Повесть о Монахе и Безбожнике - Владимир Перемолотов

— Я думаю, там должен быть скептик. Для Брата по Вере все ясно. Чтобы он не увидал, все это будет для него кознями врага рода человеческого. Другого ответа он мне не даст.

— А у тебя есть сомнения? — насмешливо спросил узник. Старший Брат Атари спокойно, даже с некоторым сожалением посмотрел на него.

— У меня нет сомнений в том, что все произошло по воле Божьей, а не по наущению нечистого. Другое не ясно мне. Правильно ли мы поняли Его волю?

В молчании они просидели немного. Шумон обдумывал предложение, а Старший Брат, осматривая темницу, думал, что семена его слов упали на хорошо возделанную почву.

— Я вижу, ты желаешь мне добра, — медленно оказал Шумон. Карусель мыслей и догадок в его голове крутилась все медленнее и, наконец, остановилась.

— Вне всякого сомнения, — ответил Атари.

— Твои условия? Что ты хочешь знать?

Старший Брат понял, что пленник, хоть и не сказал «да», уже согласен и дальше разговор пойдет легче.

— Мы хотим знать все. Все, что произошло в лесу и, главное, почему произошло.

— Сидя здесь я не смогу ответить на эти вопросы, — Шумон пожал плечами, словно стены темницы стискивали их.

— Конечно. Ты получишь свободу — сказал Атари. Удивленный покладистостью Старшего Брата Шумон недоверчиво покачал головой. Словно не заметив его жеста, Атари продолжил:

— Дело, которое я тебе предлагаю — тяжелое дело. Ты этому можешь не верить, но я понимаю, что, возможно, тебе придется столкнуться с самим Пегой. Клянусь Тем Самым Камнем, в одиночку противостоять Дьяволу немыслимо…

Шумон откровенно усмехнулся, и Старший Брат вернулся на землю.

— Да и не по Божески тебя одного в лес пускать… Одному и тяжело и скучно, поэтому грех было бы не дать тебе надежного друга.

Он положил руку на плечо стоящего рядом монаха.

— Брат Така поможет тебе.

Монах, насупившись, качнулся вперед, на мгновение лицо его попало в полосу света, и Шумон увидел на нем гримасу презрительного отвращения.

— Я ждал чего-то такого, — сказал Шумон, оглядывая квадратную фигуру своего будущего спутника и его хмурое лицо.

— Он наверняка и бегает хорошо?

Понимая иронию узника, Старший Брат ответил ему тем же.

— Нет. Какой из него бегун? Подковы гнуть или камнем из пращи за сто шагов в яйцо попасть — это он мастер. А бегать? Куда ему… — Старший Брат махнул рукой. — И не предлагай даже…

— Что ж ты мне его как камень к ноге привяжешь?

Атари усмехнулся.

— Нет. Он будет тебе не камнем, а каменной стеной. Охраной и защитой… Родной матерью, если захочешь…

— Не захочу…

Не желая оставлять меж ними недоговоренности, безбожник напрямую спросил:

— Думаешь сбегу?

— От него не сбежишь, — спокойно ответил Атари, — хотя наверняка попытаешься.

Он прижал руку к груди.

— Честное слово мне бы хотелось, чтобы ты спокойно занимался своим делом и не думал о невозможном. Иллюзии вещь крайне вредная.

Губы у Шумона дернулись, расползаясь в улыбку. В устах Старшего Брата эти слова выглядели настолько нелепо, что по неволе бывший Императорский библиотекарь улыбнулся.

— Даже допустив, что тебе удастся обмануть брата Таку, — ласково продолжил Атари, приложив руку к груди монаха, словно прося прощения у того за столь нелепое предположение, — деваться тебе все равно некуда.

Старший Брат поднялся во весь рост. Теперь, когда согласие получено, можно в открытую объяснить бывшему Императорскому библиотекарю его положение — смирнее будет.

— Твоя беда в том, что ты действительно умный человек. Ты привлекаешь к себе внимание. Поэтому где бы ты ни был, наши глаза тебя увидят, а уши услышат. Напомню, кстати, что Император тебе более не защитник, а руки у Братства длинные.

Он двинулся, было к двери, но остановился.

— После моих слов у тебя может возникнуть мысль покинуть Империю. Не советую.

Шумон ни о чем не спросил, но Старший Брат посчитал, что напоминание об этом будет не лишним.

— Где бы ты ни был, ты сам дашь знать о себе нам, а уж мы непременно сообщим о твоих воззрениях владетелю той страны, где ты найдешь убежище. Безбожники сейчас не нужны никому, даже альригийцам. Кроме того, учти, что наши руки длиннее твоих ног.

Старший Брат Атари повернулся и пошел, предоставив Шумону возможность осмыслить сказанное. Безбожник считал его шаги, наблюдая, как фигура Старшего Брата растворяется в темноте.

— Ты меня убедил, — в спину ему сказал Шумон. — Я согласен.

— В таком случае до завтра, — не поворачиваясь, на ходу бросил Атари. — А сегодня Братство будет к тебе снисходительно…

Пройдя полутемными коридорами, Старший Брат поднялся во двор, на котором монахи совершали полуденную пляску. На минуту он остановился полюбоваться на отточенные движения Братьев по Вере, на пыльные султанчики, что слаженно, словно по команде вылетали из-под монашеских ног, но задерживаться не стал — его возвращения наверняка с нетерпением ждал Старший Брат Амаха.

Атари поднялся по лестнице, сопровождаемый могучим топотом шести десятков пар ног и вошел в покои гостя.

Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников любоваться водопадами. За то время, пока хозяина не было, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готов был повернуть дело так, что бы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства.

— Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях.

Брат Атари опустился в глубокое кресло.

— Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет.

— Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами?

Брат Атари отрицательно качнул головой.

— К сожалению ни то, ни другое.

Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не было. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился.

— К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство.

Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим было вполне объяснимо. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился.