Хендерсон — король дождя - Сол Беллоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все три комнаты в доме и коридор были завалены ящиками, коробками и детскими люльками. Иными, казалось, пользовались еще в прошлом веке. Возможно, в одной из таких колыбелей качали меня…
Мисс Ленокс собирала старье и всяческий хлам со всей округи: бутылки, тарелки, лампы, подсвечники, сумки, набитые разным тряпьем, плетеные корзинки с пуговицами и шитьем. На стенах висели старые календари, пожелтевшие фотокарточки, всякие подвески, висюльки, брелки.
Вещи переживают человека.
«Боже, какой стыд! Как мы живем! Что делаем для других? Хендерсон, двигайся дальше. Сделай еще усилие. Ты ведь тоже умрешь от этой распространенной болезни — смерти, от тебя ничего не останется, кроме горстки праха или кучки пепла. Или мусора. У тебя не было ничего за душой, потому и оставаться нечему. Так что живи, пока жив».
Лили сидела в кухне и плакала.
— Зачем ты оставил эту записку?
— Тело нельзя трогать до прихода следователя. Таков порядок. Я сам едва прикоснулся к ней.
Потом я предложил Лили выпить. Она отказалась, а себе налил стакан бурбона и проглотил залпом. Виски обожгло мне все нутро, однако горестный факт остался фактом: старушка пала жертвой моей необузданности. Люди умирают по-всякому: от солнечного удара или остановки сердца на крутой лестнице, от кровоизлияния в мозг.
Лили поняла, о чем я думаю, и начала что-то бормотать. Лицо ее потемнело.
Городской гробовщик жил в доме, где я когда-то брал уроки танцев. Пятьдесят лет назад я ходил туда в шевровых штиблетах.
Когда катафалк подъехал к дому, я сказал Лили:
— Знаешь, Чарли Олберт с женой собираются в Африку. Уже наметили отъезд — через две недели. Я, пожалуй, поеду с ними. Давай поставим «бьюик» в гараж. Зачем тебе два автомобиля?
На этот раз она не стала возражать:
— Поезжай, тебе надо развеяться.
Мисс Ленокс повезли на кладбище, а я поехал в аэропорт Айдлуайлд[3] и взял билет на самолет.
VПодростком я шагу не мог ступить без Чарли, человека, в некоторых отношениях похожего на меня. В 1915-м мы вместе посещали танцевальные курсы (занимались в том самом доме, откуда впоследствии вынесут гроб с телом мисс Ленокс). Взаимная привязанность сохраняется до сих пор. Чарли на год младше меня, зато его финансовое положение немного лучше моего. Когда умрет его старенькая матушка, он получит еще порядочный куш. В надежде найти решение своих многочисленных проблем я и отправился с Чарли в Африку.
Наверное, я совершил ошибку, поехав с ним. Но я понятия не имел, как один доберусь до Черного континента и что там буду делать. Чарли хорошо, он задумал сделать фильм о людях и животном мире Африки. Во время войны он снимал передвижения и бои армии генерала Паттона, так что с камерой обращаться умел. Меня лично ни фото, ни кино не интересовало.
В прошлом году я попросил друга приехать ко мне и запечатлеть на пленке породистых свиней. Он был рад возможности лишний раз продемонстрировать свое искусство и отснял множество превосходных кадров.
Когда мы пришли из свинарника в дом, Чарли объявил, что женится.
— Шлюх ты изучил досконально, это факт. Но что ты знаешь о порядочных девочках, о целочках?
— Ничего, — подтвердил он. — Но уверен, что моя невеста — единственная и неповторимая.
— Знаем мы этих единственных и неповторимых, с ними хлопот не оберешься, — возразил я, имея в виду Лили, которая даже дома теперь бывала редко.
Мы спустились ко мне в студию и выпили по поводу предстоящего события. Чарли попросил меня быть его шафером. Друзей у него почти не было. Мы пили и вспоминали золотые деньки и наши уроки танцев. Мы тосковали по прошлому, в глазах стояли слезы. Тогда он и предложил мне поехать вместе в Африку, где он собирался провести медовый месяц.
Я, естественно, принял участие в брачной церемонии: держал венец над его головой. Однако забыл поцеловать невесту, и она охладела ко мне, а потом заняла совсем враждебную позицию.
Экспедиция, организованная Чарли, была оснащена самой современной техникой, начиная с переносного генератора и кончая душевым устройством. Я был против этих прибамбасов.
— Мы разве для того воевали? Мы же с тобой старые солдаты. В Африку надо ехать налегке и надолго.
Когда я покупал в Нью-Йорке билет на самолет, то поспорил с представителем авиакомпании. Тот настаивал, чтобы я взял билет в оба конца. Чтобы доказать ему и себе серьезность моих намерений, я взял билет только в одну сторону.
Мы вылетели из Айдлуайлда в Каир. Там я съездил на автобусе посмотреть сфинкса и пирамиды, потом мы двинулись дальше, в глубь континента.
Я полюбил Африку еще в самолете. С высоты трех миль я смотрел на древнюю колыбель человечества. Внизу, поблескивая на солнце потоками расплавленного металла, текли реки. Растительный мир сверху разглядеть было невозможно. Я дремал над облаками и думал о том, что, будучи мальчишкой, я мечтал, глядя на них… Если тебе (твоему поколению), как никому раньше, удается полюбоваться облаками с обеих сторон, жизнь предстает в другом свете… Я был готов даже умереть. Но посадка каждый раз проходила благополучно.
Поскольку я прибыл в Африку в силу известных обстоятельств, то должен был от души приветствовать новое место. Я захватил с собой изрядную сумму денег и говорил себе: «До чего же богата и щедра жизнь!» Я чувствовал, что мне выпал новый шанс. Даже африканская теплынь обещала удачу. Здесь было жарче, чем у Мексиканского залива, и многоцветье растительности пришлось мне по душе. Перестало ныть сердце, молчал внутренний голос.
Скоро наша экспедиция подошла к какому-то озеру, и мы разбили здесь лагерь. По песку ползали крабы. На берегу — густые заросли тростника. Среди водяных лилий плавали крокодилы. Когда они открывали зияющие пасти, слетались птички и выклевывали из их зубов себе пищу. Цветы на стеблях папирусов напоминали похоронный плюмаж, что наводило на печальные размышления. Туземцы тоже были какие-то печальные. Мной овладевало беспокойство, и через три недели работы с Чарли я тщетно пытался услышать знакомое: «Хочу, хочу, хочу!»
— Только не заводись, — сказал я Чарли, — но у нас троих что-то не складывается.
Он посмотрел на меня поверх солнечных очков. Мы были на берегу, и оба в шортах. Неужели это тот парень, с которым мы брали уроки танцев? Как изменило нас время! Чарли раздался в груди, а я — еще больше.
— Почему?
— Как тебе сказать… Спасибо, что позвал меня с собой, меня всегда тянуло в Африку. Но снимать тропики мне неинтересно. Продай мне один джип, и я отвалю.
— Куда поедешь?
— Не знаю, но здесь оставаться не хочу.
— Ну, валяй. Держать тебя не буду.
А не сложилось у нас потому, что я забыл после венчания поцеловать его жену, и та крепко обиделась. Сдался ей этот поцелуй? Я и сам не знаю, почему не поцеловал ее, видно, о чем-то задумался, а она, похоже, решила, что я ревную друга.
Так или иначе, я портил им медовый месяц. Третий всегда лишний, как лишнее пятое колесо в телеге.
— Не сердишься, Чарли?
— Да ладно тебе, отваливай.
Я нанял двух туземцев и, как только мы укатили на джипе, сразу почувствовал себя лучше.
Через несколько дней я одного из них уволил. С другим — его звали Ромилей — состоялся обстоятельный разговор. Он сказал: если я хочу побывать там, куда редко заезжают белые, он повезет меня туда.
— Вот-вот, — обрадовался я. — Ты меня правильно понял. Я не для того сюда приехал, чтобы ссориться с бабой.
— Я везти вас далеко.
— Чем дальше, тем лучше! Едем.
Мне попался именно тот проводник, который нужен.
Мы бросили часть багажа, и я пообещал Ромилею подарить джип, если он завезет меня в какую-нибудь глухомань.
— Далеко дорога нет. Надо ногами.
— Вот как? Тогда потопали. Машину мы спрячем, а на обратном пути заберешь ее.
Ромилей безумно обрадовался.
Мы добрались до селения, которое он назвал Талузи, и в пустующей хижине, сложенной из пальмовых веток, сняли с джипа колеса. Потом наняли двухместный самолетик и полетели в Бавентай (прежде — Белланка). Машиной управлял босоногий араб. Самолет трясло от малейшего ветерка. Крылья, казалось, вот-вот обломятся, и мы рухнем на землю. Полет, однако, прошел благополучно. Мы сели у подножья какой-то горы на площадку затвердевшей глины. К нам подошли два дюжих черных пастуха, толстогубых, с курчавыми волосами, смазанными жиром. Никогда не видел людей такого дикого обличья.
— Ты хотел привести меня сюда? — спросил я Ромилея.
— Нет, господин, мы идем далеко.
Целую неделю мы двигались дальше, и все пешком.
Я не имел ни малейшего представления, где мы находимся, в какой части континента. Мне было все равно. И спрашивать у своего проводника не спрашивал, поскольку прибыл в Африку для того, чтобы оставить кое-что позади, в Штатах.