О чём молчат ведьмы (СИ) - Ульская Сигита
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты встретишь то, что хочешь. И очень скоро, но…
— Правда? — Девушка подбежала и обняла Висию. — Правда встречу?
Она запрыгала и захлопала в ладоши. Ведьмы переглянулись, но Стасю захлестнула радостная весть. Да, она мечтала о любви. Все её одноклассницы и знакомые уже познали это чувство. Она видела, как люди меняются, когда влюблены. Стася не раз наблюдала, как это происходит со сверстницами. В один прекрасный день в них загорался свет. Глаза становились по-кошачьи таинственными, взгляд покрывался туманной поволокой, а с губ не сходила блуждающая улыбка. Словно они только что вдохнули запах розы. Сладкий, загадочный, невообразимый… Неужели это случится и с ней?!
Всех отвлёк стук в дверь. На несколько секунд они застыли, а потом Урсула обратилась к тому, кто за дверью:
— Войдите, не заперто.
В комнату зашла усталая женщина и обратилась к ведьмам с такими словами:
— Помогите, дорогие ведьмы! Прошу вас и заклинаю! Помогите!
— Что случилось? — спросила у неё подошедшая Урсула.
Женщина торопливо стала копаться в больших карманах пальто, потом достала бумажку, развернула её и протянула Урсуле фотографию.
— Это мой сын, — пояснила она. — На нём какое-то страшное проклятие. Порча.
Урсула подошла к окну, где света было больше, и долго внимательно смотрела на фото. А потом, обернувшись к женщине, спросила:
— Откуда ты знаешь, что на нём порча?
— Моему сыну почти 30 лет… Ах, какой это был славный мальчик! — всплеснула руками женщина и, сев на предложенный Висией стул, продолжила: — Муж мой рано умер. Одно осталось счастье — мой сынок. Но сейчас куда ни пойдёт на работу, везде его обижают. Все к нему придираются. Ни в чём ему не везёт. Он целыми днями лежит дома и переживает. Снимите с него это проклятие!
Урсула протянула Лидии фото молодого мужчины. Та близоруко прищурилась, глядя на карточку, и спросила:
— Как зовут твоего сына?
— Адриан.
— Адриан тяжело болен, женщина.
— Чем?! — посетительница вскочила и от ужаса сжала руками собственное горло.
— Ленью.
— Чем?! Ленью? — переспросила она. — Но разве ею болеют?
— Да, — покачала головой Лидия. — И поверь, лень убила больше людей, чем все войны мира вместе взятые. Она живёт в каждом и порой, как в твоём сыне, постепенно побеждает все хорошие качества человека: доброту, сострадание, стыд… Заволакивая всё существо только собой…
— Я всё же не понимаю, как можно болеть ленью? — женщина бессильно опустилась на стул.
— Лень есть во всех, но когда человек растёт, он учится с ней жить и договариваться. Он владеет собой и своей жизнью. А существованием твоего сына давно завладела лень.
— Но он хотел бы работать. Он хотел бы стать нужным и найти своё место на земле. Просто Адриан хочет ещё и свободы, не терпит никакого насилия.
— Многие лентяи оправдывают свою жизнь стремлением к свободе. Однако свобода — это когда ты отвечаешь за себя полностью: что тебе есть и где тебе жить. А не рассчитываешь на вечную помощь и обслуживание окружающих.
— Что же мне делать? — растерялась женщина, её голова поникла.
— Вылечить лень можно только трудом. Оторви от себя сына. Пусть с этого дня он заботится о себе сам. Во всём.
— Но он же не работает! Он ищет, но не может найти себя. И сам страдает от этого.
— Пусть берётся за любую работу и, занимаясь ею, ищет себя дальше.
— Но что же ему, в дворники идти, что ли? — оправдывала сына мать.
— А хоть бы и в дворники! — начала сердиться Лидия.
— Но ведь он будет получать очень мало…
— А сейчас сколько он получает? — поинтересовалась старшая ведьма.
— Ничего.
— Женщина, ты не знаешь математики? — отрезала Лидия. — Мало — это больше, чем ничего. Бери своё фото и иди.
— Я что-то должна вам?
— Нет, — провожая её до порога, сказала Висия, — но ты должна сыну. Помоги ему освободиться. Ты, жалея, губишь его.
Когда за посетительницей закрылась дверь, Урсула задумчиво изрекла:
— Лень подобна условно патогенной флоре. Есть везде, но только при излишней заботе разрастается плесневелым грибком, заволакивая собой человека…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Стася удивлённо посмотрела на неё.
Урсула, поймав этот взгляд, сказала:
— Что смотришь? Одевайся! Сегодня я тебя провожу.
Пока девушка одевалась, Висия вынесла ей поумендэр. Он получился удивительно красивым и невероятно вкусно пах. Висия укутала его в лёгкую кисею, перевязала кружевами, пропитанными душистым маслом, и украсила бусинами и паетками. Стася спрятала его в свой рюкзачок.
Она распрощалась с Висией и Лидией и вместе с Урсулой вышла на улицу.
Какое-то время они шли молча, а потом Стася, не выдержав, спросила:
— А откуда ты знаешь про условно патогенную флору?
— Я когда-то была ассистентом профессора медицины, — нехотя ответила та. — Давно это было. В прошлой жизни… В несчастной жизни.
Они опять замолчали, но потом уже Урсула задала вопрос Стасе:
— Ты говорила, что хочешь любви. Но почему?
— Мне кажется, с ней я стану счастливее.
— Счастье не от этого рождается в человеке, а от гармонии с собой. Ты не умеешь находить равновесие в себе. Представь, насколько будет труднее найти его и удержать, когда на тебя ещё и любовь свалится.
— Но любовь же не мешок с картошкой, — возразила Стася.
— Да, не мешок, — согласилась Урсула, — она побольше будет. И потяжелее.
— А как же крылья, которые даёт это чувство? О которых пишут в стихах и книгах?
— Крылья у тебя и так есть. Ты же Ведьма Ветра. Только пока ты ими не пользуешься, — устало проговорила Урсула, а потом попросила Стасю: — Свернём ненадолго с дороги? Я наберу воды. Тут совсем недалеко, — указала она в сторону.
Действительно, буквально в нескольких метрах от тропки за большим валуном бил родничок. Здесь он вычистил себе ложбинку, наполненную переливающимися на солнце камешками, а дальше превращался в небольшой ручеёк, весело бежавший в глубь чащи. Журчала хрустальная вода, и Стася, даже не прикасаясь к ней, чувствовала её холод. Над ними щебетали птицы, и девушка явственно поняла, о чём они поют.
«Весна прекрасна, — пела одна птица, — она восхитительна! Спасибо природе за тепло!»
«И за корм!» — простучал где-то рядом азбукой Морзе дятел.
«Она дарит нам яркие краски! И много любви», — допела другая птичка.
Урсула достала из широкого кармана маленькую плоскую фляжку и нагнулась набрать воды.
— Я думаю, — воодушевлённо сказала Стася, глядя в небо и обхватив ствол дерева, — что любовь — это так красиво!
— Красиво? — Урсула резко разогнулась, побледнев. — Наверное, это слово я употребила бы последним, описывая любовь… — Она помолчала, подбирая слова, а потом продолжила: — Головокружение до ступора и внутреннего изнеможения. До опустошения и одновременного воскрешения. Ты летишь или падаешь? Не знаешь… Но точка невозврата мгновенно пройдена… Прежней жизни больше никогда не будет… Тебя накрыла любовь. Ты слышишь, как хрустят твои собственные кости под её гнётом, не выдержав натиска. И лишь подаёшься вперёд. Инстинкты отключены, всё твоё существо теперь подчинено не тебе… И здесь можно рассчитывать только на щедрость любимого. Если он, не наполненный ответным чувством, милосердно пожалеет тебя и не прикоснётся… Тогда ты просто будешь убита, но хотя бы не распята… Нервы оголены и натянуты до предела, но от этого они улавливают каждое движение души любимого… Любовь. Сладкая боль и абсолютная невозможность контролировать собственный разум. Всё подчинено ей одной — большой и безбрежной… И не важно, к кому накрыло тебя это чувство. Оно сожжёт душу дотла, однако ты будешь счастлива, потому что нет прекраснее этого огня… На планете любви солнечные затишья сменяются разрушительными бурями, после которых не остаётся ничего, кроме самой любви… Ты можешь быть в отчаянии, в обмане, в возбуждении… Но контролировать её невозможно, так же, как уже случившийся атомный взрыв… Я любила один раз… Снова и снова. Каждый день заново… Каждый день… И целую вечность… — она помолчала, а потом тихо добавила: — И да, это красиво… Это так же красиво, как увидеть прекрасную землю с высоты, выпрыгнув из самолёта. Но ты не знаешь, есть ли у тебя парашют за спиной. И раскроется ли он…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})