Покровитель для Ангела. Собственность бандита - Ромеро Екатерина

Я так никогда его не боялась, он меня всегда защищал до той ночи, когда я хотела умереть от его руки, но он решил иначе. Бакиров сделал мне больно, и вспоминать об этом я не хочу.

– Иди завтракать.

– Я не хочу завтракать.

– Не заставляй меня повторять дважды, Ангел.

Сглатываю, поджимая губы. Когда-то я обожала, когда Михаил меня так называл. “Ангел”. Мне это казалось очень нежным и ласковым словом, но теперь в голосе Бакирова сталь и я понимаю, что права на отказ у меня нет.

Осторожно подхожу к нему и следую за Бакировым на кухню. Он что-то приготовил, но сразу вижу, что готовил не сам, а просто вытащил еду из пакетов. Блюда из ресторана. Я до сих пор помню их запах, хотя сама почти никогда там не ела, это было слишком дорого для меня, а теперь и подавно, когда у меня нет денег. Совсем нет, и взять их неоткуда, потому я не летаю в облаках и не рассчитываю, что Михаил возьмет меня обратно мыть полы в его заведении.

– Ешь бери.

– Спасибо.

Пододвигает ко мне большую тарелку плова. Еще теплый, такой ароматный парующий, и у меня мгновенно собирается слюна во рту. Я уже успела проголодаться, однако как только беру вилку замечаю, что Бакиров смотрит на меня. Как на собственность свою, на свою игрушку, которую надо покормить, и аппетит сразу же улетучивается.

Михаил берет такую же порцию и начинает есть с аппетитом, пока я ковыряю свой плов вилкой. Мельком поглядываю на него. Михаил не мальчик совсем, взрослый мужчина, сильный и крепкий, плечистый, здоровый. В нем нет ни капли смазливости и юношеской милоты, однако красивее Бакирова для меня нет, и не было никогда. На него хочется смотреть. Его хочется коснуться хотя бы подушечками пальцев и вдохнуть запах, как тогда в нашу единственную ночь, когда мне было это позволено, когда я думала, что счастливей меня нет на всем белом свете.

Бакиров опирается на стол, он в черной рубашке, закатанной на локтях. Его ладони очень мужские и красивые, когда-то я сходила с ума по его рукам, таким грубым в татуировках, а теперь боюсь смотреть на них. На сильной шее пульсирует венка, из расстегнутой на груди рубашки выглядывают черные волосы. Широкие плечи, подтянутый спортивный торс. У него теперь густая короткая борода, черные волосы назад уложены и выбриты на висках, лицо строгое, суровое даже. Прямой нос, строгие губы, большие карие глаза с зеленой радужкой и густыми черными ресницами. Михаил безумно красив, за него я была готова умереть, и сделала бы это снова, не задумываясь. Не потому, что дура, а потому, что не могу допустить, чтобы с Михаилом что-то случилось. Даже после всего, даже сейчас, ненавидя себя за слабость.

Бакиров открывает еще один лоток, и достает оттуда перцы. Такие острые зеленые перцы, от которых я знаю, язык горит огнем. При этом он надкусывает один из них, а после и полностью прожевывает, и даже глазом не ведет.

Оказывается, Миша любит острое, а я не выношу. Он любит курить, а я кашляю от дыма и слезы всегда выступают на глаза. Он вырос на улице, а я была домашней девочкой, купающейся в заботе родных.

Интересно, остановился бы Михаил той ночью или добил меня, если бы я не потеряла сознание? Я не знаю. А вдруг он меня все еще ненавидит и специально привез сюда, чтобы продолжить мстить?

За что, уже сама не знаю. Просто за то, что я есть. Вдруг он меня все еще ненавидит, вдруг достанет ремень, разорвет на мне одежду и сделает больно. Снова.

– Почему ты не ешь?

– Не хочу.

– Ты должна есть, не то совсем охлянешь!

Повышает голос, а у меня вилка в руке дрожит.

– И тогда ты меня отпустишь?

– Нет, но и отбиваться от меня у тебя не будет сил. Ты ведь об этом сейчас думаешь, не так ли, Ангел?

– Нет!

Как он понял, словно сканер видит меня.

– Тебе не нравится еда?

Подталкивает ко мне еще разные блюда с ресторана, а у меня слезы подкатывают к глазам.

Это унизительно. Понимать, что ты голодна и не иметь возможности взять, не иметь возможности это купить, потому что платить нечем, а быть должной Бакирову еще и за еду я не собираюсь.

– Я не хочу есть, я же сказала!

Подрываюсь со стула, отодвигая от тебя нетронутый плов и вижу, как Михаил с силой сжимает вилку в ладони. Так сильно, что та аж гнеться.

– Сядь. Не кричи. Я закажу тебе что-то другое. Что ты хочешь?

– Ничего, я ничего не хочу!

– Села, я сказал!

С силой ударяет кулаком по столу так, что на нем аж подпрыгивают тарелки, а мне дурно становиться. Мне страшно, кажется, Михаил и меня сейчас ударит кулаком, как этот стол. Ухватываюсь рукой за край стола, ноги подгибаются.

– Ой…

– Черт, Ангел!

Даже не замечаю, как Михаил оказывается рядом со мной, подхватывает меня под локоть, а меня как током бьет. Не могу, не могу я, чтоб он меня касался.

– Пусти! Я хочу в комнату, пожалуйста, я хочу в комнату!

Вскрикиваю и Михаил резко меня отпускает. Я вижу, как темнеют его глаза, и мне становится страшно. Опустив голову, сбегаю в комнату и закрываю дверь. Сердце неистово прыгает в груди и через минуту я вижу, как Михаил вышел из дома, хлопнув дверью, сел в машину и быстро выехал со двора.

Охранники закрыли ворота и спустившись на первый этаж я вижу, что Миша все сгреб со стола и отправил в урну вместе с приборами.

Глава 9

Весь день я провожу одна. Дом Бакирова оказывается огромным, в нем не одна спальня, как я думала, а несколько, поэтому я выбираю себе отдельную комнату. Самую маленькую и самую дальнюю от его спальни. Ее окна выходят на ворота, и хоть я не жду, когда Михаил вернется, то и дело поглядываю в окно.

Никаких фотографий в его доме я не нахожу, как и альбомов или памятных вещей. У меня создается ощущение, что Бакиров здесь или не так давно живет или у него просто нет ничего из прошлого, хотя есть кое-что, что сразу бросается в глаза. Его запах. Им пропитаны его вещи и конечно, пепельницы. Дорогие медные литые пепельницы расставлены по всему дому, и у меня было рука поднимается все это выбросить, но я тут же отметаю эту идею. Бакиров скорее меня выкинет, чем свои пепельницы, хотя это было бы не так уж и плохо.

Пошатавшись по дому я нахожу его рубашку на одном из кресел, и осторожно взяв ее в руки невольно вдыхаю запах. Сигареты, кофе и мускус. Боже, как же сильно я соскучилась по его запаху, как же сильно он нравится мне несмотря ни на что. Как наркотик, как что-то запретное и очень волнующее меня.

За дверью что-то шуршит, и я быстро кладу вещь обратно. Не хочу, чтобы Михаил видел мою слабость, и еще больше не хочу выглядеть перед ним жалкой, хотя с этим сильно сомневаюсь. Не он у меня дома на правах собственности, а я у него с единственным пакетом вещей, и это бьет по больному.

Я никогда ничего не получала просто так, я честно работала на Бакирова, и у меня всегда были мои деньги, мой дом, школа и хоть какая-то стабильность. Теперь же я словно потеряла почву под ногами, и никак не могу найти опору, но хуже того, что я не знаю, зачем Бакиров забрал меня себе. Я же грязная, пользованная уже, и Михаилу наверняка противно даже смотреть на меня, вот он и не смотрит, а если смотрит, то как-то жутко, так серьезно, что мне от этого становится самой страшно.

На улице быстро темнеет, но Бакиров дома так и не появляется, поэтому я все же не выдерживаю, и иду в душ в комнате, которую выбрала. Я уже два дня не делала перевязку и рана на груди начинает неприятно жечь. Мне сняли швы, но шрам еще очень свежий, и его нужно смазывать мазью, которой у меня нет. Могла бы позвонить Анатолию, попросить привезти, но это уже будет слишком нагло с моей стороны. Они и так с Людой почти каждый день приходили ко мне, столько лекарств мне приносили даже не сосчитать. Просить же мазь у Бакирова я не стану, потому что…потому что не хочу ничего брать от него, и увеличить перед ним свой долг.

Я выхожу из душа с влажными волосами в одной майке и трусиках, потому что халата у меня просто нет, и как назло в этот момент дверь комнаты распахивается, я не успеваю прикрыться.