в корне изменил всю его жизнь, порекомендовав не прикасаться к вуду и попробовать для драйва айрон; кроме того, я оказался полезен ему еще несколько раз, например, когда он подбирал себе паттер (а это куда ответственнее, чем, скажем, выбор жены).

Александр присел и принялся обмахивать себя шляпой – вечер выдался жаркий. Озабоченность читалась в его лице.

– Не знаю, что и делать, – начал он.

– Держите голову ровно, плавный замах, никаких резких движений, – авторитетно изрек я, – ибо нет лучшего рецепта счастливой, безоблачной жизни.

– Я не о гольфе, – ответил он. – Меня беспокоит казначейство в моей компании. Смизерс увольняется на следующей неделе, и мне нужно подобрать человека на его место.

– Нет ничего проще. Всего-навсего выберите самого подходящего из остальных сотрудников.

– Да, но кто самый подходящий? Вот в чем вопрос. Есть у меня на примете два человека, которым эта работа, казалось бы, вполне по плечу. Однако я совершенно не представляю, что у них на уме. Вы же понимаете, казначейство – дело не шуточное. Мало ли что взбредет в голову человеку, если сделать его казначеем. Ведь придется иметь дело с большими деньгами. Иными словами, новоиспеченный казначей может внезапно ощутить горячее желание отправиться с моими деньгами в малоисследованные уголки Южной Америки. Вот в чем трудность. Конечно, любая кандидатура – это риск, однако хотелось бы знать, кто из этих двоих даст мне больше шансов сохранить хотя бы часть денег.

Я ответил без всяких раздумий. Что-что, а как устроить проверку характера, я знал прекрасно.

– Единственный способ по-настоящему узнать человека, – сказал я Александру, – сыграть с ним в гольф. Ничто так скоро не раскрывает в истинном свете шельмовство и злокозненность. Был у меня юрист, которому я доверял долгие годы, пока в один прекрасный день не увидел, как он рукой достал свой мяч из рытвины в грунте. На следующее утро я прервал с ним всякие деловые отношения. Он еще не успел сбежать с вверенными ему деньгами, однако недобрый огонек в его глазах показывает, что это лишь вопрос времени. Гольф, мой дорогой друг, – самое лучшее испытание. Тот, кто отправляется в раф один-одинешенек и играет мяч, как он лежит, будет служить исправно и честно. Тот, кто бодро улыбается, когда патт теряет направление из-за не к месту вылезшего из земли червяка, чист душой. А вот торопливый, неуравновешенный и жестокосердный игрок так же проявит себя и в повседневной жизни. Вам ведь не нужен неуравновешенный казначей?

– Нет, если это отразится на бухгалтерии.

– Еще как отразится. По оценкам статистиков, уровень преступности среди хороших гольфистов существенно ниже, чем в любом другом слое общества, возможно, за исключением епископов. С тех пор как Вилли Парк выиграл первое место в Прествике в 1860 году, не было случая, чтобы победитель Открытого чемпионата провел в заключении хотя бы день. В то же время плохие гольфисты – не те, что плохо играют, а те, что черны душой и не считают удар, когда не попадают клюшкой по мячу, никогда не поправляют выбитый дерн, говорят под руку сопернику и не сдерживают свой гнев – буквально днюют и ночуют в тюрьме. Да они даже и не считают нужным подстричься в те редкие дни, когда вдруг оказываются на свободе.

Моя речь произвела на Александра заметное впечатление.

– Ей-богу, – сказал он, – разумно.

– Само собой.

– Так тому и быть. Честное слово, не вижу, как еще сделать выбор между Холмсом и Диксоном.

Я насторожился.

– Холмс? Уж не Митчел ли Холмс?

– Он самый. Да вы его, должно быть, знаете. Он, кажется, живет здесь неподалеку.

– А Диксон – это что же, Руперт Диксон?

– Снова верно. Еще один ваш сосед.

Признаюсь, мне стало не по себе. Такое чувство, будто мяч упал в яму, вырытую моим же нибликом. Я корил себя за то, что не догадался узнать, кому предназначена проверка, прежде чем выступать с предложениями. Мне очень нравился Митчел Холмс, да и его невеста тоже. Скажу больше, именно я, хоть и в самых общих чертах, объяснил ему, как нужно делать предложение Милисент. Дальнейшие события показали, что Митчел внял моим наставлениям. Не раз и не два приходилось мне сочувственно выслушивать мечты Митчела о том, как ему повысят жалованье и они наконец поженятся. Почему-то, когда Александр заговорил о казначействе, мне и в голову не пришло, что Митчел претендует на столь важную должность. Я лишил его всякой надежды. Испытание гольфом – единственная проверка, не сулившая Митчелу успеха. Только чудом Митчел мог не сорваться во время игры, а ведь именно от невоздержанных гольфистов я предостерегал Александра.

Я подумал о сопернике Митчела, и на душе стало еще тяжелее. Руперт Диксон был довольно неприятным молодым человеком, однако даже его злейшие враги не сказали бы, что он не гольфист по натуре. Во время игры с самого первого драйва и до последнего патта Руперт неизменно являл собой образец спокойствия.

Александр уже ушел, а я все сидел в раздумьях. Строго говоря, я, конечно же, не имел права принимать чью-либо сторону, и хотя мой друг не взял с меня слово молчать, я прекрасно понимал, что наш разговор не подлежит огласке. Разумеется, ни один из претендентов не должен был подозревать, что игра с Александром – нечто большее, чем обыкновенный дружеский раунд.

Однако я не мог оставаться безучастным к судьбе двух влюбленных, чье будущее целиком зависело от предстоящего испытания. Я тотчас надел шляпу и отправился к дому мисс Бойд, поскольку наверняка знал, что найду Митчела именно там.

Митчел и Милисент сидели на крыльце и любовались луной. Они тепло, хотя и несколько сдержанно, приветствовали меня. В общем, было заметно, что мое появление никоим образом не вписывалось в их планы. Впрочем, едва я рассказал, зачем пришел, их отношение переменилось. Молодые люди увидели меня в другом свете – ангелом-хранителем, философом и другом.

– И кто только подсказал мистеру Патерсону такую глупость? – возмутилась мисс Бойд.

Я – из лучших побуждений – умолчал о своей причастности к делу.

– Это просто смешно, – продолжала девушка.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Митчел. – Старик Патерсон без ума от гольфа. От него стоило ожидать чего-нибудь в этом духе. Что ж, это конец.

– Полноте, – возразил я.

– А что «полноте»? – вскинулся Митчел. – Вы прекрасно знаете, что я откровенный, прямодушный гольфист. Если мяч летит на северо-северо-восток, когда я отправляю его точно на запад, мне есть что сказать на сей счет. Это загадочное явление явно требует комментариев, и я их даю. Естественно, случись мне срезать драйв, я считаю своим долгом во всеуслышанье заявить, что сделал это не нарочно. И вот, насколько я понимаю, именно такие мелочи и решат исход испытания.

– Митчел, милый, а не мог бы ты научиться владеть собой на поле? – спросила Милисент. – Ведь гольф – всего-навсего игра.

Наши с Митчелом взгляды встретились, и я уверен, в моем взгляде читался такой же ужас, что я увидел в глазах Митчела. Иногда женщины говорят, не подумав. Не стоит сразу же делать выводы о недостатках их воспитания или образа мыслей. Они просто не понимают, что говорят.

– Тише! – хрипло сказал Митчел, с трудом оправившись от потрясения. – Помолчи, любимая!

Пару дней спустя я повстречал Милисент неподалеку от почты. Глаза ее светились счастьем, лицо сияло.

– Вы не представляете, как все здорово складывается, – сообщила она. – Когда Митчел ушел, я принялась листать журнал и наткнулась на удивительное объявление. Там говорилось, что все великие люди в истории человечества достигли успеха благодаря умению держать себя в руках. Даже Наполеон ничего не добился бы, не научись он управлять своим необузданным нравом. А еще там было сказано, что любой может стать как Наполеон, если заполнит приложенную к объявлению заявку на замечательную книгу профессора Орландо Стибритта «Искусство владеть собой». Только нужно было торопиться, потому что в течение пяти дней книга предлагалась совершенно бесплатно, а после – за семь шиллингов, но с заказом лучше не медлить из-за очень большого спроса. Я сразу же написала и, к счастью, успела до того, как все разобрали – у профессора Стибритта как раз остался один экземпляр книги, и она только что пришла. Я сейчас ее полистала, и она чудо, как хороша.

Милисент протянула мне небольшой томик. Я бросил взгляд на книгу. На первой же странице моим глазам предстала подписанная фотография профессора Орландо Стибритта, прекрасно владевшего собой, несмотря на длинные седые бакенбарды. Далее шли материалы для чтения, размещенные между широкими полями. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять методы профессора. Попросту говоря, он воспользовался тем, что авторские права на размышления Марка Аврелия истекли около двух тысяч лет назад, стащил у философа избранные цитаты и приторговывал ими под своим именем. Я не стал говорить об этом Милисент. В конце концов, не мое это дело. Вполне возможно, хотя и не очевидно, профессору Стибритту тоже нужно на что-то жить.