Джон ячменное зерно. Рассказы разных лет - Джек Лондон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не сомневаюсь в том, что мне эта попойка доставляла гораздо больше удовольствия, чем им всем. Мне нравилась эта богема: жизнь ее была так не похожа на однообразную трудовую жизнь, которая еще вчера была моим уделом. Здесь меня окружали веселые, храбрые хищники, не желавшие быть в рабстве у машин и подчиняться стесняющему их свободу закону, — храбрый народ, ежеминутно рискующий свободой и даже самой жизнью. Ячменное Зерно помог мне ближе сойтись с этими мужественными, свободолюбивыми людьми.
Вечерний бриз освежил мне легкие. В канале поднялось волнение, с моря начали возвращаться суда и гудками требовали, чтобы развели подъемный мост. Проходили буксиры, поднимая волны. Баржа с сахаром тащилась на буксире в море. Солнце омывалось в волнах. Жизнь была хороша. Паук пел арестантскую песню:
Ах, моя Лулу, моя черная милка!Где же ты была, моя крошка Лулу?
Вот он, протестующий дух мятежа, приключения, романтика запретных поступков, которые совершаются смело и благородно. Я знал, что завтра не пойду на фабрику к своей машине. Завтра я уже буду устричным пиратом, свободным постольку, поскольку это возможно в условиях жизни нашего века в водах Сан-Франциско. Паук уже согласился быть «экипажем» моего судна, а также и поваром, а на мне будет работа на палубе. Завтра с утра мы запасемся провизией и пресной водой, поднимем главный парус, когда подует бриз и начнется отлив, и выйдем из лимана. Затем ослабим паруса и с первым приливом пойдем к Спаржевым островам, где и бросим якорь за несколько миль от берега. Наконец-то осуществится моя мечта: я буду спать на корабле. На следующее утро я проснусь в море! И после этого буду проводить на воде уже все мои дни и ночи.
Когда вечером Француз Фрэнк спустил лодку, чтобы переправить своих гостей на берег, Королева попросила меня перевезти ее на берег в моей лодке. Я не понял, почему Француз Фрэнк вдруг раздумал ехать сам и поручил перевезти гостей Бобу, а сам остался на борту. Не понял я ничего даже и после того, как Паук, хитро подмигивая мне, проронил: «Ты, я вижу, малый не промах». Но где же было мне, пятнадцатилетнему мальчишке, понять, что седой, пятидесятилетний дядя приревновал ко мне свою зазнобу?
Глава VIII
На следующее утро мы встретились, как это и было решено, в одном из кабаков, где совершались такие сделки. Я заплатил деньги, получил расписку и спрятал ее в карман. Фрэнк поставил угощение. Я понял, что так принято, и нашел, что это даже вполне справедливо, чтобы часть денег, полученных при совершении сделки, тратилась в том же заведении, где сделка заключена. Но я очень удивился, когда увидел, что Фрэнк угощает всех посетителей кабака. Что мы с ним вспрыскивали сделку — это понятно. Но зачем же угощать всех посторонних посетителей и самого хозяина, который получает еще и барыш с каждого выпитого им стакана вина? Ну, пусть он угощает Боба и Паука — друзей, но при чем тут какие-то грузчики, никому не известные Билл Келли и Суп Кеннеди?
Вместе с братом Королевы, Пэтом, нас стало восемь человек. Хотя было еще очень рано, все потребовали виски, мне только оставалось сделать то же самое, и я крикнул: «Виски!» с таким видом, будто это для меня самое привычное дело, и я повторяю этот приказ в тысячный раз. Что это было за виски! Я выпил его тогда одним духом, не моргнув, но до сих пор не могу… б-р-р-р-р!.. забыть его противный вкус.
Я был удивлен и тем, как дорого обошлось Французу Фрэнку это угощение. Он выложил на стойку восемьдесят центов. Восемьдесят центов! Мое чувство бережливости взбунтовалось. Восемьдесят центов — ведь это восемь утомительных часов фабричной работы, а между тем они моментально исчезли без следа в наших глотках, и после них ничего не осталось, кроме отвратительного вкуса во рту. Что за расточительность со стороны Фрэнка!
Мне не терпелось поскорее оказаться на свежем воздухе, вступить во владение своим судном и выйти на нем в море. Но никто не спешил уходить, в том числе и мой «экипаж» в лице Паука. Я не мог понять, почему они медлили. После я не раз задавался вопросом, какого мнения была эта компания обо мне: человек пил с ними, якшался с ними и даже не подумал выставить им угощение и со своей стороны.
Француз Фрэнк, получив с меня деньги, стал смотреть на меня каким-то странным, холодным взглядом. Я тогда не понимал, какие ужасные муки он испытывал. Я удивился еще больше, когда хозяин кабака, перегнувшись через стойку, шепнул мне: «Он сердит на вас, берегитесь».
Я кивнул головой, чтобы показать, что я понимаю, в чем дело (мужчина должен понимать душевное состояние других мужчин), но на самом деле я так-таки ничего не понимал. Где же мне было понимать, когда у меня не было других мыслей, кроме как о разных необыкновенных приключениях, когда я даже забыл о самом существовании какой-то женщины, в которую Француз Фрэнк влюблен до безумия. Да я и не подозревал последнего обстоятельства. Мне и в голову не приходило, что все в порту говорили, будто Королева и смотреть не хочет на Француза с момента моего появления на его судне. Я не подозревал также, что неприязненное отношение ко мне брата Королевы, Пэта, объясняется этой же причиной; по простоте душевной, я думал, что он вообще мрачен по природе.
Виски Боб поманил меня к себе и шепнул мне на ухо:
— Держи ухо востро! Француз сердит на тебя. Мы отправляемся с ним вверх по реке, чтобы купить шхуну, и когда он вернется на промысел, ты смотри не зевай. Он хочет потопить тебя. Когда солнце взойдет, снимись с якоря и перейди куда-нибудь на другое место. Да погаси, смотри, сигнальные огни. Предупреждаю тебя, держи ухо востро!
Я поблагодарил его и вернулся к стойке. Но и тут я не сообразил, что мне следовало бы угостить компанию. Я не знал, что таков обычай. Я позвал Паука, и мы вместе вышли на улицу. Теперь, вспоминая это время, я сгораю от стыда при мысли, что они должны были говорить обо мне в мое отсутствие.
Притворно-равнодушным тоном я спросил Паука, за что на меня сердится Фрэнк.
— Да он просто приревновал тебя, — ответил тот.
— Неужели? — сказал я, но больше не пробовал заговаривать на эту тему.
Я принял равнодушный и небрежный вид, как будто это было мне совершенно неинтересно, но читатель поймет, какие чувства обуревали пятнадцатилетнего самолюбивого паренька, когда он узнал, что к нему приревновал женщину пятидесятилетний моряк, исколесивший весь свет, и еще какую женщину — женщину с романтическим прозвищем «Королева устричных пиратов»! Мне приходилось читать о подобных случаях в книгах, я верил в то, что и на мою долю выпадут такие приключения, но не думал, что это наступит так скоро. Разумеется, я чувствовал, что мне и сам черт не брат, когда мы, снявшись с якоря и подняв парус, плавно понеслись по заливу.
Итак, я променял кабалу фабричного рабочего на вольную жизнь устричных пиратов. Началась эта жизнь попойками, а впереди предстояло то же самое. Но не отказываться же мне из-за этого от такой интересной жизни!.. Люди всегда пьют там, где царит вольная интересная жизнь. Романтика и интересные приключения всегда неразлучны с Ячменным Зерном, и, если я хочу на опыте изведать и то и другое, я должен примириться и с Ячменным Зерном. Иначе мне придется познакомиться с миром приключений только по книгам, а жизнь провести за скучной работой на консервной фабрике за десять центов в час.
Ну, нет, я не откажусь от этой новой жизни из-за того только, что мои товарищи любят выпить винца, пива и виски. Им, видно, нравится, когда я пью вместе с ними, ну и буду пить. Это не так страшно, только не стоит напиваться каждый раз допьяна. Остался же я трезвым в воскресенье, когда я купил «Рэзл-Дэзл», тогда как все остальные были пьянехоньки. Я решил и в будущем держать себя точно так же: буду пить, чтобы не портить компании, но не буду напиваться.
Глава IX
Мое вступление в компанию устричных пиратов ознаменовалось целым рядом попоек. Их жизнь, по мере того как я втягивался в нее, все больше нравилась мне. В моей памяти всегда будет живо воспоминание о той ночи, когда обсуждался план нападения на устричные отмели в компании рослых храбрецов, собравшихся на шхуне «Энни»; это были все враги закона, по которым давно плакала тюрьма, среди них — и бывшие каторжники, с грубыми голосами — они носили высокие морские сапоги и непромокаемые плащи, а за поясом у них висели револьверы.
О, я знаю теперь, оглядываясь назад, что тут было много грязи и глупости. Но я не оглядывался назад тогда, когда шел плечо к плечу с Джоном Ячменное Зерно и начинал привыкать к нему. Это была дикая и смелая жизнь, и я переживал наяву те приключения, о которых раньше только читал в книгах.
Нельсон, по прозвищу Задира Младший (в отличие от его отца, которого звали Задирой Старшим), был владельцем шлюпа «Северный Олень», на котором он плавал вместе со своим товарищем Ракушкой. Ракушка тоже слыл отпетым парнем, но Нельсон был прямо каким-то бешеным. Ему было лет двадцать, ростом и сложением, как Геркулес. Через два года его убили, и коронер утверждал, что в мертвецкую еще никогда не попадал такой великан.