Практическая политология: пособие по контакту с реальностью - Екатерина Шульман

Однако сам факт «третьего срока» подтверждает, что природа политической власти в России бюрократическая. Формат «технического президента» и стоящего за его спиной «национального лидера» очень быстро оказался нереализуем: занимаемая должность наполняет любого инкумбента живой административной кровью. Российский политический режим – это режим личной власти, но эта власть принадлежит любому, кто занимает соответствующую должность.

Источник: статья опубликована в газете «Ведомости» №3772 от 16.02.2015 под заголовком: [битая ссылка] Роль личности

Неокремлинология и ее пределы. Намеки тонкие на то, чего не ведает никто

Недавно информагентство Bloomberg опубликовало статью о том, что ближайшее окружение президента Путина сузилось до нескольких руководителей силовых структур, а прежние его друзья-бизнесмены отстранены от прямого общения с ним и от влияния на процесс принятия решений. Им не доверяют, объясняет агентство, потому что у них есть финансовые связи с Западом. На декабрьской пресс-конференции агентство Reuters задало российскому президенту вопрос, есть ли у него «план на случай дворцового переворота». Радио «Свобода» организует беседу экспертов с обсуждением возможного влияния на российскую внутреннюю политику «шестой колонны» – бывших «системных либералов».

Профессор Нью-Йоркского университета и один из лучших специалистов по российским спецслужбам и организованной преступности Марк Галеотти предлагает понятие «седьмая колонна»: это часть окружения президента, манифестом которой он считает программную статью Евгения Примакова, опубликованную недавно в «Российской газете». Галеотти считает, что если и существует внутренняя угроза режиму, то исходить она будет не от пятой колонны – оппозиционной общественности, и не от шестой – либералов-экономистов, а от седьмой, к которой он оптимистично причисляет «более рациональных силовиков», опасающихся разрастания конфликта со всем миром и ущерба, который может быть нанесен России в дальнейшем.

Эти люди, замечает Галеотти, не западники и не либералы, но они недовольны текущим положением вещей и направлением, в котором движется российская внешняя и внутренняя политика. Кто шагает в седьмой колонне, чье мнение предположительно выражает Евгений Примаков, говоря о необходимости сворачивать украинскую кампанию и проводить внутриполитические реформы? Профессор называет Сергея Шойгу, Владимира Колокольцева и Валерия Зорькина (который, строго говоря, не силовик, но уж точно не либерал). А кто в «списке узкого круга» от Bloomberg? Николай Патрушев, Александр Бортников, Михаил Фрадков и тот же Сергей Шойгу.

Возвращение старой доброй кремлинологии, расчетов влиятельности того или иного лица в зависимости от его положения ошую и одесную генсека на Мавзолее, а также наблюдений типа «кто хоронит, тот и наследует» – плохой признак. На научной шкале ниже этого жанра придворной политологии стоит только психологическое диагностирование первого лица по ТВ и попытки проникнуть в голову человека, которого вы никогда не видели, с целью понять, что он «на самом деле думает». Эксперты занимаются такими вещами не от хорошей жизни. При прочих равных специалист всегда предпочтет оперировать открытыми данными и проверяемыми сведениями. Но если политическая система становится все более закрытой и механизм принятия решений переносится из легального поля в область неформальных договоренностей и частных отношений – тогда расстановка на трибуне может оказаться наиболее ценной из всей доступной информации.

Политическая наука изучает и заговоры, и военные перевороты, и политические убийства. На богатом материале, представленном в последние 50 лет странами Африки и Латинской Америки, сделаны занимательные и практически ценные выводы (см., например, книгу профессора Военно-воздушного колледжа Алабамы Наунихала Сингха «Захват власти: стратегическая логика военных переворотов»).

1. Вероятность военного переворота (например, заговора силовиков в отличие от, скажем, массового протеста, приводящего к смене власти) не связана с популярностью или непопулярностью лидера, против которого он направлен. Организаторы заговора живут в своей информационной среде и общаются с себе подобными. Их волнует не мнение народное, а то, смогут ли они собрать нужные военные и финансовые ресурсы. Если это удастся, поначалу переворот будет встречен населением одобрительно или нейтрально, и неважно, каковы были предшествующие результаты опросов.

2. Нет связи между наличием или отсутствием роста в национальной экономике и вероятностью внутриэлитного заговора. Элита существует в своем особом мире, для нее решающим фактором при приятии решения «Хватит это терпеть!» может стать вовсе не публикация очередной экономической статистики.

3. Перевороты с большей вероятностью происходят в год президентских выборов или перед ним, чем в любое другое время. Видимо, заговорщики не верят в желательный для себя результат выборов или не хотят его ждать. Учитывая п. 1, это говорит о том, что силовому смещению вероятнее подвергнется популярный лидер, чем непопулярный: какой смысл устраивать рискованный заговор против того, кто через год сам отойдет от власти. Но этот вывод исходит из двух предпосылок: что заговорщики действуют, исходя из рациональных побуждений, и что выборы в стране предполагаемого заговора приводят к смене власти. Как нетрудно догадаться, и то и другое не гарантировано.

Серьезный удар по позициям заговорщиков всего мира нанесло введенное в начале 1990-х гг. титулом 22 Кодекса США правило, по которому финансовая помощь стране, где законная власть смещена силовым путем, не оказывается, пока там не проведены общенациональные выборы. Той же нормы придерживается и ЕС. С тех пор заговорщики всего мира стараются как можно быстрее устроить в своей стране выборы – в том, разумеется, случае, если они зависят от иностранной помощи или рассчитывают на нее. Военные перевороты по классической схеме происходят чаще в бедных странах – богатые страны уже организовали у себя устойчивую демократию или решают вопросы престолонаследия мирно, в семейном кругу, на манер Саудовской Аравии. Нестабильность при передаче власти – удел режимов промежуточного типа.

Источник: статья опубликована в газете «Ведомости» №3762 от 02.02.2015 под заголовком: [битая ссылка] Наука о переворота

Застенчивый авторитаризм. Почему в Петербурге нет улицы Путина

Место для памятника князю Владимиру москвичи будут выбирать высокотехнологичным способом: посредством голосования через приложение «Активный гражданин». Варианты предложены следующие: на Боровицкой площади, на набережной у парка «Зарядье» (где была гостиница «Россия») и на Лубянской площади. Есть еще две опции: «это должны решить специалисты» и «затрудняюсь ответить». Как нетрудно догадаться, обе сводятся к «пускай начальство решает», а напрашивающийся вариант «никуда его не надо ставить» отсутствует, что несколько напоминает мерцающую графу «Против всех», то появляющуюся, то исчезающую в бюллетенях на настоящих выборах.

Секретный Владимир и Екатерина с намеком

Итак, Владимира решено ставить, причем, судя по упоминанию среди вариантов его размещения на Лубянской площади, ставить вместо Дзержинского, в рамках популярной государственной пиар-стратегии «а могли бы и бритвой по глазам». Тысячелетие со дня смерти исторического деятеля отмечалось торжественным приемом в Кремле (указ президента из четырех пунктов, последние два – закрытые).

Рассмотрим другой официальный документ с подтекстом. 9 июля группа членов Совета Федерации внесла в Думу проект закона об установлении двух новых памятных дат: 19 апреля – День принятия Крыма, Тамани и Кубани в состав Российской империи (1783 год) и 9 сентября – День памяти воинов Крымской войны 1853—1856 годов. В пояснительной записке заботливо указано, что дата отражает «подлинные геополитические события, побудившие 19 (8) апреля 1783 года Великую императрицу Екатерину II подписать „Высочайший Манифест о принятии Крымского полуострова, острова Тамань и всея Кубанской стороны под державу Российскую“». И далее: «Именно принятие 19 (8) апреля 1783 года Крыма и его жителей, страдающих от набегов и войн, под защиту Российской империи, причем по их просьбе, стало легитимной формой вхождения Крыма в состав России».

Тут два ключевых понятия: «подлинность» (не фантазии какие-нибудь, а на самом деле так все и было) и «легитимность» (не силой взяли, а по просьбе и для защиты от набегов). Ясно, что 1783 год следует читать как 2014-й, апрельская дата выбрана ради максимальной приближенности к крымской весне, а под «Великой императрицей Екатериной» подразумевается понятно кто.