Искатель. 1993. Выпуск №4 - Уильям Голдэм

В класс молнией влетел Бизенталь. Молния — точное определение. Глаза его, казалось, сияли огнем, как у героя боевика. Стоило только мельком взглянуть на Бизенталя, и не оставалось никаких сомнений: он — умница.

Бизенталь — это две Пулитцеровские премии, три бестселлера, постоянные выступления по телевидению и интервью в «Нью-Йорк таймс». Бизенталь был энергичной, яркой личностью. Источник его богатства, славы, удачи и в то же время авторитета в ученой среде был нехитрым: Бизенталь знал, казалось, абсолютно все, что когда-либо произошло в мировой истории, это и давало ему преимущество перед другими.

— Думаю, вы все провалите итоговый экзамен, — начал Бизенталь.

Присутствующие в комнате затаили дыхание. Бизенталь наслаждался эффектом. Он сел на переднюю парту и положил ногу на ногу, при этом на брюках обнаружились превосходные стрелочки.

— Во всем мире острая нехватка рабочих рук, — продолжал Бизенталь. — Не хватает воздуха. Не хватает даже, увы, питьевой воды. Но историков предостаточно. Мы штампуем вас, как на конвейере, и все вы очень умные. Нет, я говорю: хватит! Поищите себе где-нибудь полезное занятие. Погните спину. Поработайте локтями. Университеты занимаются вами ради коммерческой выгоды: пока вы можете платить за учебу, они платят мне. Это они называют прогрессом — штамповку бакалавров. Что ж, а я скажу: «Останови звенящий крик прогресс». Чья это цитата? Ну давайте, давайте, кто автор?

Теннисон [5], подумал Леви. «Локли Холл 60 лет спустя». Точно. А если ошибаюсь? В первый день не заявляются потным и не делают ошибок. Может, это Йетс. Что, если я назову Теннисона, а Бизенталь ответит: «А вот и нет, это Уильям Батлер Йетс, 1865–1939. Вы что, не знаете ирландскую поэзию? Как же вы намереваетесь стать порядочным историком, не зная ирландской поэзии? И кто вы такой, чтобы потеть в моем присутствии? Я говорил, что не хватает воды, но отнюдь не пота».

— Теннисон! — загремел Бизенталь. — Боже, Альфред Теннисон. Как вы собираетесь получить докторскую степень, не зная «Локли Холла» и «Локли Холла 60 лет спустя»?

Сестричка Райордан принялась сразу строчить. Леви смотрел и злился на нее за то, что она сейчас записывает названия поэм. «Я знал, — захотелось ему крикнуть, — Профессор, я, правда знал, я могу и продолжить цитату». Леви покачал головой. Эх, дурень, ты ведь мог произвести впечатление.

Бизенталь легко соскочил с парты и начал расхаживать. Некоторое время он молчал: дал им возможность хорошенько его рассмотреть, прочувствовать до конца, что они находятся в присутствии Бизенталя. Его семинар по современной истории был самым популярным в Колумбийском университете.

— Встречаться с вами мы будем дважды в неделю. Я обещаю быть блестящим оратором примерно половину отпущенного нам времени. Иногда я бываю даже гениальным, гораздо чаще — только выдающимся. Заранее приношу за это извинения. Еще я очень хитрый, я потреплю вам нервы, нащупав, где вы сильны, и обходя эти места стороной. Так что, будьте добры, кратко изложите мне суть ваших работ. Чембейрз?

— Реальное положение черных на Юге и художественный вымысел в прозе Фолкнера.

— А если окажется, что Фолкнер писал правду?

— И я на это надеюсь, — усмехнулся Чембейрз, — обожаю короткие диссертации.

Бизенталь улыбнулся.

Да, этот Чембейрз не дурак, подумал Леви. По крайней мере, остроумен. Боже, чего бы я только не отдал, чтобы стать остроумным.

— Мисс Райордан?

— Европейские союзы держав девятнадцатого века, их критика.

— У вас, сэр? — обратился Бизенталь к брату Райордан.

— Гуманизм Карлейля [6], — Райордан заикался и сказал так: Ка-ка-карлейля.

— Вот уж, право, какая скука, Райордан. Разве в вашем возрасте можно интересоваться таким занудством? Интеллектуалы могут становиться занудами только после двадцати пяти лет, так гласит наша хартия. — Он повернулся в Леви. — У вас, мистер?..

— Деспотия, сэр, — выдавил Леви, и сердце его забилось часто-часто. — Примеры деспотии в американской политической жизни, такие: срыв президентом Кулиджем забастовки бостонской полиции, концентрационные лагеря Рузвельта для японцев на Западном побережье в сороковые годы.

Бизенталь взглянул ему в глаза.

— Вы можете взять и Маккарти.

— Что? — только и выдавил из себя Леви; значит, все-таки Бизенталь знал.

— Джозеф Маккарти, сенатор из штата Висконсин. В начале пятидесятых он устроил вселенскую чистку в нашей стране.

— Я отвел ему главу, сэр.

Бизенталь сел за стол.

— Встать, занятие окончено. И последнее предостережение. Многие студенты опасаются, что, обращаясь к преподавателям, они доставляют им беспокойство. Позвольте вас заверить, что в моем случае это стопроцентная истина, вы действительно доставите мне беспокойство, так что прошу делать это как можно реже.

Он едва заметно улыбнулся, и все рассмеялись. Но как-то неуверенно.

— Леви, — позвал Бизенталь, когда он уже вышел за дверь.

— Да, сэр?

Бизенталь указал на дверь.

— Закройте, — сказал он и поманил Леви пальцем. — Садитесь.

Молчание.

Леви старался не шелохнуться.

Глаза Бизенталя сверкнули.

— Я знал вашего отца, — наконец сказал он. Леви кивнул.

— Довольно хорошо знал. Он был моим наставником, ментором.

— Да, сэр.

— Я был черт-те чем, когда он нашел меня, я плясал на краю пропасти, умудряясь как-то не свалиться туда.

— Этого я не знал, сэр.

Бизенталь неотрывно разглядывал его, продолжая сверкать глазами.

— Т. Б. Леви, — произнес он. — Думаю, что, поскольку ваш отец был последователем Маколи [7], вас зовут Томас Бэйбингтон.

— Да, сэр, но я стараюсь не афишировать свое второе имя.

— Насколько я помню, есть еще один сын. В честь кого назван он?

— Торо. Брата зовут Генри Дэвид. — Так оно и было, только Леви никогда так его не называл наедине. Он звал его Док. Это была их большая тайна, во всем мире больше никто не называл его брата Доком. И никто в мире, кроме Дока, не называл его Бэйбом.

— Ваш брат тоже процветающий ученый?

— Нет, сэр, он крупный бизнесмен, делает кучу денег, он всегда был вполне нормален, но в последнее время становится озверелым путешественником, большим почитателем французских ресторанов и пьет только бургундское. Можно заснуть, слушая его рассказы о кутежах у одного знакомого и о длинном носе его приятеля. Я думаю, отец бы лишил его наследства.