Фарсаны - Cемен Слепынин

Только сейчас, уже поздним вечером, ко мне вернулось самообладание, и я могу спокойно рассказать, что же произошло в рубке внешней связи.

Когда я вошел туда после кабины утренней свежести, за экраном уже сидел Сэнди-Ски.

— Молодец Рогус, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Сейчас экран работает отлично.

Он уступил мне место, а сам встал сзади, положив руки на спинку кресла.

Почти весь экран занимал зелено-голубой диск планеты, обрамленный сияющей короной атмосферы. Планета Голубая! Это было великолепное и пышное зрелище. Голубая стала намного ближе к нам, чем несколько дней назад. И мы отчетливо видели все ее материки и океаны, желтые пустыни и неоглядные зеленые леса. Отдельных деревьев, конечно, еще не различали. Но огромные массивы были бесспорно лесами. Над ними лениво проплывали белые хлопья облаков.

Одно белое пятнышко на зеленом поле оставалось неподвижным. Не знаю почему, словно предчувствуя великую тайну планеты, я неотрывно смотрел на это пятно. Я увеличил изображение на экране настолько, насколько позволял телескоп. И сразу увидел, что пятно разделено, расчерчено темными линиями на квадраты. Едва ли это естественное образование.

— Город! — взволнованно прошептал Сэнди-Ски. — Неужели город?!

Я обернулся и посмотрел в его широко раскрытые от изумления глаза. И тут же отвернулся, похолодев от ужаса. Пронзительного, мгновенно поразившего ужаса…

Даже сейчас, у себя в каюте, я вздрагиваю, вспоминая глаза фарсана… Да, это не глаза живого Сэнди-Ски.

“Глаза как глаза”, — сказал бы любой другой на моем месте. Любой другой, но не я. Я-то хорошо знал своего самого близкого друга. Сэнди-Ски был необычайно и разносторонне одаренным человеком. Я бы даже сказал — причудливо, витиевато одаренным, впечатлительным, остро реагирующим на внешние события. Его чувства и мысли играли, как пламя. И в его глазах, широко открытых в минуты вдохновения и радости, словно чувствовался отблеск этого пламени. Более того, в глазах у влюбленного в Космос Сэнди-Ски за долгие годы межзвездного полета появилось что-то новое, какое-то трудноуловимое выражение. В них словно запечатлелся блеск неведомых солнц, бесконечность космических просторов. Да, это были говорящие глаза.

Но глаза сегодняшнего Сэнди-Ски… Да, они были широко открыты, как это бывало у Сэнди-Ски в минуты радости, изумления. В них читалась даже взволнованность. И все же они поразили меня, как в прошлый раз, в тот день, когда мы произвели торможение. Но сегодня-то я понял, в чем дело. Глаза Сэнди-Ски пугали своей холодной глубиной, вернее — пустотой, бездонной пустотой. “Это глаза мертвого Сэнди-Ски”, — обожгла меня сегодня страшная мысль. Да, это были глаза мертвеца, несмотря на все виртуозные усилия фарсана придать им выражение живого, пламенного Сэнди-Ски.

Глаза человека всегда были трудным орешком для фарсанов…

Но как это могло произойти? Каким образом фарсан оказался на корабле?

Вспомнилось, что во время войны с фарсанами на Зургане уничтожили тысячу восемьсот тридцать два таких чудовища. А было их всего тысяча восемьсот тридцать три. Один, под номером четыреста десять, исчез. Его долго искали, но не нашли. Решили, что он погиб, занесенный песками в Экваториальной пустыне, в районе самой жестокой битвы. И на этом успокоились, несмотря на предупреждение архана Грона-Гро: “Стоит уцелеть хоть одному фарсану, и он начнет размножаться, как микроб”. Значит, “микроб” (конечно, это был во всяком случае не Сэнди-Ски!) каким-то образом проник на корабль и стал размножаться…

Кто же он? Всех членов экипажа я хорошо знал. Особенно подружился с ними во время предполетной подготовки на острове Астронавтов.

Вот только Рогус… И меня словно обожгло: конечно он! Только он мог быть тем “микробом”, проникшим на корабль. До этого я находился еще, так сказать, в области предчувствий. Но интуиция превратилась в почти полную уверенность, когда я вспомнил один случай…

У Рогуса за день до старта заболел маленький сын — он единственный из членов экипажа оставлял на Зургане семью. Его отпустили с корабля в город Сумору проведать сына. Всего на два часа! Рогус вернулся с небольшим опозданием, что было непохоже на пунктуального бортинженера.

А перед самым стартом председатель Совета Астронавтики Нанди-Нан отозвал меня в сторону и спросил:

— Помнишь, как Грон-Гро предупреждал, что воспроизводящий фарсан под номером четыреста десять мог уцелеть?

— Помню.

— Он оказался прав. Того фарсана обнаружили недалеко от Суморы.

Сумора! Помню, меня тогда заставило поморщиться это совпадение.

— Как же его обнаружили? — спросил я Нанди-Нана.

— Он ждал, когда на Зургане забудется вся эта нелепая и страшная история с фарсанами. Но прошло всего полгода — и не выдержал: проявил активность и разоблачил себя.

— Активность? — в ужасе переспросил я, догадываясь, о чем говорит Нанди-Нан: фарсан убил человека!

— Да. Ученые, исследовавшие захваченного фарсана, нашли, что за полгода он проявил активность всего один раз, и совсем недавно. Но ты не беспокойся. Этот воспроизводящий фарсан мог оставить после себя только простого фарсана. А простые фарсаны нам сейчас не страшны, и мы его быстро найдем…

Так фарсан (теперь-то я почти уверен, что Рогус и был тем самым простым фарсаном) стал участником первой межзвездной экспедиции.

Рогус выглядел типичным представителем племени сулаков, которые веками, до наступления Эры Братства Полюсов, угнетались шеронами.

В его сутулой фигуре было что-то пришибленное и виноватое. В лице ничего запоминающегося, ни одного броского штриха. Лишь своеобразная, бесхитростно-детская улыбка иногда озаряла это лицо. Именно улыбка мне всегда и не нравилась. Что-то в ней искусственное…

Другим членам экипажа Рогус пришелся по душе. Он покорил всех своей скромностью, трудолюбием и громадной технической эрудицией.

— Удивляюсь, — говорил мне Али-Ан, — почему Рогус вам неприятен. Хороший бортинженер, скромный товарищ. Чего еще надо?

С первых дней полета Рогус показал себя превосходным бортинженером. Все приборы корабля, вся аппаратура и кибернетические устройства работали безотказно. В самом деле, чего еще надо? И я успокоился. Все мы, представители расы северян, стали относиться к этому скромному и способному сулаку с большим уважением и участием. Али-Ан даже подружился с ним.

Почти все свободное время Рогус проводил в своей каюте. Там он упорно работал над каким-то фантастическим изобретением. Кажется, он конструировал нейтринную пушку, которая давала бы возможность производить локализацию звездных недр. От кого же я впервые услышал об этой пушке? Ну да, от Али-Ана! Он первый получил приглашение Рогуса посетить каюту. И я снова похолодел от ужаса: Али-Ан — фарсан!.. Если Рогус фарсан, то Али-Ан никак не мог избежать страшной участи. Дружба Али-Ана с Рогусом погубила его. За ним первым дверь каюты Рогуса захлопнулась, как дверца мышеловки. Оттуда Али-Ан уже не вышел. Вместо него из каюты Рогуса появился фарсан, с ювелирной тонкостью скопировавший не только внешность, поведение и привычки Али-Ана, но и его духовный облик.