Воля к смыслу - Виктор Франкл

Даже в престарелые годы он не станет завидовать молодости. Чему завидовать? Возможностям, которые есть у молодого человека, или его будущему? Нет, вместо возможностей в будущем зрелый человек обладает действительными достижениями в прошлом — проделанной работой, настоящей любовью и перенесенными страданиями. Последним надо гордиться больше всего, хотя это то, что едва ли вызывает зависть.

Эдит Уейскопф-Джоелсон в своей работе по логотерапии отметила, что эта школа может противодействовать страху старости и страданий, которые она рассматривает как нездоровые тенденции в современной культуре Соединенных Штатов[23]. Я не могу закончить свою работу без того, чтобы не процитировать другого человека, который по другую сторону Атлантики нашел мое учение достойным поддержки. В знак своей солидарности он написал в моей книге гостей следующие строчки:

Das Vergangene geht;Das Gewesene kommt.

Это можно прочесть так:

Что прошло, то прошло;Что осталось в прошлом, то вернется.

Можно представить себе, какое утешение принесет вдове, потерявшей на войне мужа, чье семейное счастье длилось две недели, логотерапевтическое отношение к прошлому. Она почувствует, что этот опыт никто не сможет отобрать у нее. Прошлое сохранит ее сокровище нетронутым. Ее жизнь не сможет стать бессмысленной, даже если она останется бездетной. Кстати сказать, предположение, что рождение детей является единственным смыслом жизни, противоречит самому себе; нечто само по себе являющееся бессмысленным нельзя сделать осмысленным, лишь увековечивая это.

Не последней задачей психотерапии является примирение и утешение: человек должен примириться со своей конечностью, и он должен быть в воспринимать свою жизнь преходящей. Этой своей деятельностью психотерапия действительно затрагивает область религии. У них есть общее основание, достаточное для взаимного сближения. Наведение мостов, как бы то ни было, не означает слияния, поскольку по-прежнему есть существенное различие между соответствующими целями психотерапии и религии.

Целью психотерапии, психиатрии и, в целом, медицины является здоровье. Целью религии, как бы то ни было, является нечто существенно отличное: спасение. Это слишком много для различия в целях. Достигнутые результаты — другое дело. Хотя религия может не ставить своей целью психическое здоровье, она может способствовать его достижению. Психотерапия также часто приводит к получению побочного результата; в то время как доктора не касается или не должно касаться то, чтобы вместе с помощью пациенту восстановить его веру в Бога, это случается снова и снова — незапланированно и неожиданно.

Как это происходит в реальной ситуации? Давайте вернемся к логотерапевтическому занятию группы, или к логодраме, которую я уже упоминал. Во время обсуждения смысла страдания я спросил всю группу — может ли обезьяна, которой постоянно делают уколы с полиомиелитной сывороткой, постичь смысл своих страданий. Группа единодушно ответила: «Конечно, нет! По причине ограниченности своего интеллекта она не может войти в человеческий мир, то есть в мир, в котором страдание может быть понимаемо». После чего я сказал: «А что человек? Вы уверены, что человек является конечной точкой эволюции космоса? Не правда ли, трудно представить, что существует также другое измерение, мир, превосходящий мир человека, мир, в котором могут ответить на вопрос о высшем смысле человеческих страданий?»

Изначально этот высший смысл превосходит ограниченные умственные способности человека. В отличие от тех экзистенциальных писателей, которые провозглашают, что человек должен понимать, что в конечном счете, его бытие абсурдно, я считаю, что человек должен понимать только свою неспособность постичь высший смысл оснований его интеллектуальной деятельности. Человек должен сделать выбор между «конечной абсурдностью» и «высшим смыслом» как основаниями своего существования, сделать выбор самим образом своей жизни. В том, «как» существовать, лежит ответ на вопрос «зачем» существовать.

Таким образом высший смысл более не является предметом интеллектуального познания, но является делом экзистенциальных обязательств. Смысл можно понять, но высший смысл требует толкования. Толкование, однако, предполагает принятие решения. Действительность характеризуется неоднозначностью, поскольку допускает множество толковании, человек, выбирая одно из них, оказывается в ситуации, подобной той, которая возникает при работе с проективным тестом. Для иллюстрации расскажу о следующем опыте.

Незадолго до того, как Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, меня вызвали в американское консульство в Вене, чтобы вручить иммиграционную визу. Мои пожилые родители надеялись, что я покину Австрию, как только получу визу. Как бы то ни было, в последний момент я засомневался: мне преградил путь вопрос — должен ли я покидать своих родителей. Я знал, что в любой момент они могут оказаться в концентрационном лагере. Должен ли я остаться с ними? Размышляя над этим вопросом, я пришел к тому, что это была та дилемма, для решения которой хотелось получить знак свыше. Этой подсказкой оказался кусок мрамора, лежавший в доме на столе. Когда я спросил о нем своего отца, он объяснил, что нашел его на том месте, где нацисты сожгли крупнейшую в Вене синагогу. Мой отец взял этот кусок мрамора домой, потому что он представлял собой часть мраморной доски, содержащей десять заповедей. На мраморном куске была золотом выгравирована буква из иврита. Мой отец объяснил, что эта буква означает только одну из заповедей. «Какую?» — выпалил я. Ответ был таким: «Почитай отца твоего и мать твою: и дни твои могут быть долгими на земле». Поэтому я остался с отцом и матерью и не воспользовался американской визой.

Восприятие этого куска мрамора как знака свыше могло быть выражением того факта, что уже задолго до этого в глубине сердца я решил остаться. Я только спроецировал это решение благодаря куску мрамора.

Человек не может избежать принятия решении. Реальность неизбежно заставляет человека решать. Человек принимает решения каждый миг, даже не сознавая этого, он делает это невольно. Через эти решения он определяет самого себя. Постоянно и непрерывно он формирует и изменяет себя. Фома Аквинский в своем «Agere sequitur esse» прав только наполовину: человек не только ведет себя в соответствии с тем, что он собой представляет, он также становится тем, что он есть, в зависимости от того, как он себя ведет. Человек не вещь среди других вещей — вещи определяют друг друга, — он, в конечном счете, определяет себя сам. То, чем он становится с учетом своих способностей и обстановки — зависит только от него. В живых лабораториях концлагерей мне приходилось наблюдать людей, ведущих себя подобно животным, и людей, которые вели себя как святые, В человеке заключены оба этих потенциала. Какой из них он реализует — зависит не от условий, а от его решения. Настало время включить это решение, определяющее качество человеческого бытия, в определение человека. Наше поколение пришло к пониманию того, чем в действительности является человек: существом, которое изобрело газовые камеры Аушвица, и существом, которое входит в эти газовые камеры не согнувшись, с прямой головой, с молитвой на устах.

ПО ТУ СТОРОНУ САМОРЕАЛИЗАЦИИ И САМОВЫРАЖЕНИЯ[24]

МакГрегор утверждает, что «все поведение человека направлено на удовлетворение потребностей»[25]. Марелиус отождествляет удовлетворение потребностей с ослаблением напряжения[26]. Таким образом, когда Кникербокер говорит, что «существование можете рассматриваться как постоянная борьба за удовлетворение потребностей, ослабление напряжения, поддержание равновесия»[27], мы можем сделать вывод, что и Удовлетворение потребностей, и ослабление напряжения способствуют поддержанию равновесия, другими словами, поддерживают гомеостаз. Данное заключение поддерживает Шарлотта Бюлер: «С той поры, как Фрейд дал самую первую формулировку принципа удовольствия, до самой последней, современной версии сброса напряжения и принципа гомеостаза (представленной, например, в модели Рапопорта), под неизменной конечной целью всей активности, проходя- ' щей через всю жизнь, понимается восстановление в индивиде равновесия»[28]. Гордон Оллпорт, однако, возражает против такого взгляда на человека: «Мотивацию рассматривают как состояние напряженности, которое заставляет нас стремиться к равновесию, покою, приспособлению, удовлетворению или гомеостазу. С этой точки зрения личность сводится всего лишь к нашим привычным способам ослабления напряжения. Эта формулировка не способна в полной мере объяснить сущность стремлений. Характерной чертой таких личных стремлений является их противодействие равновесию: напряжение скорее сохраняется, чем снижается»[29]. Критицизм Маслоу кажется мне шагом в этом же направлении, когда он говорит: «Гомеостаз, равновесие, адаптация, самосохранение, защита и приспособление представляют собой просто негативные понятия и должны быть дополнены позитивными понятиями»[30].