Только когда я смеюсь - Лен Дейтон

Я посмотрел ему прямо в глаза и серьезно кивнул.

– Тут нечем гордиться. Президент компании не должен быть слишком доверчивым, каковы бы ни были его личные привязанности. Молодой Гловер прав: когда вы стоите во главе гигантского предприятия, вы никому не вправе доверять. Он прав, наступит день, когда я поверю ненадежному человеку, и тогда одному богу известно, что может произойти. – Я закусил губу, чтобы они подумали, будто меня смутило воспоминание о препирательствах с Бобом.

– Да ладно, сэр Стиви, – сказал Карл.

Из них двоих он был более спокойным и вид имел представительный: высокого роста, в довольно консервативном костюме из блестящей синтетической ткани. Сначала я подумал, что он будет источником неприятностей, но теперь уже было ясно, что они оба мои. Действительно мои. Я мог заставить их танцевать голышом на столе или выброситься из окна. Эта власть кружила мне голову, и меня не покидало искушение проверить, насколько далеко я могу завести их. Я чуть было не предложил им поехать с нами в аэропорт и даже начал плести в уме хитроумную историю, развивая эту идею. У меня перед глазами возникли испуганные лица Боба и Лиз в момент, когда я появляюсь в аэропорту с этими двумя красавцами и заставляю их помахать нам рукой перед отлетом в Лондон. Уууиииу…

– Вот так-то лучше, – сказал толстяк. – Не сдерживайте себя. Чуточку того негодника, которого мы встретили в клубе «Плейбой» вчера вечером.

И тут я понял, что произнес «ууииуу…» вслух.

Я уселся на вращающееся кресло, включил настольную лампу и подставил под нее голову, как будто это был холодный душ. Уф.

– Простите меня, джентльмены, – медленно проговорил я. – Но вы скоро убедитесь, что мне приходится вести двойную жизнь: одну я живу за себя лично, а в другой несу ответственность за корпорацию с шестидесятитысячным многонациональным штатом. Одна оплошность – и все эти люди лишатся работы.

– И вы в том числе, – подсказал Карл.

Мы рассмеялись. Согласно расписанию, Боб и Лиз должны уже быть внизу и предъявить чек. Сейчас. Толстяк сказал:

– Работа не игра. Это как виски и вода – их нельзя смешивать, да?

Я налил им еще.

После моего вежливого смеха наступило молчание. Джонни-толстяк вытащил расческу и быстро провел по редеющей шевелюре. Молчание было непозволительным, и я его нарушил.

– Вы, наверное, слышали анекдот о двух английских путешественниках, на которых напали африканские дикари. В здоровенного англичанина попало копье, затем второе, и в конце концов он весь был утыкан копьями, как игольница. Его товарищ взглянул на него и говорит: «Боже, Роджер, тебя страшно, ужасно изрезали, беднягу. Тебе больно?» А тот парнишка с копьями отвечает: «Да нет, ей-богу, Сидни. Только когда я смеюсь».

Дуралеи от души расхохотались, и я не отставал от них. Деньги уже должны быть уложены в портфель. Толстяк вытащил шелковый платочек и вытер глаза, слезящиеся от смеха. Я незаметно включил и тут же выключил переговорное устройство. Раздался щелчок, и я пояснил:

– Это условный сигнал. Мне ненадолго надо подняться наверх. Извините, джентльмены, я выйду на пятнадцать минут попрощаться с нашим управляющим из Стокгольма, и еще минут десять мне понадобится, чтобы обеспечить так дополнительную охрану на выходные. Подождите меня. – Возле двери я помедлил. – Да, еще вот что, джентльмены. Вы смело можете пока обсуждать любые вопросы, помещение не прослушивается. По крайней мере, я об этом ничего не знаю. – Мы дружно засмеялись. – И помните, нет нужды выносить окончательное решение до понедельника, когда начнут приниматься заявки. Передайте моей секретарше и Отису Гловеру, что я вернусь как раз к заказанному разговору с Нассо. И присматривайте хорошенько за ключом от сейфа. Там лежит наш контракт с Пентагоном. – Уже в дверях я повернулся: – Боже, моя ручка от Уинни. Хотя какая разница, я скоро вернусь.

Карл положил ключ в карман и кивнул мне.

Я оставил на столе свою шляпу с полями (тридцать долларов), зонтик (сорок шесть долларов пятьдесят центов), несколько картин в кожаных рамках и старую авторучку за два доллара (итого на сумму семьдесят восемь долларов пятьдесят центов).

В соседней комнате все было готово. Я расслабил узел галстука, вколол в воротничок крупную золотую булавку, в галстук – зажим с драгоценным камнем, на руки надел четыре сверкающих перстня. Затем снял подтяжки и, расслабив пояс на брюках на одно деление, прошелся по комнате, чтобы брюки опустились на бедра. Это сильно меняет походку, по крайней мере, мою.

Отстегнув от жилета цепочку для часов, я прикрепил ее к брюкам, как будто она была для ключей. Вылив на ладонь весь небольшой флакончик крепко пахнущего масла, я втер его в волосы, заодно переместив пробор поближе к центру. Немного лосьона на подбородок, а сверху тальк. Затем я влез в меховое пальто, которое недавно снял Боб, застегнул его и поднял воротник. Ансамбль завершила белая фетровая шляпа и темные очки. Сал Ломбардо. Вся процедура не заняла и шестидесяти секунд.

Я нажал кнопку экспресс-лифта. Мик был на месте. Я заметил, как он поморщился, когда его начал обволакивать тяжелый запах моей парфюмерии.

– Собрались смотреть главный поединок?

– Ага, – прохрипел я. – Точно, кореш.

– Этот Цапелло продует, вот что.

– Цапелло-капелло. Этот чэмп попадет в турму. И нэ порть дэнги на этот дурак.

– Точно говорите? Вы его знаете?

– Знаетэ? Это мой бамбино.

– Да, – с почтением проговорил Мик.

Дальше мы ехали молча. Внизу, когда я выходил, Мик сказал:

– До свидания, мистер.

– Чао, – крикнул я. – Чао, бэби, чао.

И быстрыми шагами направился к выходу. Заказанный нами «линкольн» ждал на улице у подъезда.

– Я Сал Ломбарде, – представился я. – Здание Пан-Ам, и пошустрее.

– Ясное дело, – согласился водитель.

Здание Пан-Америкэн было в нескольких минутах езды, с его крыши вот-вот должен был отправиться вертолет. Я не спешил, для меня было забронировано место, а вот молодежь – Боб и Лиз – уже сидели в салоне. В разных местах, конечно. Вся операция была рассчитана во времени с потрясающей точностью, если не считать тех двадцать пяти центов на такси из-за пробки. Но это, безусловно, вина Боба, и я заставлю его выплатить долг из собственного кармана. В аэропорту Кеннеди мы пересаживаемся на лондонский рейс. Все идет точно по расписанию.

Боже, как я устал. Темные очки скрывали от меня весь мир, и я им был очень благодарен. Довольно уже я насмотрелся за последние часы. Через несколько рядов за спиной был слышен голос Боба, который обучал стюардессу фокусу с двумя игральными кубиками, они оба хихикали. Это раздражало остальных пассажиров, да и, по моему мнению, уж слишком бросалось в глаза. Бог мой, ведь Боб в своем портфеле вез все деньги. Хоть бы это угомонило его! Жаль, что я не позволил ему взять чертову книгу по археологии, но это могло бы вызвать подозрения. Охранник в форменной одежде, а в руках «Начало нашей цивилизации. Иллюстрированная энциклопедия для малышей».

Я сдвинул на глаза свою белую шляпу. Устал я быть Салом Ломбардо. Надо было оставаться сэром Стивеном Латимером, хотя бы на время полета в Лондон. Латимера бы лучше обслуживали, особенно в британской авиакомпании.

Мы путешествовали по одному. Боже, какая усталость. Я всегда устаю после операции. Постоянная ответственность, сама разработка плана, принятие решений. Иногда стратегия может поменяться кардинально в самую последнюю минуту. Вечное напряжение. И не от кого ждать совета и помощи. Боб ребенок – в лучшем случае с уровнем мышления, как у пятилетнего малыша, в худшем – уголовник. Лиз постарше, у нее больше чувства ответственности, и я люблю ее, но ей всего двадцать с небольшим, она еще молоденькая девчонка, если взглянуть поглубже под этот поверхностный налет умудренности, который она приобрела благодаря мне. Я люблю Лиз, и Боб мне нравится, но иногда я задумываюсь: что я делаю рядом с ними? Сегодня я бы отдал все, что имею, за сокровенную беседу. Мне недостает этого больше, чем чего бы то ни было. Иногда я пытаюсь припомнить давнишние разговоры, споры в столовке, бесконечные дискуссии в танке посреди пустыни. Все прошло, и ничем это не заменить, как и тех, с кем вместе проходил подготовку.

Такова правда жизни. Друзья, которых приобретаешь после двадцати пяти, не так близко, как старые друзья. Моих старых друзей нет. Они остались в пустыне. Все они погибли в одну и ту же ночь, почти все. И отец Лиз. Подразделение потеряло двадцать офицеров, и после этого так по-настоящему и не восстановилось, как и я сам.

– Очнись, Сайлас. – Это был капитан Ледбеттер.

Еще не придя в себя после взрыва и пожара, я открыл глаза. Ледбеттер был просто ужасен: лицо покрыто слоем серой пыли, небритый подбородок, спутавшиеся волосы, рубашка вся в темно-коричневых пятнах. Он заметил мой взгляд.