Трансформация демократии (сборник) - Вильфредо Парето

Но и в рамках опытного поля существует масса теорий, порожденных феноменом феодализма в Европе. Я не собираюсь их описывать не только по соображениям недостатка места, но и потому, что этого не требуют задачи данной работы; однако стоит привести примеры того, что разные по форме теории имеют нечто общее по существу.

Монтескье приписывал этому феномену прямолинейность эволюции, о которой мы говорили. Он выводил вассальные отношения из обычаев народов древней Германии, которые постепенно трансформировались и привели к появлению феодов. Теории такого рода существуют и в наше время, они особенно по душе немцам, что вполне естественно, ибо люди склонны отдавать предпочтение тем деривациям, которые приятны их чувствам. По той же причине авторы так называемых латинских народов, которые также придерживаются теории прямой эволюции, ищут ее начало не в Германии, а в римском обществе, а именно в прекарии, в клиентских отношениях. В реальности эти теории показывают необходимость особых общественных форм и перемены в остатках социальности. Это относится и к теории Флаша[28], который видит истоки феодального общества XI–XII вв. в клане.

В теории нашего историка Пертиле[29] сильной стороной является критическая, но не позитивная часть. Он пишет (р. 203): «На самом деле, не говоря уже о придуманном Вико вечном законе феодализма, к которому народы обязаны постоянно возвращаться, феоды не были порождением ни античного римского права, ни военных бенефициев империи. И то и другое лишь отчасти напоминает феодальные отношения». Это правильно, но нужно добавить, что проявляется действие сходных сил. «Клиентела состоит в личных отношениях покровительства или защиты, сходных с вассальными и включающих покорность и служение, но она предполагала даже большую близость, чем вассалитет, в частности передачу имени и право наследования между патроном и клиентом[30] [это различие скорее по форме, чем по существу]; но в ней полностью отсутствует вещный элемент [см. об этом «Социологию», § 1039]. Последний, как и военные черты феода, имеет место в имперских бенефициях, где отсутствует, в свою очередь личный элемент [наш автор должен был счесть это разнообразие обстоятельств второстепенным], и сама воинская повинность предусматривалась в отношении государства, а не правителя. [Разница невелика, поскольку правитель олицетворял государство.] Кроме (р. 204) того, между этими институтами и феодами существует временной разрыв, поэтому не может быть и преемственности. [Справедливое наблюдение по поводу конкретного случая, в котором эволюция не идет по прямой.] Уделы, распределявшиеся у варваров по жребию и очень часто именуемые предшественниками феодов, ничего общего с ними не имеют, как потому что они передавались в полную собственность, так и потому что они не предусматривали установления каких-то правовых отношений между их владельцами и королем и не накладывали на первых никаких обязательств, в том числе военной службы. [Справедливое, но, вероятно, слишком категоричное утверждение.] Неизвестны другие пожалования земель со стороны лангобардской или меровингской казны и подобные бенефициям, которые заставляли бы возводить происхождение феодов к эпохе варварских завоеваний… Из изложенной выше теории происхождения феодов следует также, что с самого начала они были не произвольно отчуждаемы, а выделялись на год, впоследствии пожизненно и наконец стали наследственными, как сообщает февдист и как по сей день считают некоторые авторы».

Аналогичные теории используются для объяснения современного феномена профессиональных союзов. Кто-то изучает римские корпорации, кто-то ставит перед собой более скромную задачу – исследовать средневековые гильдии или ассоциации наемных работников той эпохи. В своей истории тред-юнионизма супруги Вебб справедливо отвергают подобные теории[31].

«(р. 12) Мы уделили столько внимания этим эфемерным ассоциациям наемных работников и братствам поденщиков в Средние века, поскольку кто-то может утверждать не без видимых оснований, что они представляют собой зародыши тред-юнионизма. Довольно странно, что истоки тред-юнионов обычно не ищут именно в этих институтах. Чтобы обнаружить первые (р. 13) признаки современных профсоюзов, обращаются не к ассоциациям наемных работников в Средние века, а к союзам их патронов, а именно к ремесленным гильдиям. Внешнее сходство тред-юнионов и ремесленных гильдий издавна привлекало внимание друзей и врагов тред-юнионизма [обычная ошибка эмпириков, которые останавливаются на поверхности и не пытаются с помощью анализа вскрыть более устойчивые и неизменяемые черты]; но подкрепила расхожее мнение публикация в 1870 г. блестящего очерка профессора Брентано о „Происхождении тред-юнионов“ …

(р. 14) И когда г-н Джордж Хоуэл положил в основу своей истории тред-юнионизма парафраз исследования г-на Брентано о гильдиях, он признал тем самым, что тред-юнионы в своей еще не совсем отчетливой форме вышли из ремесленной гильдии… Предполагаемое происхождение тред-юнионов от старинных гильдий лишено каких бы то ни было доказательств, по крайней мере насколько нам известно. Исторические данные полностью противоречат этой точке зрения». Наши авторы склонны видеть истоки тред-юнионов в «(р. 40) отрыве трудящегося от собственности на средства производства»; однако они немедленно делают вполне разумное добавление: «(р. 42) Мы не претендуем на объяснение происхождения тред-юнионов только с помощью указанного отрыва».

Менее всего следует связывать это происхождение с социальными теориями; скорее наоборот. То же самое относится к теориям феодализма; они стали скорее следствием, нежели причиной феодальных отношений; то же самое можно сказать о теоретизировании по поводу королевской власти, которое было скорее следствием, чем источником ее распространения и угасания феодализма. При всем том нельзя отрицать, что теории, порождаемые некоторыми феноменами, в свою очередь влияют на развитие этих феноменов; речь идет лишь о том, что они не являются единственной (или главной) и важнейшей причиной этого развития. Поэтому нельзя отрицать также, что мифы, о воздействии которых убедительно писал Сорель, активно побуждают людей к действию; нужно только иметь в виду, что они не способствуют накоплению опытных знаний.

Супруги Вебб приводят хороший пример, иллюстрирующий эти положения, которые подробно были рассмотрены в «Социологии».

«(р. 53) Палата общин в подобных ситуациях действовала не так, как сегодня [сегодня, в котором писали супруги Вебб, миновало и сменилось отличающимся от него завтра], когда свобода договорных отношений является общепризнанной…

(р. 54) То, что палата общин никак не участвовала в принципиальном противостоянии законодательным инициативам даже много лет спустя после начала расшатывания средневековой регламентации, доказывает знаменитый случай с шелкоткачами из Спиталфилдса, когда сочли нужным вернуться к старинной практике промышленной регламентации…

(р. 55) Ясно, что парламентские ассамблеи, проголосовавшие за Спиталфилдские акты в 1765 и 1773 гг., не имели никакого представления о политической философии Адама Смита, книга которого „О богатстве народов“, впоследствии считавшаяся английским евангелием свободы договорных отношений и естественной свободы, была опубликована в 1776 г. К этому времени подобные законы были уже настолько исключительным явлением, что когда шедевр Адама Смита (р. 56) попал в руки тогдашних политиков, он должен был казаться им не столько новым словом в промышленной экономике, сколько теоретическим обобщением практических выводов, к которым опыт уже многократно подводил. В конце столетия правящие классы, благодаря новой промышленной политике обретшие источник огромных финансовых прибылей, с готовностью ухватились за новую экономическую теорию для интеллектуального и морального оправдания этой политики». Именно так они поступают и сегодня, прибегая только к тем теориям, которые выгодны для них; тогда им на руку была либеральная теория, теперь они пользуются теорией синдикализма, завтра воспользуются той, которая сможет ее заменить.

А. Ланцилло[32] заметил, что события не пойдут по пути, сегодня теоретически указанному синдикализмом, но, напротив, изменится сама теория.

«(р. 269). Перед европейскими нациями встанет задача быть одновременно воинственными и торгующими, демократическими и милитаристскими… Каким образом общество будет на практике приспосабливаться к этим двум равнозначно настоятельным требованиям, мы не знаем (р. 270). Будет это общество свободной торговли или режим настоящего государственного социализма? Будет ли это новый по форме эксперимент, который по сути повторит современный режим?… Каковы будут политические последствия указанных военных нужд? Какими налоговые меры? Какие идеальные, моральные, религиозные представления принесет с собой новая эпоха?… Этот ряд вопросов можно продолжать до бесконечности…