Дьюри - Татьяна Тихонова

Харзиен замолчал, наблюдая за мной. Наверное, он надеялся, что откроет в моей безнадежной памяти дверь, и я вспомню про серебряную флейту. Не тут-то было. В памяти моей было глухо, как в танке. Дьюри кивнул головой, словно прочитав мои мысли. Совсем плохо, Олька, он читает тебя, учись думать красиво…

— Темный Ангерат, король ошкуров, вызвав демонов прошлого, отыскал эту флейту и открыл дверь из своего мира в наш, — продолжил Харзиен.

Какой настойчивый! Эх, жаль, что тебе досталась такая бездарность, как я…

— Так вот, Олие, учитель мне рассказал, что Элизиен в последнее время искал Хозяйку Серебряной Флейты, — теперь Харзиен говорил очень серьезно, — Хозяйка может призвать флейту к себе, где бы та не находилась, и закрыть открытую дверь в другой мир.

Вах! Какой вкусный вещчь… — как говорил наш сосед по даче. Сказка — одним словом… Конечно, и волшебства, и всяких магических штучек, я насмотрелась здесь достаточно, но не до такой же степени! Теперь мне предлагали поверить, что мир поделен на множество миров, словно на этажи, и на каждый этаж есть свой вход… А можно на лифте? А мой мир на каком этаже?

Тут я встретила немигающий взгляд Дьюри. Он ждал. Да, он ждал меня.

— Хорошо, я слушаю, Харз… — терпеливо сказала я. — И кто же эта хозяйка флейты, ее разбудить надо, наверное? Спит где-нибудь беззастенчиво в дальнем углу леса, взгромоздившись на вековой дуб…

Теперь не очень весело рассмеялся Никитари.

— Это точно разбудить ее надо, Олие, чтоб она с дуба рухнула! — в сердцах проговорил он. — И это в твоих силах!.. Потому что это ты сама.

В эту минуту я не очень умно хихикнула, потом посмотрела на дьюри, и улыбка стала медленно сползать с моего лица. До меня стало доходить, что отшутиться не получится…

— Не получится, — опять ответил на мои мысли Харзиен, улыбнувшись на этот раз мне, — а на каком этаже твой мир, я думаю, ты очень скоро вспомнишь сама…

4

Я поковыряла застывший уже кусок мяса, сама не знаю зачем, — есть мне уже не хотелось. И посмотрела на дьюри. Потом на Никитари. Вот сидят они передо мной, ждут чего-то… Но чудо не произошло. Я ничего не вспомнила. И спросила:

— Я должна что-то сделать? Нет, что надо призвать флейту и открыть дверь, я поняла…

— Закрыть дверь… — поднял указательный толстый палец Никитари.

— То есть закрыть дверь… А вот, что я должна сделать, чтобы это получилось?

Дьюри и учитель переглянулись. И Никитари сладко потянулся, зевнул и кинул потрясающую фразу:

— Может не она?

Харзиен, подперев подбородок кулаком, помотал головой:

— Нет… Она… И ланваальдца уработала, и Милиен ее любит…

Замечательно… Ау… Я еще здесь, ребята! А Никитари, вздохнув, добавил:

— И его призрачность при ней выходил, при чужих он не выходит… И опять же, Элизиен говорил, что она с неба свалилась, когда он Хозяйку вызывал, значит, точно она. — И задумчиво предложил: Может нам ее того… побить, ну чтобы, значит, просветление нашло или…

Он замолчал. Харзиен тоже молчал, и Никитари, еще раз вздохнув, бросил небрежно:

— Ну… я спать. Бру уже, наверное, заждалась меня, моя кошечка…

…и вышел. Дьюри же, улыбнувшись глазами, сказал:

— Устала… Ты очень красивая, О. Оля… Где будешь спать, Оля? Самая теплая комната здесь — Милиена. Кровать большая — вам хватит… Ложись пока там — а завтра будет видно…

Что будет видно завтра? Завтра вам воочию станет понятно, что я не то, что надо…

— Вы очень добры, принц Харзиен… — ответила я.

— Почему-то от тебя мне не хочется слышать эти слова… Спокойной ночи, О…

"Спокойной ночи… Спокойной ночи… Ты очень красива, О…", — повторяла я его слова вновь и вновь, забравшись в пуховые воздушные одеяла, стараясь не разбудить сладко сопевшего Мильку.

Мальчик спал на спине, широко раскинув руки. И когда я уже засыпала, его ручка схватила мою… и замерла.

Спи, маленький…

В комнате было очень темно. Беспокойные мысли надоедливо толклись в моей голове, не давая уснуть… Под пуховым одеялом было очень жарко… И белое напудренное лицо Сато виднелось в темноте… Жалкие всхлипывания слышались в звенящей тишине… Сато плакал… Он протягивал мне свою оторванную руку и жаловался на темного Ангерата… А рука Сато протягивала мне флейту… Она твоя… Она твоя… Она твоя… И казалось мне, что этот голос я никогда не слышала…

Часть 3

1

…Солнечные блики пляшут на воде в пруду. Рябь от легкого теплого ветра бежит от берега. В старом парке людно и шумно. Все скамейки заняты. Детский смех, размеренные разговоры… Мне здесь лет пять, не больше. Платье в мелкий голубой цветочек с рюшами и крылышками… Отчего-то я знаю, что мама шила мне его сама. Мама здесь же, вон она — в батистовой, легкой блузе, в молочного цвета юбке, которую я очень любила примерять перед зеркалом, натянув ее подмышки, и говорила "мама… я Золушка…", а мама смеялась и отвечала: "конечно, ты — моя маленькая Золушка".

Я иногда оглядываюсь на нее, вижу ее и опять принимаюсь подметать в своем доме. Дом мой огорожен четырьмя палочками, там у меня хранятся очень важные вещи: ведерко для песка, пупсик, носовой платок, который сейчас укрывает Ирочку, моего пупса, и дудка… Дудку, серую, почерневшую в некоторых местах, я таскала везде за собой, и теперь она стояла рядом с Ирочкой, выполняя роль стража.

Закончив подметать дом, я поворачиваюсь к маме, и кричу:

— Мама, смотри, у меня порядок в доме…

В эту минуту за моей спиной, я сейчас это вижу отчетливо, словно мне кто-то показывает его, появляется человек. Странное, очень белое лицо, белая мучнистого цвета рука протягивается к моему дому, и забирает самое важное из него — старую дудку… Она исчезает мгновенно в кармане прохожего, я оборачиваюсь, замечаю пропажу и еще некоторое время вижу его высокую фигуру в толпе, кричу маме, она подходит, но прохожего уже и след простыл…

— Мы купим новую дудочку, Олюшка, не плачь…

Но я горестно мотаю головой и говорю сквозь слезы:

— Нет, мне нужна моя дудочка…

…Я проснулась. Сквозь плотно задернутые шторы пробрался солнечный луч. Разрезая ночной сумрак комнаты на две части, он прочертил светлую полосу на стене, на лице Сато… Клоун поднял голову и посмотрел на меня:

— Доброе утро, Олие, — проскрипел он.

Я улыбнулась, хоть какое-то неприятное чувство и шевельнулось во мне при звуке его голоса. И обернулась к Милиену. А его не было. Одеяло было откинуто, вместо Мильки валялся его длинный синий носок.