Навь. Книга 4 (СИ) - Борисов Олег Николаевич

— Да я тебя потом из-под земли достану…

— Вся проблема в том, что это будет потом. И те, кто угрожают в такой ситуации рискуют до «потом» не дожить, — улыбнулся под балаклавой старший. — А мы никуда не спешим, ночь будет длинная. И только от вас зависит, насколько печальной она будет. И кто ее переживет. Мне доказать серьезность моих намерений? Кого первого предпочитаете? Экономку или горничную?

Старший подошел к горничной, которая в ужасе выпучила глаза, глядя на нож в его руке, замычала и задергалась на стуле. Старший зашел сзади, взял горничную за волосы, оттянул голову назад и приставил лезвие к ее горлу, слегка надавив на нож. Надрез в этом месте был не опасен, но кровотечение давал неплохое. А вид крови должен был показать серьезность намерений. Угроза всегда страшнее ее исполнения, это знает любой дознаватель.

— Ну что, режем? — спросил старший. — Смотри, пацан, как умрет твоя Лена.

— Нет, не надо! Я скажу!

— Точно? — участливо спросил старший, демонстративно примериваясь к горлу.

— Да!!!

— Ладно, живи, — старший рывком опрокинул стул с пленницей, дернув за ее волосы. — Итак, код, графиня?

Диего ждал на частном аэродроме, сидя в арендованном на время «Гольфстрим Г650» — бизнес-джет, да, но с дальностью беспосадочного перелета восемь тысяч миль. От Санкт-Петербурга до Каракаса и Боготы хватит с запасом, и еще останется. Все готово к вылету, точнее — почти все. На борту контейнеры с артефактами и мирно дремлющим под лошадиной дозой снотворного Ардатьевым, все проходит как дипломатическая почта — мало ли что. А принимает ее командир воздушного судна, вот как раз он и подъезжает.

— У вас что тут, кирпичи? — пилот с усилием поднял ящик и понес его, пыхтя и отдуваясь, в самолет.

— Примерно, — ответил Диего.

Он окинул взглядом летное поле. Все нормально, можно подниматься в салон. Но спокойным быть рано — пока не вышли из воздушного пространства Российской Империи, возможны всякие неприятности. Но на случай уж совсем больших неприятностей, есть в дипломатическом багаже и еще один ящик, который надежно похоронит всех и все. Будем надеяться, подумал Диего, что до этого не дойдет.

Граф Драбицын был в бешенстве. Сначала ему накрутила хвост жена — ее старую подругу графиню Изварину ограбили, причем не просто ограбили, а угрожали убийством. Да и черт бы с ним, ну подумаешь, очередная коллекционерша пострадала от очередных грабителей, по просьбе жены граф лично позвонил в околоток, чтобы ее заявление было принято и рассмотрено в первоочередном порядке, а не спущено в висяки.

Он уже и забыл об этой мелочи, пока на пороге кабинета не появился начальник ИАЦ Градов, как всегда собственной персоной, когда дело было важным.

— Что у тебя, Сергей?

— Да вот, «Мозаика» сработала и выдала кое-что интересное.

— Что именно?

— Три криминальных происшествия, которые наш ИИ связал хвостами.

— Какие?

— Первое — ограбление в музее этнографии. Двое убитых, почищен запасник с южноамериканскими артефактами доколумбовой эпохи.

— Ну это дело наших мусоров, пусть роют. При чем тут служба безопасности?

— Далее. Похищен профессор Ардатьев, один из крупнейших в мире специалистов-историков и этнографов по Южной Америке.

— Уже интереснее, — заинтересовался граф, вертя в пальцах карандаш. — Хотя тоже это дело яйцелопов, но под нашим контролем, похищение — имперское преступление.

— И третье. Ограблена графиня Изварина. И опять похищена коллекция…

— Дай угадаю, южноамериканских артефактов доколумбовой эпохи?

— В точку, Ваше Сиятельство.

— То есть кому-то понадобились артефакты и эксперт по ним настолько, что они без раздумий идут на мокруху и похищение?

— Именно.

— Но все это уголовка, Сергей, чистейшая уголовка. Пусть полиция занимается, я позвоню и лично начальнику полицейского департамента хвост накручу.

— Тут «Мозаика» и сработала. И выдала несколько фактов. Во-первых, работали профессионалы высокого класса, не просто криминал. Во-вторых, была отмечена активность некоторых граждан Колумбии и Перу на территории РИ. И в-третьих, сегодня ночью из Санкт-Петербурга вылетел «Гольфстрим» с беспосадочным перелетом до Боготы, как указано в флайт-листе. Машина сопоставила все это, пометила как звенья одной цепи и выдала как потенциальную угрозу государственной безопасности, а это уже наша работа.

— Наройте все по этим делам. И передавайте в следственный отдел. Пусть открывают дело, я распоряжусь.

— Есть, Ваше Сиятельство!

Педро Гонсалес, коммерсант средней руки, торговец сельскохозяйственной химией и удобрениями — а что, для региона в котором выращивают потребную для всего мира зелень, а также используют аммиачную селитру по другому назначению, прибыльное дело — вытер потный лоб, входя в «Эль Фабулосо», бар для своих. «Сказочный» бар мог обернуться как страшной сказкой, так и сказкой со счастливым концом — зависело от слушателя и отношения к нему рассказчиков. Мордовороты на входе с оттопыренными чем-то твердым пиджаками лишь приветливо кивнули Гонсалесу — здесь он был своим, а своих здесь не трогали, не воровали у них бумажники и кредитки, не били морды до и после, а если обслуживали девочки, то только проверенные без блохи и заразы. Сегодня у него была одна из деловых встреч с оптовым покупателем удобрений, у которого была профессиональная мозоль на указательном пальце правой руки, зататуированного вдоль и поперек. И поэтому он не захотел идти на открытую террасу с прекрасным видом на бидонвили Боготы, а углубился в зал, к тому столику, который держали для постоянных клиентов.

— Пару «Агилей», Карменсита, — бросил он подлетевшей официантке (подрабатывающей вечером другим ремеслом). — И пусть никто не беспокоит, ну ты поняла.

— Хорошо, сеньор! — сверкнула прелестная метисочка улыбкой в шестьдесят четыре зуба, и ушла, кокетливо покачивая бедрами, лишь наполовину прикрытыми микроюбочкой. Ведь знает, чертовка, что я смотрю ей вслед, подумал Педро. Надо будет наведаться к ней вечерком и устроить пару часов латиноамериканской страсти.

— Мое почтение, сеньор Гонсалес, — за столик плюхнулся человек, которого он и ждал.

— И вам не хворать.

Вмиг обернувшаяся Карменсита принесла пару запотевших банок ледяного местного пива. Стервятник на этикетке, казалось, плакал — по стенкам медленно ползли капли, увеличиваясь в размерах.

— Итак? — задал вопрос собеседник.

— Ну вы сразу к делу переходите, — упрекнул его Гонсалес. — Сначала холодного пивка.

Он открыл банку, издавшую хлопок, и отхлебнул глоток ледяного лагера.

— Ваше здоровье! Вот что мне нужно знать…

Беседа вышла короткой, в результате чего собеседник стал богаче на аж пятьсот долларов САСШ — хорошая сумма для нищей страны — а Гонсалес получил заверения о любви, дружбе и преданности от одного из местных революционеров. Его интересовала информация о недавно приземлившимся самолете, из-за которого местные устроили такой шум. Бой, говорят, был долгий и яростный. А интересовало его все — местные революционеры не ладят с картелями, они, как и все революционеры во всех странах больные на голову, и если уж что-то себе втемяшат, то пиши пропало. Из Центра поступило задание узнать, что за картель использовал этот самолет, персоналии, груз, места посадки — словом, все что можно узнать в местной мутной криминальной среде. Вот только Центр очень сильно ошибся, подписав резиденту смертный приговор.

Ночью на складе удобрений возник пожар, вызванный самовоспламенением селитры, и взрыв, снесший два окрестных квартала. Гонсалес не выжил — да и попробуй тут выживи, когда сдетонирует тонна селитры, хранившейся на складе, около которого был его дом. Кто же знал, что не картели стояли за этим самолетом, а те самые люди, которым он задавал вопросы. Ошибка была вызвана информационно-аналитической службой, сделавшей на основе неполной информации неверные выводы. А в разведке это означает то, что кто-то заплатит жизнью.