НОЧЬ НА ДНЕПРЕ - Николай Никольский

— Не хочется, а поесть надо. А то совсем подняться не сможешь, ослабнешь. Да, да, не качай головой. Не встанешь даже и тогда, когда фашисты полезут…

Казакова снова заглянула в свою сумку, достала пузырек со спиртом, налила полстаканчика и протянула солдату.

— Только уговор — съесть все.

Ефрейтор повеселел. Его воспаленные глаза засветились.

— Лады, лады, сестрица.

Стаканчик он опустошил с жадностью и даже причмокнул от удовольствия.

— Прямо душу отвел! Благодарствую тебе, сестрица. Ты золото у нас, настоящее золото! Теперь можно и пожевать. До этого и смотреть не хотел… Да ты-то что не ешь? У меня еще есть консервы, сухари…

Он хотел развязать свой вещевой мешок, но девушка остановила:

— Я уже ела, не хочу.

Казакова давно уже работала санинструктором, хотя ей не исполнилось еще и двадцати лет. Большой и неоценимой школой был для нее Сталинград, где скромная, ничем не отличавшаяся от других своих сверстниц девушка получила первое боевое крещение…

В Сталинград, в район завода «Красный Октябрь», она прибыла с гвардейской дивизией Гурьева, имевшей приказ во что бы то ни стало отстоять завод. В эту дивизию, тогда еще десантную бригаду, стоявшую в одном из пригородов Москвы, она пришла осенью 1941 года. Пришла с краткосрочных курсов санитарных инструкторов, куда была направлена Московским городским комитетом комсомола по окончании средней школы.

Родилась Вера в Москве и до ухода в армию жила с родителями. Отец ее — инженер, старый коммунист, много лет работал на авиационном московском заводе; мать — врач. Старший брат Веры с первых дней был на фронте и командовал истребительным авиационным полком.

В школе Вера отличалась резковатым и довольно вспыльчивым, своенравным характером. В труде и учебе была упорна. Любила спорт. Она хорошо ходила на лыжах, лучше всех в школе бегала на коньках и летом красивее всех прыгала в воду с вышки. На последнем году учебы потихоньку от матери стала посещать школу парашютного спорта. А когда дело дошло до первого прыжка, она, не задумываясь, совершила его. И в тот же вечер рассказала обо всем вернувшейся с работы матери.

— Как! Ты парашютным делом занимаешься? — отступив на шаг от дочери, строго спросила мать.

— Да, занимаюсь, мама.

— И давно?

— С полгода.

— Паршивая девчонка! И ничего не сказала мне! — не сдерживая гнева, выкрикнула рассерженная и встревоженная мать.

Вера стояла перед ней словно провинившаяся школьница.

— Мама, я виновата, что не рассказала тебе все раньше, но я жалела тебя…

— Не нужна мне такая жалость! Летать, прыгать и скрывать от матери! Хороша, нечего сказать!

Когда разразилась война, Вера поступила на курсы санитарных инструкторов.

Осенью 1941 года она снова огорчила мать: наотрез отказавшись пойти в госпиталь, где мать уже работала военным врачом, Вера добилась направления в десантные войска.

5. Схватка в траншее

Утро выдалось холодное. По небу быстро, меняя очертания, проплывали серые, густые облака. В просветах между ними выглядывало голубое небо.

После трех атак гитлеровцы приутихли. Только пулеметные очереди время от времени посвистывали над головами обороняющихся.

А на плацдарме тем временем бой ни на минуту не ослабевал. По-прежнему грохотала артиллерия. Иногда северный ветер доносил до гвардейцев ровную дробь максима. Над полем боя висело большое облако порохового дыма и пыли. От разрывов тяжелых бомб глухо вздрагивала земля.

Но ничто не могло остановить натиска гвардейских полков. Лейтенант Белов безошибочно отметил, что наши части, прикрываясь дымовой завесой, беспрерывно переправляются через реку в районе плацдарма. По шуму боя, по интенсивности пулеметного огня — по всем этим специфическим приметам нарастающего сражения он понимал, что линия фронта постепенно отодвигается на запад и северо-запад, что мощь наступающих неудержимо растет.

Вместе с тем Белов не мог не заметить и того, что плацдарм не расширяется на юг и вот уже в течение нескольких часов линия фронта в этом месте остается неизменной.

«Не слышно, — думал Белов, — чтобы гитлеровцы на этом фланге оказывали более упорное сопротивление… Вероятно, просто это направление сейчас мало интересует наших».

Вывод был неутешительный. До сих пор Белов не терял надежды: с плацдарма начнут продвигаться сюда, на юг, а седьмая рота отсюда атакует немцев, и можно будет еще днем соединиться со своими. Но сейчас надежда угасла. Нет, не передвигается линия фронта в южном направлении и вряд ли передвинется сегодня. Было для Белова очевидным и то, что следующей ночью прорваться к своим не удастся. Три атаки, следовавшие одна за другой, показали, что немцы приложат все силы, чтоб измотать и уничтожить гвардейцев. В роте уже немало потерь. Имея столько раненых и, главное, считанное количество патронов, вряд ли можно рассчитывать пробить брешь в обороне немцев. Приходилось думать уже не о том, как скорее соединиться со своими, а как продержаться до их прихода.

«Да… Главное сейчас — продержаться», — рассуждал Белов, опустив бинокль, но продолжая смотреть в сторону плацдарма: там, высоко над полем боя, точно косяк журавлей, тянулась с запада эскадрилья фашистских самолетов. «Что ж… будем держаться. Нам не привыкать… Бывали в переделках».

Князев в это время, воспользовавшись паузой, обходил бойцов. По только что отбитым атакам, по упорству, с каким враг рвался к траншее, парторг понимал, что день будет нелегкий. «Эти господа все сделают, чтобы от нас живого места не осталось». Он шагал по траншее, осматривая по пути раненых. Их заметно прибавилось, но все они были перевязаны и заботливо уложены в укрытые местa. Парторг задерживался около каждого, старался приободрить, согреть теплым словом; тех же, кто лежал с закрытыми глазами и не отзывался на его голос, он заботливо прикрывал шинелью.

За время передышки Сергей успел поговорить почти со всеми бойцами роты, находившимися в левой стороне траншеи. Несколько задержался он около Духовного.

— Ну, паникер, как твои дела? Не трусишь, как тогда, на реке?

— Тогда я сплоховал, это верно, да ведь первый раз… — потупив глаза, признался Духовный.

— Ну, а сейчас как? Не пропустишь фашиста?..

— Покуда мы с ним живы, фриц не пройдет, товарищ старший лейтенант, траншеи нашей им не видать! — ответил за Духовного подошедший рядовой Васин.

— А ты что за него говоришь, разве у него языка своего нет? — добродушно заметил Князев. — Ты опытный солдат. За тебя я спокоен. А все-таки, — снова повернулся парторг к Духовному, — ты как думаешь, отобьемся мы от фашистов?

— Фрицы не пройдут, — довольно уверенно ответил солдат.

— Это верно, не пройдут, если мы их не пустим. Помните, друзья, впереди еще трудно будет. Мы у гитлеровцев оказались гостями непрошенными и нежданными. Они, — Князев показал рукой в сторону врага, — ни перед чем не остановятся, чтобы отделаться от нас. Поняли меня?

— Все ясно, — снова ответил за двоих Васин.

— Надо беречь патроны и смотреть в оба. Враг не так уж страшен, как хотел бы казаться. Ну, желаю успеха!

— Будьте в нас уверены, товарищ парторг! Не подведем седьмую роту!

Шел двенадцатый час, когда гитлеровцы пошли в четвертую атаку. Немцы на этот раз лезли с каким-то особым остервенением. За час до атаки они беспрестанно обстреливали траншею; даже произвели два артиллерийских налета, очевидно с дальних позиций. Под прикрытием огня солдаты противника по одному, ползком, начали накапливаться у хаотично нагроможденных камней.

Бесшумно взвилась и поползла вверх зеленая ракета. Не успела сгореть, как из-за камней в сторону нашей траншеи полетели десятки гранат. Они не достигали окопов, но густое облако пыли и дыма, образовавшееся от взрывов, погнало ветром на гвардейцев и на какое-то время ослепило их.

Используя это своеобразное прикрытие, противник бросился в атаку.

— Огонь по фашистам! — вслед за командиром роты громко прокричал старший лейтенант и швырнул в атакующих одну за другой две гранаты.

Вера Казакова, услышав голос Сергея, прижалась к стене траншеи и стала почти в упор расстреливать наступающих. Диск неожиданно кончился, она хотела перезарядить автомат, но рядом разорвалась ручная граната. Взрывной волной ее сильно толкнуло, запорошило глаза. Автомат выпал из рук. Вера обхватила голову руками и в полузабытьи медленно опустилась на дно траншеи. Мимо нее промчался к левому краю обороны Князев. Он первым заметил, что трем фашистам удалось достигнуть траншеи. Сергей дал короткую автоматную очередь — один гитлеровец упал, второй, здоровенный детина, по инерции сделал еще два — три шага вперед, свалился в траншею и постепенно сполз на ее дно. Третьего фашиста сразить очередью не удалось: произошел перекос патрона. Сергей чертыхнулся с досады, перескочил через убитого немца и ударом автомата вышиб из рук третьего оружие в тот момент, когда гитлеровец прыгал в траншею. Этот тоже был рослый детина. Он не растерялся, ловким ударом кулака сбил Князева с ног и, не дав подняться, подмял под себя…