Обратно в СССР - Геннадий Марченко

Однако помощь пришла неожиданно, в лице моей работодательницы.

– Ну, ты как, определился с ночлегом? – как бы невзначай поинтересовалась Валентина, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки под своей аппетитной грудью.

– Да что-то пока не срастается. Похоже, снова придётся по подъездам мыкаться.

– Ты это… хватит ерундой-то заниматься. Пойдёшь ко мне постояльцем? Женщина я одинокая, с мужем развелась, дочь в Москве на первом курсе историко-археологического учится, так что стесняться тебе некого. Кровать есть, харчи имеются, а свой заработок пока можешь себе оставить. А там уж, как определишься с будущим, тогда и отдашь за постой.

Ну и что мне было делать? Отказываться и ночевать на жёстком подоконнике, дёргаясь при каждом подозрительном звуке? Я не ханжа, не единожды хаживал в походы, по молодости и в палатках ночевать приходилось, но всё же в последнее время предпочитаю проводить ночи в постели. Да и чем, собственно, я рискую? Терять мне нечего, кроме, как говорится, цепей.

– Признаться, весьма неожиданное предложение. Даже не знаю, как вас благодарить…

– Да ты прекращай выкать-то. Чай мы с тобой ровесники, где-то так. Тебе сколько, помнишь?

Я изобразил мыслительную деятельность, наморщил лоб, подвигал бровями, после чего выдал:

– Не знаю, но почему-то в голове всплывает число 35.

– Ну, значит, так оно и есть. А я в таком случае, выходит, всего на год тебя старше. Так что давай заканчивать выкать.

– Ну как скажете… скажешь, – улыбнулся я, натягивая куртку. – В принципе, я готов следовать, куда прикажешь.

– Магазин через час закрывается, можешь пока погулять, а в семь чтобы как штык. Иначе без тебя уйду, ждать не буду.

Оставшееся до закрытия магазина время я посвятил изучению пензяков. Любопытно, а ведь я вполне мог встретить здесь кого-то из своих родителей. Бабушку – маму моей мамы – вряд ли, она живёт сейчас в селе Саловка. Мама рассказывала, что с моим отцом она познакомилась за год до моего рождения, то бишь в 1979-м. Значит, в этом году ей должно быть 17 лет, и она осенью поступит на первый курс педагогического училища. А отцу 18, то есть он весной отправится отдавать долг Родине и вернётся спустя два года…

И вновь вспомнился тот ноябрьский день 1996 года, когда мы с онемевшей от горя матерью поехали в морг на опознание. Сестрёнка, ей было тогда 15, осталась у соседей. Как, кстати, звали хоть того урода, который кинул отца, да и всю нашу семью? Имя какое-то чудное… А, вспомнил, Герман, ишь ты, с претензией на аристократизм, что ли? А фамилия была, наоборот, простая. Иванов?.. Нет, не Иванов. И не Петров. Так-так-так… Точно, Сёмушкин! Вот бы найти эту гниду и раздавить, пока она не нагадила нам в будущем. Надо запомнить – Герман Сёмушкин. Может, и впрямь попадётся, если я задержусь в этом времени. С другой стороны, неужто смогу вот так взять и лишить жизни человека, который ещё даже не знает, что окажется таким подонком? Может, сейчас он вполне нормальный, может, это его 90-е так испортят?

С такими мыслями к 7 часам вечера я вернулся к магазину. Для рядовых покупателей он уже был закрыт, но дверь чёрного входа оказалась приоткрыта. Подойдя к ней, я услышал голоса. Разговаривали Валентина и Татьяна.

– Завидую тебе, Валька, видного мужичка отхватила.

– Ой, ладно, Тань, скажешь тоже… Пусть поживёт пока, а там посмотрим, на что он годится.

– Да уж, думаю, годится. И не старый, и даже симпатичный… Только история у него тёмная. Неужто веришь, что он памяти лишился? Может, уголовник какой, беглый?

– Ты где ж таких уголовников видела? Заметила, как одет? А лицо какое… интеллигентное, – чуть не по слогам выговорила Валентина. – Нет, Танюха, точно не сиделец.

Подумав, что пора пресечь обсуждение моей персоны, я деликатно кашлянул и толкнул дверь. Подруги тут же захлопнули рты, вперившись в меня одинаковыми остекленевшими глазами, в которых читался один и тот же вопрос: слышал или нет?

Изображая простачка, я кивнул Татьяне и с улыбкой обратился к Вале:

– Ну что, идём? Я, собственно, готов…

Идти было недалеко. Шли мы не торопясь, тем более что мои руки оттягивали две сетки с отборной картошкой. На ужин Валентина обещала пожарить её с мясом, и у меня уже заранее текли слюнки.

– Мы тут с подругой как раз о тебе говорили, – созналась моя попутчица, пиная носком сапожка попавшийся под ногу камешек. – Я её заверила, что человек ты вроде неплохой, на преступление не способен, разве что, может, от алиментов скрываешься, пытаешься замести следы, перебравшись в Пензу… Да не смотри ты на меня так, шучу я. А с документами вопрос надо решать, рано или поздно они тебе понадобятся. На работу в любом случае придётся устраиваться, тогда и паспорт спросят, и трудовую книжку. Да и военный билет может где-то понадобиться.

Я обдумывал её слова. Действительно, очень многое пока, если не всё, упирается в документы. Как хорошо книжным попаданцам, которые умудряются оказываться в своих мальчишеских или девчачьих телах, но со знаниями зрелого человека. А тут – крутись, как хочешь…

– Чего задумался? Всё психушки боишься? Может, и правильно, там хорошего мало, у меня двоюродный брат как-то попал туда, когда от армии косил. Правда, не в Пензе дело было, но какая разница? Насмотрелся страхов – мало не показалось…

Некоторое время женщина шла молча, вдыхая полной грудью свежий вечерний воздух. А затем неожиданно произнесла:

– Жаль, свежего хлеба не купишь в это время, придётся доедать вчерашний… Кстати, мы уже пришли.

Валентина жила в коммуналке на втором этаже двухэтажного дома на улице Урицкого, рядом с Сурой. В то время, казалось, весь центральный район города состоял из домов в два этажа, а вот Арбеково, если не ошибаюсь, в середине 70-х уже вовсю застраивали многоэтажками. Что, впрочем, неудивительно для спального района.

Валя призналась, что начала было в последнее время прицениваться к одному частному дому, который хозяева надумали продавать, старенькому, но ещё вполне добротному. Но вроде бы пообещали в следующем году дать ведомственную квартиру, так что с покупкой дома она решила обождать.

Соседями Валентины, по её словам, были одинокая старушка, практически не покидавшая свою комнатушку, больше похожую на узкий пенал, и татарская семья из четырёх человек.

– Бабуля одинокая, дети с внуками в Киргизию, кажется, умотали ещё лет пять назад, что-то строили и там и осели. Иногда я Анне Павловне хлебушка или молочка куплю, а то она сама стесняется, не попросит никогда, а ноги у неё больные. Сидит, целыми днями телевизор смотрит. Татары повеселее, мужик у них, Ринат, в «Мясном пассаже» рубщиком работает, а жена его, Айгуль, с детьми всё время дома. Носки и варежки в основном вяжет, а подруга её возле рынка продаёт. Сын их старший, Равилька, в третьем классе учится, а младшей, Динарке, четыре года, в садик ходит… Вроде обо всех рассказала… Хотя нет, кошка у нас ещё живёт, общая, кличка у неё – Крыса, мы её все подкармливаем. Равилька её притащил с улицы ещё котёнком, так и прижилась.

Крысу мы обнаружили первой из жителей коммунальной квартиры. Она сидела в проёме форточки и настороженно смотрела, как мы раздеваемся. Увидев кошку, я понял, за что она получила такое странное прозвище. Животное и впрямь сильно смахивало на грызуна, учитывая вытянутую вперёд морду и облезлый хвост, который, похоже, никогда не страдал излишками шерсти.

Мы миновали общую кухню с бурчащим радио, где диктор вещал о претворении в жизнь решений очередного съезда КПСС. Кажется, XXIV-го. Валентина провела меня в свою довольно просторную комнату, и я с любопытством осмотрел её обстановку.

Внимание привлекал ковёр над диваном, изображавший оленей на водопое. Кажется, у моей бабушки висел такой же. Стенной шкаф, стол в углу с настольной лампой, стул с мягкой обивкой рядом, на стене портреты девочки и девушки. Как я понял, это была дочь Вали, сфотографированная в разном возрасте.

Трюмо, комод со слониками мещанского пошиба, книжная полка с творениями Паустовского, Тургенева, Чехова, Верна, Гюго, труды по археологии… Может, Валентина это и читает, пыли вроде не видать. Хотя археологические опусы точно дочкины, раз увлеклась этой наукой. За стекло полки вставлена почётная грамота, выданная «Победителю социалистического соревнования» Колесниковой Валентине Александровне. Ага, вот как её полностью, значит, зовут. Запомним…

Две кровати – одна двуспальная, вторая явно рассчитана на одного. Цветной телевизор «Рубин-401», на верхнюю часть экрана свешивается ажурная салфетка, на ней – раскрашенная статуэтка пастушка, играющего на дудочке. В те годы цветной телевизор не всякий мог себе позволить, это я точно помнил по рассказам родителей. Да и вот эту радиолу на ножках тоже. «Урал-114» – прочитал я название на симбиозе радиоприёмника и проигрывателя. Из простого любопытства посмотрел заднюю стенку, неплотно прижатую к обоям, и разглядел синеватый оттиск: «Цена 146 р.». Ну да, за такой ящик вполне реальная цена по тем временам. Судя по шкале, радио ловит ДВ и УКВ.