Рубеж веков - Ludvig Normaien
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Твой человек - вор! И за деяния свои он был наказан. Каждому да воздастся по делам его. – встрял тут же Евх.
- Это мой человек, и руку на него могу поднимать только я! А не каждый, кто о себе тут что-то возомнил! – берет на кудрявых волосах здоровяка закачался, грозя упасть. – Бей их!
Взявшие обворованных в полукольцо неаполитанцы ринулись с кулаками в бой. Сид кинулся на Анджело. Лемк сцепился с одним из его подручных, по имени Бальдо. Бальдо был мельче и оказался заметно слабее, а потому сперва поймав его пальцы, он постарался выгнуть их до хруста в другую сторону, а затем пнул в пах, переключившись на помощь парням, которые отбивались от гораздо большего числа соперников. Четверо молотили Петра и Илию, и именно на помощь к ним бросился Лемк. Удар кулаком в затылок одному и вот они уже уровнены в числе, если бы сзади Теодора не пнули под колено, а потом в спину. Слетев с ног и покатившись кубарем, он откатился под ноги нападавшим на Петра, дав тому возможность провести чёткий удар в висок одному из противников, отправив его в беспамятство. Пока вставал, увидел как Месал, кривя в усмешке окровавленный рот и больше похожий на какого-нибудь кровососа, с маху бьёт головой своего противника в каменную стену. Михаил размахивал непонятно откуда взявшейся сучковатой палкой, нанося удары перед собой куда придётся.
Драка разгоралась, входящие в бараки тут же подключались к одной или другой стороне, смотря откуда они были и с кем до этого уже успели поссорится. Первый натиск, находясь в меньшинстве, с трудом, но удалось остановить. Банда Анджело не пользовалась большой популярностью, и хоть их и был не один десяток, остальных было гораздо больше, а потому итальянцев постепенно начали теснить. Из-под ног дерущихся достали Юхима, находящегося в полубессознательном состоянии. Кто первым достал ножи было непонятно, но вот уже в разных местах появился блеск стали, крики и стоны раненых. Лемк тоже достал свой нож, истончившийся от долгого использования. Он несколько лет назад забрал его в одной драке с одним подростком, и это была его первая ценная добыча в жизни. И сейчас он ему сильно пригодился, когда крича, его пытался заколоть очередной противник. Тот, сделав выпад, попытался воткнуть свой кинжал ему в живот. Отпрыгнув в сторону и пропустив его руку мимо, Теодор, держа нож обратным хватом, ударил его сперва в плечо, а затем ударил в шею. Кто-то толкнул раненного врага и тот упал на пол, под ноги Лемку.
В какой-то момент всё резко прекратилось – враги, тяжело дыша, вытирая кровь и пот, откатились в разные стороны, выставив руки с кинжалами и ножами, и держа друг друга на расстоянии. Те, у кого не было острого, из-за их спин посылали страшные проклятья на головы противоположного лагеря.
Но, кто-то видно сообщил главным, и через широкие двери стали врываться солдаты, раздавая удары направо и налево, отчего вновь начался хаос. Предвидя опасность, Лемк скинул окровавленный нож под ноги. Ветераны, как волна мусор, заставили всех выместись во двор. Те, кто мог идти, заковыляли вслед за всеми. В их казарме остались лишь десяток тел, половина которых ещё тряслась. Несколько десятков одоспешенных солдат построили их на площади в несколько шеренг, прошлись, обыскивая по рядам. Нескольких человек, у которых были найдены ножи и сами они имели следы крови на одежде, вытолкали в группу отдельно.
Пока это всё происходило, прибыл хартуларий, местный главный начальник, Пётр Гарид, которого за неполный месяц они видели несколько раз и мельком. Он считался главным над всеми новобранцами, так как формирующийся лагерь находился на территории города. Вместе с ним прибыл Хорхе Мартинес де Лара, четырнадцатилетний парень, сын вице-короля Неаполя, считающийся вторым человеком, главный над всеми иностранными «добровольцами». За его правым плечом возвышался Никколо да Мартони, человек его отца, молодой, но уже ветеран Фландрской кампании. Вот он и являлся фактическим главой лагеря. Зная итальянский и испанский языки, ему их было достаточно для того, чтобы отдать необходимые приказы как своим, так и чужим сержантам, младшим офицерам, а также присутствующим комитам ромеев.
Хартуларий Гарид, разительно отличавшийся по внешнему виду от строгих костюмов испанцев, блестя золотой вышивкой на солнце, прошёлся вдоль строя замерших новобранцев, сопровождаемый несколькими разнаряженными молодыми людьми и не торопясь подошёл к Мартинесу де Лара и да Мартони, обратившись ко второму на староимперском:
- Мой любезный друг, я вижу, что здесь произошло ужасное преступление. Хвала Господу Богу, что я оказался рядом и успел приказать пресечь творившееся убийство. Но также я вижу, что тут замешаны и ваши соотечественники. Поэтому я доверяю разбирательство этого дела в ваши руки, будучи абсолютно уверенным, что вы наведёте должный порядок, который будет соблюдаться и впредь.
Может оно сказано было и не совсем так, но Теодор, замерший в первом ряду, в силу своих куцых нахватавшихся знаний уложивший в своей голове эту речь как-то так.
Раскланявшись с хартуларием и уверив, что всё непременно будет сделано в лучшем виде, испанцы обменялись ещё фразами на итальянском:
- Никколо, этот ромей хочет чтобы мы сами тут разобрались, да? Что мы будем делать?
- Да, мой господин. Начальник лагеря хочет, чтобы как
