9 1/2 недель - Мерри

Интерлюдия 7: Северус (4 июля, 20:25)

Снизу опять доносится дружный взрыв хохота.

Я в раздражении захлопываю маггловский детективный роман, который безуспешно пытаюсь читать последние четверть часа, и встаю. Гадес бы побрал Альбуса, который не только забил дом исключительно легкой маггловской литературой, но и приволок сюда этот кино... агрегат.

Внизу опять смеются, и искушение пойти и взглянуть, над чем именно, становится почти невыносимым. В крайнем случае, я ведь всегда смогу придумать какую-нибудь гадость насчет того, как они мне мешают.

Рука ноет, я рассеянно потираю метку, выхожу из комнаты и тихо спускаюсь вниз. Там темно, только из приоткрытой двери гостиной падает слабый свет. Я тихо подхожу ближе и останавливаюсь в дверном проеме. Тонкс сидит с ногами на диване, поджав их на турецкий манер, а мальчишки разлеглись на животах на ковре и жуют какую-то непонятную гадость, на вид вроде белых комочков. Бр-р... Все трое с интересом уставились на светящийся ящик – кажется, это называется телевизор. Я смутно припоминаю, что «кино» – это нечто вроде записанного спектакля, и пытаюсь разглядеть, что там происходит.

Как ни странно, я быстро разбираюсь в сюжете: это нелепая комедия о маггле (или сквибе?), который притворяется магом и пытается втереться в доверие к своим чистокровным родственникам, явно помешанным на темной магии. Зрелище, несмотря на очевидную глупость сюжета, действительно довольно забавное, и я уже минут через пять обнаруживаю, что кусаю губы, чтобы не рассмеяться в голос. Возможно, я все-таки издаю какой-то звук, потому что Тонкс вдруг оборачивается, как ни в чем не бывало подмигивает и машет рукой. Я мысленно говорю себе, что нет никакого смысла уходить, раз меня уже обнаружили, и сажусь на диван рядом с ней. Услышав мои шаги, Поттер оборачивается, и глаза у него становятся круглые, как блюдечки, – это видно даже в темноте. Но мгновение спустя он нахально ухмыляется и тоже подмигивает мне, прежде чем повернуться к экрану. Вот паршивец! Перед началом учебного года придется пригрозить ему чем-нибудь совершенно ужасным, иначе он совершенно испортит мне репутацию.

Но пока что я просто тихо фыркаю и продолжаю следить за злоключениями лысого идиота со звучным именем Фестер*.

Из дневника Гарри Поттера (4 июля, 23:30)

Обалдеть!

Я не думал, что когда-нибудь увижу такое: Снейп, не сводящий зачарованного взгляда с экрана телевизора. Малфой бы умер от инфаркта при виде этого зрелища. Хотя Рон, наверное, тоже.

Более того, он по-настоящему смеялся – почти не сдерживаясь, особенно в конце. И потом, когда Пит обещал на днях принести вторую часть, Снейп уж очень старательно делал вид, что ему не интересно. Я не сомневаюсь, что потом он будет грозить мне всеми мыслимыми карами, опасаясь, что я кому-нибудь проболтаюсь. Как будто мне кто-то поверит!

Все, я ложусь спать, пока он не пришел отрывать мне голову прямо сейчас.

Интерлюдия 8: Тонкс (5 июля, 2:10)

Почему-то сегодня мне не спится: ворочаюсь и то и дело просыпаюсь. Я лежу в темноте, из открытого окна доносится запах цветущей липы, и я невольно думаю, что такого замечательного лета у меня давно не было. Если бы еще Сев во сне не храпел... Я с трудом сдерживаю желание подергать его за нос: замужние подружки говорят, это помогает.

Он был сегодня такой смешной, с этим телевизором... Я скорее откушу себе язык, чем расскажу ему, что он был похож на пятилетнего ребенка, которому впервые в жизни купили мороженое. Черт, и кто знал, что он такой милый, когда улыбается? И когда хмурится, тоже...

Так, Тонкс, стоп, это запретный ход мыслей. И главное, бесполезный... Кому ты нужна, неуклюжая аврорша-недотепа, с чересчур независимым характером и полным отсутствием вкуса? Стоп-стоп-стоп... Хватит, спать пора.

Только – вот беда! – не спится, и липа чересчур сладко пахнет, и собака где-то у соседей надрывается – Мерлин знает, отчего.

Я лежу на спине и разглядываю трещинки на потолке, но они не складываются ни во что осмысленное и расплываются. Посчитать, что ли, гиппогрифов, как мама учила? Один гиппогриф, два гиппогрифа, три гиппогрифа... Четвертый поворачивается к изгороди задом, ложится и презрительно смотрит на меня. Вот вредные твари!

Рядом со мной Северус вдруг громко вздыхает, поворачивается на бок, и не успеваю я глазом моргнуть, как он кладет голову мне на плечо, а потом обхватывает рукой за талию – здрасьте, пожалуйста, это что-то новенькое. И что мне теперь делать? Не будить же его, он и так умотался. Я знаю, что метка у него опять ныла... Рука у него тяжелая, но мне отчего-то уютно, и внезапно, как будто по волшебству, веки у меня начинают слипаться, слипаться, слипаться...

--------------------------------

* Примечание автора: речь, разумеется, идет о бессмертном фильме «Семейка Аддамс». Фестер – дословно «нагноение», «гноиться» (англ.).

Глава 3. Неделя вторая

Из дневника Гарри Поттера (7 июля, 11:15)

Снейп и Тонкс продолжают странно вести себя по утрам. Я не знаю, что там между ними происходит, но меня это начинает потихоньку задалбывать. Например, позавчера Снейп, не сводя глаз со своей яичницы, буркнул: «Джеймс, попроси маму передать соль». И это притом, что он сидел между мной и Тонкс! Тонкс сделала вид, что не слышала. Я пожал плечами, но попросил. А Тонкс взяла солонку и сунула ее мне в руки – за спиной у Снейпа. Совсем сдурели, честное слово. И ведь я же точно знаю, что они сейчас сидят на кухне и пьют кофе. И нормально разговаривают. Но исключительно после завтрака... Это не дом, а спецотделение Сент-Мунго.

 Кстати, вчера вечером Пит приносил вторую часть про Аддамсов. Только мы устроились в гостиной, как Снейп спустился со второго этажа и сел на диван, как ни в чем не бывало. Попкорн мы на этот раз не ели, зато Тонкс приготовила на удивление съедобные бутерброды, и Снейп даже соизволил их попробовать. На кока-колу он, правда, не польстился, но ничего не сказал, только хмыкнул скептически. Не сомневаюсь: если бы не Пит, он бы обязательно высказался насчет ядовитых зелий для мытья котлов или еще чего-нибудь подобного. А фильм ему явно понравился. Он с самого начала, почти не скрываясь, посмеивался, а когда дело дошло до Дня Благодарения*, захохотал в голос. У него было такое радостное лицо, что можно было спорить: он представил, что всех учеников Хогвартса (во всяком случае, гриффиндорцев) постигла та же скорбная участь. Ей-богу, не вру, он был счастлив как младенец.