Психотерапия и процесс. Основы экзистенциально-гуманистического подхода - Бьюдженталь Джеймс

Внутреннее видение в сравнении с инсайтом

Концепция присутствия указывает на глубинное отличие экзистенциально-гуманистической терапии от ориентации многих психоаналитиков и терапевтов, для которых важен инсайт. Многие из таких специалистов, очевидно, уделяют относительно мало внимания присутствию или ожиданиям клиента. Они сосредоточиваются на разработке логичного и систематизированного (часто исторического) рассказа о динамике клиента и на том, как этот рассказ коррелирует с теоретическими постулатами о личности в подходе терапевта. В такой терапии клиент часто обретает обширное знание (неверно называемое инсайтом) о собственном эго, однако почти не развивает эффективного внутреннего видения (то есть живого ощущения собственных намерений и сил в направлении собственной жизни).

Ограничения экзистенциально-гуманистического подхода

Терапия, описанная в этой книге, на мой взгляд, крайне ценна для многих людей. В то же время она в равной степени неуместна или бесполезна для других людей. Когда клиент, терапевт и метод удачно подходят друг другу, результатом может быть огромный успех в облегчении страданий, поддержка роста и расширение жизненного пространства. Именно этому посвящена данная книга, и мне кажется, это важная тема в жизни человека. Однако позвольте добавить, что я (как и любой другой терапевт) не могу помочь всем, кто ко мне обращается. Вообще-то я даже не верю, что этот подход работает для всех. По-моему, утверждения об универсальности той или иной терапии происходят либо из отсутствия честности, либо из наивности. Многие системы полезны, однако человеческие существа слишком непохожи друг на друга, слишком сложны и слишком неизведанны, чтобы мы могли надеяться найти всеохватный подход к психотерапии, даже если бы он существовал.

2. Путешественник собирается в путь

С чем клиент приходит в психотерапию

Решив отправиться в путь, путешественник должен подготовиться. Разумеется, он должен собрать багаж, подготовить финансы, попрощаться и позвать проводника, но куда более основополагающей является внутренняя подготовка. Для этого требуется по-настоящему ощутить тот факт, что выбор сделан, а также знать, какие неоднозначные переживания он влечёт. Это подразумевает отпускание некоторых ранее важных частей жизни. Сюда входит осознание тонких нюансов чувств к людям, местам и делам, которое возникает, когда мы знаем, что уже никогда не посмотрим на всё это по-старому. Самая важная подготовка к путешествию, которая способна глубже всего повлиять на то, как развернётся путь, — это тонкие и полусознательные изменения в чувствах и мыслях путешественника.

Итак, в этой главе я говорю о клиенте, приходящем на первичное интервью своего психотерапевтического путешествия. Клиент приходит не без ожиданий. Уже произошло многое из того, что будет иметь глубокую важность в предстоящей работе. Клиент приходит с огромным эмоциональным, интеллектуальным и даже духовным багажом, связанным с более глубокими уровнями бытия.

Два незнакомца встречаются по предварительной договорённости. Их стремление — сразиться с самой жизнью; их цель — отбить у омертвения больше жизни для одного из них; опасность в том, что один из них или оба они обнаружат, что на какое-то время жизнь наполнится болью и тревогой; однако они могут быть уверены в том, что если будут честно идти вперёд в своей борьбе, то оба в определённой степени изменятся.

Интенсивная психотерапия — довольно уникальное занятие в нашем обыденном мире. Студент, обдумывающий возможность стать психотерапевтом, отправляется в путешествие, исход которого вряд ли можно предсказать. Со своей стороны клиент надеется на глубинные и полезные изменения, однако заблуждается, если думает, что знает, какими они будут.

Всё это может звучать немного мелодраматично, и, полагаю, отчасти так и есть. Однако меня и многих людей, с которыми я совершал психотерапевтическое странствие, этот путь действительно привёл в новые места внутри самих себя и внутри других — в такие места, куда мы никогда бы не отправились добровольно, если бы с самого начала могли принять такое решение, хотя, наконец достигая их, мы чувствовали, что прибыли по назначению.

В этой и следующей главах я говорю о двух людях, совершающих путешествие: о клиенте и о терапевте. Я говорю о них как о человеческих существах, а не только как о ролях или функциях. Читателю важно ощутить родство с ними обоими. Лишь так в остальной части книги появится подлинная коммуникация. Психотерапия экзистенциально-гуманистической ориентации — это в первую очередь очень личный, субъективный и меняющий жизнь обоих его участников опыт.

С  чем приходит в работу клиент

Тревога и боль

Посмотрите на эти два слова: «тревога»... «боль». Впустите их в себя. Позвольте себе знать изнутри, что они означают, но не как абстракции, не как что-то, что переживают другие люди. Без близкого знакомства с этими двумя словами и тем, что они означают, вы мало что поймёте из этой книги. Если вы не можете позволить им откликаться в вас, вы пока не можете быть настоящим гуманистическим терапевтом, хотя, возможно, вам нужно стать клиентом той или иной психотерапии. Если же эти слова о чём-то вам говорят, вы уже приближаетесь ко встрече со смыслом, который я хочу донести.

В доме тихо. Все ушли спать. Я ещё хочу немного почитать, чтобы успокоиться, чтобы сон смог быстрее прийти ко мне, когда я лягу в постель. Я поправляю подушку на своём стуле, зажигаю лампу немного ярче, беру книгу и устраиваюсь поудобнее. На то, чтобы понять первое предложение, уходит две-три попытки — после этого примерно страницу всё идёт хорошо. Затем я осознаю, что перечитываю одно и то же предложение уже в третий или четвёртый раз и до сих пор понятия не имею, что оно означает.

Я не хотел, чтобы всё было так. Я старался занять себя, найти интересную книгу, не ложиться до тех пор, пока мне не захочется спать настолько, что я тут же усну, после того как книга проводит меня к границе сна. Я не хотел, чтобы это повторилось снова, но я знал, что так будет.

Мне трудно дышать. Воздух кажется разрежённым — мне нужно больше кислорода. Я беспокойно ёрзаю — мне некомфортно от того, как под моей спиной лежит подушка. Мои ладони потеют. Я пытаюсь заставить свои глаза вернуться к книге, однако они плохо фокусируются. Я ёрзаю на стуле и набираю в лёгкие большой глоток воздуха. Моя одежда кажется тесной и шершавой. Я не могу сделать так, чтобы моя грудь раскрылась, и по-настоящему вдохнуть — мне словно приходится учить свою грудь дышать. Моё сердце кажется заледеневшим и тяжёлым. Может быть, это напряжение слишком велико для него? Я встаю со стула и торопливо пересекаю комнату. Мне что-то нужно? Я не могу понять, что именно. Нет-нет, мне просто нужно подвигаться. Двигаться приятно. Но я хочу бегать и прыгать. Ходьба слишком медленная, в ней слишком мало активности. Я не могу как следует прогуляться в этой комнате. Может быть, мне нужно выйти на улицу. Там воздух будет прохладнее, его будет больше. Нет, глупости. Я не могу выйти на улицу в этот ночной час. Может быть, я могу открыть окно и впустить воздух внутрь. Я знаю, что это бесполезно. Я знаю, что просто расстроен. Я встревожен. Мне просто нужно успокоиться. Успокоиться! Как я могу успокоиться? Я не могу даже дышать! Я напуган — сам не знаю чем. Может быть, я знаю, но не хочу знать. Я ненормальный — что со мной не так? Я в тревоге, в тревоге.

Тревога — это страх без лица. Тревога — это белая чума XX века. Мы создали такой мир, в котором нам часто приходится жить с тревогой. Мы расщепили атом, слетали на Луну, раскрыли загадку ДНК, преодолели скорость звука, разработали ещё больше ужасного и эффективного оружия, превратили свои главные города в человеческие пустыни, снесли церкви, обнаружили гнилые брёвна в строении своего правительства, превратили школы в институты для содержания детей, с которыми мы не можем справиться, а тюрьмы — в школы преступлений, от которых мы не можем себя защитить. Леонард Бернстайн назвал одно из своих произведений «Эпоха тревоги». Время тревоги настало. Странно, что ещё не все стучатся в двери к психотерапевтам.