Таинственный ключ и другие мистические истории - Луиза Мэй Олкотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе письмо, сынок, аж из Италии. Любопытно, кто у тебя в этих дальних краях? – сказал Бедфорд, когда Пол снова появился в доме.
Бросив «Спасибо», Пол схватил письмо и метнулся к себе в комнату, где торопливо надорвал конверт, но уже после прочтения первой строки рухнул на стул, будто получил удар под дых, становясь еще бледнее по мере того, как он читал. Наконец письмо выпало из рук, и голосом, полным отчаяния, Пол воскликнул:
– Надо же ему было умереть именно сейчас!
Целый час юноша провел в размышлениях. Дверь была заперта изнутри, шторы опущены, на столе лежали письма, заметки, планы, рисунки, листы пергамента – все это хранилось в папке, с которой Пол не расставался. Над этими-то бумагами он и застыл. На его лице, как в калейдоскопе, надежда сменялась унынием, решимость – раскаянием. Пол снял медальон, раскрыл его, внимательно рассмотрел содержимое – кольцо, закрепленное на одной створке, и миниатюру – улыбающееся детское личико. Глаза его наполнились слезами, он захлопнул медальон и спрятал на груди, прошептав:
– Бедняжка моя! Я тебя не забуду и не оставлю, что бы ни случилось. Да поможет мне время, ибо мою миссию придется отложить. Разве что предприму последнюю попытку…
– Эстер, я собираюсь спать, а пока ты готовишь постель, я прогуляюсь.
Говоря так, леди Тревлин плотнее закуталась в шаль и медленно двинулась по длинной галерее, которую освещали только лунные лучи да отблески огня в камине. Галерея вела в главную залу. Этим помещением не пользовались, и только Эстер время от времени заглядывала туда смахнуть пыль и открыть окна для проветривания, да еще сама миледи проводила там годовщину смерти сэра Ричарда. Обыкновенно леди Тревлин добиралась в своих вечерних прогулках до последнего окна, не далее, да и сами прогулки предпринимала потому, что вечная тревога требовала от нее физической активности. Однако теперь, проделав свой ежевечерний путь, леди Тревлин застыла, ибо из-под двери, ведшей в главную залу, пробивалась полоса желтого света. Ключ был только у миледи, в тот день ни она, ни Эстер не входили в залу. Промелькнули тени чьих-то ног, на мгновение заставив померкнуть световую полосу, и леди Тревлин ощутила на коже ледяные щупальца нервного озноба. Под воздействием импульса она схватилась за серебряную дверную ручку и расслышала, как задвигают в зале ящик бюро. Тогда она приникла к замочной скважине, но ничего не увидела, ибо в скважину был вставлен ключ. Леди Тревлин поспешила в свою комнату, взяла собственный ключ с туалетного столика и, велев Эстер следовать за собой, вернулась к зловещей двери.
– Что стряслось, миледи? – спросила Эстер, не на шутку встревоженная видом и действиями госпожи.
– Там свет, там звуки, там тени! Скорее! – Леди Тревлин пояснила, указывая на дверь: – Вон полоса света, неужели ты не видишь?
– Нет, миледи, темно там, в зале-то, – возразила Эстер.
Хотя свет действительно погас, миледи все равно вставила ключ в замочную скважину. К ее изумлению, ключ легко повернулся, и дверь открылась, явив сумрачное, необитаемое помещение. Эстер храбро вступила в залу, миледи после некоторых колебаний последовала за ней. Пока она медлила на пороге, Эстер успела заглянуть за каминный экран и за трубу, обшарить платяной шкаф, поискать за бюро из черного дерева, где хранились бумаги и личные вещи сэра Ричарда. Никто не обнаружился, даже мышь не выскочила из-за угла. Успокоенная, Эстер обернулась к госпоже, а та, указывая на кровать под бархатным балдахином, выдохнула:
– Ты забыла про нее.
Причина, однако, была не в забывчивости, просто Эстер, при всей своей отваге, содрогалась при мысли, что придется поднять полог и взглянуть туда, где много лет назад лежал ее покойный господин, ибо до сих пор ей отчетливо помнилось мертвое лицо на подушке. Эстер полагала, что свет под дверью и звуки внутри – плоды расстроенного воображения миледи. Горничная и в залу-то вошла, только чтобы успокоить госпожу. Тайна смерти сэра Ричарда по-прежнему тревожила умы всех, кто помнил эту трагедию, и сама Эстер испытывала в зале суеверный ужас. С нервическим смешком она заглянула под кровать и отдернула балдахин, говоря по возможности беззаботно:
– Сами изволите видеть, миледи, никогошеньки тут…
Слова замерли на ее губах, ведь слабое пламя свечи рассеяло мрак смертного одра, и обе – госпожа и служанка – увидели на подушке бледное лицо в обрамлении темных волос и бороды, с закрытыми глазами – застывшее лицо покойника. Долгий, пронзительный вопль, исторгнутый леди Тревлин, всполошил весь дом. Она упала возле кровати, а Эстер, выронив и свечу, и край балдахина, поспешила подхватить свою госпожу и вынести из населенной призраками комнаты. У нее достало разумения запереть за собою дверь, а через считанные минуты дюжина всполошенных слуг толпилась в галерее, и Эстер изложила им события, одновременно пытаясь привести в чувство леди Тревлин. Велик был всеобщий страх, но по силе с ним соперничало нежелание мужской прислуги войти в залу, подчинившись Эстер, которая первая овладела собой.
– Где Пол? Хотя он еще мальчишка, у него сердце мужчины, – произнесла Эстер, пронзивши гневным взором мужчин, что пятились от двери.
– Его здесь нет. Боже! А если это он озорничает? Привиденьем прикидывается? Правда, это на него непохоже, – пискнула Бесси, молоденькая горничная мисс Лиллиан.
– Это точно не он, я сама заперла его на ключ в комнате. Он ведь ходит во сне, вот мне и тревожно было, вдруг он, слоняясь по дому, миледи напугает. Ладно, пускай спит, а то еще, чего доброго, от потрясенья припадки сделаются чаще да опаснее. Бедфорд и Джеймс, ступайте за мной, я не боюсь ни призраков, ни плутов.
Выражение лица Эстер противоречило ее словам. И все-таки она первой вступила в залу и отдернула балдахин. Постель была пуста, однако подушка хранила вмятину, словно от человеческой головы, а еще – единственное алое пятнышко, похожее на кровь. При виде этого пятнышка Эстер побледнела; ей пришлось даже опереться на локоть дворецкого.
– А помните, Бедфорд, – зашептала она, – в ту ночь, когда мы господина в гроб клали, изо рта у него капля крови вытекла? Губы-то белехоньки были, как полотно. Верно вам говорю: являлся сюда сам сэр Ричард.
– Господом богом заклинаю, молчите! Теперь никто и глаз
