Назначение поэзии - Томас Элиот

Такая позиция по-прежнему остается стержнем всех размышлений Элиота. В дальнейшем мы попытаемся показать ее связь с представлениями Элиота о поэзии, высказанными в работе "Назначение поэзии и назначение критики".

В чем же состоит, по мысли Элиота, основная функция поэзии? Разделявший непреодолимым барьером повседневную жизнь и реальность искусства, эмоцию обыденную и эстетическую, Элиот вполне солидарен с адептами "чистой поэзии", утверждавшими, что поэзия не связана с практическими интересами человека и не несет практической пользы. Ее цель — доставлять эстетическое наслаждение. Автор "Назначение поэзии и назначение критики", на первый взгляд, ничего нового здесь не открывает.

Понимание роли поэзии в обществе логически вытекает из концепции творческого сознания. Поэт в системе Элиота преодолевает стереотипное осмысление реальности, условности, абстракции, подменяющее подлинное переживание. Ему открывается индивидуальный характер мира, скрытые связи, незамеченные обыденным сознанием. Это новое восприятие реальности становится доступно читателям, разрушая в свою очередь их традиционное мировоззрение. "Поэзия, — как указывает Элиот, завершая свои лекции, — может помочь сломать общепринятые способы восприятия и оценки, которые непрерывно формируются, и помочь людям заново взглянуть на мир или на какую-то новую его часть".

Однако социальное значение поэзии этим не ограничивается. Как мы помним, поэт, в представлении Элиота, воссоздавая свое переживание в виде объективного коррелята, во-первых, соединяет мысль и эмоцию в единый комплекс и, во-вторых, оперирует индивидуальным, точным выражением. Таким образом, поэт, с одной стороны, заставляет читателя осознать неопределенное по своей природе чувство: "Время от времени она (поэзия. — А.А.) может делать немного более понятными для нас те глубокие и безымянные чувства, которые составляют основу нашего бытия". С другой стороны, поэзия, используя точные формулировки, возвращает обыденным понятиям языка точность, индивидуальность. Она делает язык нации жизненным, способным выражать тончайшие оттенки мысли и чувства. Иными словами, она приближает язык к реальности. С исчезновением словесного искусства у человека исчезает и способность выражать свою индивидуальность. Он сможет объяснить свои чувства и мысли не адекватно, а лишь грубо и приблизительно. "Народ, переставший создавать литературу, — пишет Элиот, — останавливается в развитии мысли и восприимчивости. Поэзия народа получает жизнь от языка народа и, в свою очередь, дает ему жизнь. Она представляет собой высшую степень сознания народа, его величайшую силу, его тончайшую восприимчивость".

Понимание общественных функций поэзии Элиот более подробно изложит в своем позднем эссе "Социальное назначение поэзии" (1945).

Ответ на вопрос о сущности поэзии неразрывно связан для Элиота с разговором о литературной критике. Еще в начале 20-х гг. Элиот обосновывает свое представление о критике в эссе "Совершенный критик", "Несовершенный критик", "Назначение критики" и т. д. В последней работе Элиот во многом уточняет свою позицию. Но она останется непонятной, если отбросить его концепции начала 20-х гг.

Прежде всего вспомним о том, что Элиот в отличие от Мэтью Арнольда не проводил столь жесткого разграничения между деятельностью критической и творческой. Первая не только может, но и должна быть частью творческого процесса.

Либеральные критики и литературоведы (так по крайней мере считал Элиот) говорили о важности вдохновения, которое сопутствуй по их мнению, творчеству и является его основой. Критическим усилиям поэта они не придавали значения. Элиот отвергает такого рода подход. Вопросу о поэтическом вдохновении он посвящает несколько страниц "Заключения" в книге "Назначение поэзии и назначение критики". Вдохновение Элиот относит к психическим процессам обыденной личности. Оно вполне может быть материалом поэзии, но никак не стержнем творческого процесса. "Поэтов с более развитым сознанием, — со всей категоричностью утверждает Элиот, — это, безусловно^может вообще не касаться; я не могу допустить мысли, что Шекспир или Данте были зависимы от таких причудливых порывов".

Материал поэзии необходимо "организовать", что достигается именно критическими усилиями. Критический ум ограничивает, организует материал, сообразуясь с определенными законами формы. Он не допускает их нарушения. В процессе критической деятельности (той, разумеется, что является частью творчества) художник отделяет сугубо поэтическое от непоэтического, оставляя последнее за рамками произведения.

Взаимосвязь критических и творческих интенций, о которой шла речь, вовсе не означает, что Элиот уравнивает деятельность критическую и творческую. Первая самодостаточна, вторая подчинена первой. В литературной критике Элиот выделяет две тенденции: 1) обращение к фундаментальному вопросу о сущности поэзии, 2) конкретная критическая оценка поэтического произведения. Эти тенденции взаимосвязаны, ибо сила обобщения критика заключается в умении объединить как можно больше фактов. Конкретный анализ, в свою очередь, невозможен при отсутствии понимания общих проблем и без методологических оснований.

Концепция назначения поэзии всецело зависит от состояния литературной критики. И одной из важнейших тем книги "Назначение поэзии и назначение критики" становится развитие литературной критики в Англии и не просто развитие, а непосредственно связанное с ним изменение в понимании сущности поэзии и критики.

Авторы трактатов о поэзии, принадлежащие елизаветинской эпохе, по мысли Элиота, обращались к практической критике, поскольку принципиальные проблемы поэтологии решались ими всеми более или менее одинаково. По поводу Филипа Сидни, автора первой английской поэтики, Элиот, в частности, говорит, что тот был "совершенно уверен в единодушии с ним читателя, и ему никогда не. приходилось задавать себе вопрос, для чего существует поэзия". "Сидни, — продолжает Элиот, — утверждает, что поэзия дает одновременно наслаждение и наставление, что она — украшение светской жизни, слава и гордость нации".

Литературная критика XVII–XVIII вв. ничего нового в осознание функций поэзии не вносит. Фундаментальный переворот в критике, то есть изменение требований, предъявляемых к поэзии, Элиот связывает с романтической эпохой, представленной в его работе именами Вордсворта, Кольриджа и Шелли. Критики приписали поэзии новые функции и тем самым трансцендировали традиционное представление о границах поэзии. Они, с точки зрения Элиота, сделали попытку разрушить барьер между поэзией и обыденной жизнью, заявив о единстве "я" обыденного и "я" творческого. Вордсворт связывает цель поэзии с идеей социального переустройства. Его концепцию, считает Элиот, доводит до логического завершения П.Б. Шелли, утверждающий, что поэты — "непризнанные законодатели человечества". Это приводит к искажению подлинной сущности поэзии. Автор "Назначения поэзии и назначения критики" в главе "Шелли и Китс" пытается убедить читателя, что Шелли фактически привлекает поэзию исключительно для украшения, расцвечивания собственных теорий, низведя ее тем самым до уровня пропаганды.

Кольридж в меньшей степени, чем его современники, социально ориентирован. Однако и его Элиот ставит в ряд литературных "еретиков". В сферу критики и поэзии Кольриджа вторгается философия. Ее абстрактные, оценочные понятия порой подменяют конкретный критический анализ.

Центральной фигурой постромантического периода в английской литературной критике Элиот называет представителя "этической критики" Мэтью Арнольда. Общее понимание поэзии в его критической системе укладывается в одну формулировку: "Поэзия в своей основе есть критика жизни". Данное определение Элиот считает поверхностным, поскольку в рамках теории Арнольда оно оставляет за поэзией лишь одну функцию — укреплять в людях нравственность. Поэзии тем самым приписывается роль религии.

Начало XX в. Элиот характеризует, как продолжение литературного диктата Арнольда. Пытаясь определить назначение поэзии, критики сводят ее к пропаганде, религии (что с очевидностью демонстрируют работы Ричардса), вдохновению. Все эти концепции, претендуя на всеобщность, оказываются, согласно Элиоту, ограниченными.

Тем не менее среди всех концепций Элиот находит ту, которая в большей степени соответствует его собственным представлениям о назначении поэзии. Речь идет о Т. Хьюме, который определил высшую цель поэзии как "ясное и точное описание".

Итак, можно ли, подытожив столь различные теории, вывести общее понимание сущности поэзии? При создании различных концепций, как справедливо отмечает Элиот, критики стремятся прежде всего обозначить функции поэзии. Однако определить сущность поэзии через ее функции невозможно, считает Элиот. Он не обольщался относительно хьюмовского (и собственного) понимания поэзии, считая, что оно никак не может претендовать на всеобщность. Универсальное определение сущности поэзии дать действительно невозможно. И все же в различных, менявшихся на протяжении английской литературной истории объяснениях сущности поэзии, присутствует некий объективный общий элемент. Всякий раз в попытке сформулировать его критик ограничен своим временем. Ведь он имеет дело не со всей поэзией, а с некоторым срезом поэзии и стремится определить то, что актуально для данной эпохи. Здесь реализованы далеко не все возможности, заложенные в словесном искусстве. С каждой литературной эпохой перед поэзией открываются все новые и новые горизонты.