Пан. Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказ - Сергей Милютин

Между тем, ничего этого не знающий, но заинтригованный Беллами отправился на Запад. Вернулся он оттуда со статьей и изрядно озадаченный.

Добравшись до Капернаума, Билли взял на прокат машину, и отправился в поселок «Облака Света». Как Беллами уже знал, поселение представляло собой небольшую крепость, обнесенную забором, в которую чужих пускали только по приглашению. Когда Билли представился на входе, он объяснил свой интерес информацией о секте, прошедшей в СМИ из-за дела Гершовица. О Джонсоне Билли решил пока не говорить. Его впустили.

Внутри периметра Беллами увидел сектантов, в основном, достаточно молодых людей обоих полов. Журналист описывал их как немного заторможенных, как будто постоянно слегка под кайфом, но при этом чрезвычайно слаженно действующих сообща. Одеяниями и прическами сектанты напоминали хиппи. Большинство из них носили длинные волосы, подвязанные разноцветными тесемками. Лица мужчин украшали бороды. Одежда представляла собой просторные штаны и рубахи с незамысловатым орнаментом. Билли сразу обратил внимание, что сектанты почти не говорили между собой, однако, как будто понимая друг друга без слов.

Беллами встретился с главой секты. Им оказался довольно молодой человек по имени Свен с открытой улыбкой и окладистой бородой. Свен Белобородый очень долго и охотно беседовал с Билли, рассказывая о сути учения. На взгляд Беллами оно представляло собой довольно банальную и бессмысленную мешанину поп-буддизма, психоделических практик в духе Кастанеды и Лири, модернизированного христианства и бог знает чего еще. Свен пел как соловей, пока Билли не обмолвился о Джонсоне, и о желании увидеться с ним. Сначала Белобородый сделал вид, что не понимает, о чем речь. Беллами показал ему фотографию и обведенное на ней лицо. «А, понятно, – сказал Белобородый, – но чем Вам интересен Гарри? Он внутренне переродился, стал другим человеком.»

Впрочем, возражать не стал, сказав, что здесь все находятся добровольно, и дело только в самом Гарри, не любящим общаться с людьми из внешнего мира. Тем не менее, Свен вызвал Джонсона по телефону.

Встреча с Джонсоном поразила Беллами. Он, и впрямь, увидел совсем другого человека. В этом спокойном просветленном мужчине не было совершенно ничего общего с нервным эксцентричным харизматиком, которого он помнил по процессу. Джонсон отнесся как к самому Билли, так и к его вопросам доброжелательно и безмятежно сообщил ему, что давно оставил свои прежние занятия и амбиции, нашел в «Единстве» покой и занимается в секте садоводством. О Гершовице высказался как об «умным мальчике», но на вопрос о совместной работе с ним ответил отрицательно, заявив, что ему это больше не интересно. «Лучше посмотрите, какие цветы у меня выросли в этом году!»

После разговора с Джонсоном Свен крайне дружелюбно и вежливо дал Билли понять, что его дальнейшее пребывание в поселке не слишком приветствуется. Мол, он бы с удовольствием оставил бы его погостить в поселке несколько дней, но это может не понравиться другим братьям и сестрам. «Им не нужно излишнее внимание и шум вокруг них – это именно то, от чего они сюда ушли. Вы же сами все понимаете, мистер Беллами…»

Билли покидал поселение со смешанными чувствами. С одной стороны, «Облако Света» выглядело как одна из обычных постхристианских сект, каких на Среднем Западе не один десяток. С другой стороны, журналистское чутье подсказывало Беллами, что он наступил на хвост какой-то очень серьезной тайны. Что все виденное им в поселке – грандиозная и продуманная до мелочей декорация, за которой скрывается что-то неожиданное и страшное. И это страшное связано с Джонсоном.

Беллами решил задержаться в Капернауме на несколько дней. Все это время он расспрашивал местных жителей о секте. Горожане относились к соседям спокойно, но без симпатии. «Нам не нравятся парни, которых мы не понимаем» – простодушно объяснил Билли хозяин местной биллиардной.

Билли спрашивал о странностях облачников. Странностей местные видели много, но всерьез уцепиться оказалось не за что. Сектанты крайне мало общались с горожанами и не принимали в поселке гостей, но это вполне укладывалось в версию замкнутой общины, не занимающейся широким прозелитизмом и полагающей себя обществом избранных. Облачники подчеркнуто соблюдали все правила, не употребляли – по крайней мере, в городе – спиртного. Но и это прекрасно объяснялось строгой этикой, нередкой среди новых сект, еще не растративших исходного религиозного порыва. Сектанты не делали долгов, исправно платили по счетам, не заводили шашней с местными красотками, не ходили к проституткам. Список можно продолжать – только незачем.

Билли уже отчаялся что-то найти, когда неожиданно информация сама нашла его.

***

Зайцев лениво обозревал внутренности жилого модуля. Тренировки в гидробассейне и особенно летная подготовка ему нравились куда больше. Занятия на комплексном тренажере рождали в нем одновременно неприятный мандраж и скуку. Беспокойство вызывало постоянное ожидание внештатных ситуаций, каждый раз непредсказуемых. Скуку – понимание, что эти замечательные интерьеры ему придется видеть двадцать лет к ряду.

Сейчас они со Стивенсом сидели в узком коридорчике, поглядывая на тревожный экран, предвкушая, какая бредовая напасть для проверки их профессионализма оттуда выскочит на этот раз. В прошлый раз случился пожар в спальном отсеке. Ожидание утомляло.

Стивенс зевнул.

– А интересно, что случилось с китайцами?

– О чем Вы, Энтони?

– Да вспомнил, что посадочный модуль строили китайцы. Куда они делись? Я тут не видел ни одного китайца. Белых, черных видел. Несколько гавайцев. А вот китайцев почему-то нет.

– Да я думаю, то же, что и с остальными, – Виктор пожал плечами.

– А я вот представляю нынешний Китай. Миллиард одинаковых людей в одинаковой одежде, живущих в одинаковых домиках, обрабатывают одинаковые рисовые поля и работают на одинаковых рабочих местах на одинаковых швейных фабриках.

– Так у них и раньше так было, – сказал Зайцев, – Они, наверно, и не заметили ничего.

Из-за поворота в тяжелых магнитных ботинках прошлепал Дьюи.

– Система регенерации воздуха накрылась. И еще отказала тревожная сигнализация там же. Вся. Потому и предупреждения не услышали.

– Что, с самом деле, отказала? – удивился Зайцев.

– Да нет, – Стивенс досадливо махнул рукой, – Это практически невозможно. Там несколько дублирующих систем. Очередная проверка.

– Жанна оказалась рядом. Разбирается, – добавил Дьюи.

Зайцев неспешно встал, взял ранец и направился в сторону, откуда появился Дьюи.

– Виктор, позвольте мне! – встрепенулся Стивенс.

– Но сегодня по вводной моя очередь, – удивился Зайцев.

– Ничего, – Стивенс махнул рукой, – еще успеете.

Зайцев пожал плечами, сел. Стивенс выбежал из модуля. Зайцев обернулся к Дьюи.

– Странно такое от нашего аккуратиста слышать, – Зайцев кивнул в сторону, куда убежал Стивенс.

Дьюи мягко улыбнулся.

– Вы меня удивляете, Виктор. По-моему, симпатию Энтони к Жанне уже давно не замечает только слепоглухой.

– Не понимаю, – сказал Зайцев, – Стивенс же знает, что Жанна в некотором смысле женщина Пана. При его пиетете к нашему божеству, секс с Жанной должен быть для него закрытой темой.

Дьюи глянул на Зайцева с веселым удивлением.

– Да Вы, оказывается, ни черта не понимаете в таких делах! Вожделение к женщине господина – это же классика! Желать жену хозяина значит чуть-чуть сравняться с ним, дотянуться до его уровня. Это желание сильнее не только уважения к старшему, но и инстинкта самосохранения.

Зайцев хмыкнул.

– Да, Эдвард, Вы правы. Просто не очень укладывается в голове, что у людей еще случаются нормальные человеческие чувства. Теперь, когда весь мир сошел с ума.

Дьюи скривился.

– Не люблю такие выражения. Я, хоть и не спец именно в психиатрии, но все же из смежной области. Весь мир сойти с ума не может. То есть, в принципе, теоретически может, но только если все мозги повредить механически или химически. Термически, наконец. А воздействие Пана не относится ни к одному из упомянутых не относится.

– То есть, Вы хотите сказать, что Пан – с точки зрения психиатрии нормальное состояние для человечества?

Дьюи, хмыкнув, уверенно кивнул.

– С точки зрения общепринятой на момент Хапка концепции – да.

Зайцев яростно покрутил головой.

– Но Вы же сами рассказывали эти истории о кровавых оргиях, десятках тонущих пловцов, перестрелках пинов между собой. Разве это не признаки сумасшествия?

Дьюи вздохнул.

– Представьте двухлетнего ребенка, увеличенного в десятки раз. Он будет так же разбирать машинки и отрывать пупсам головы. Только машины будут настоящие, а пупсами живые люди. Но это не значит, что он станет более жестоким или безумным.