Джордано Бруно и генезис классической науки - Б Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Прибыв в Шамбери, - говорил Бруно на допросе, - я остановился в монастыре своего ордена. Меня приняли очень холодно. Я разговорился об этом с монахом-итальянцем, находившимся там, и он мне сказал: "Имейте в виду, что в этой стране вы нигде не встретите радушного приема, и сколько бы ни ходили по стране, - чем дальше, тем все менее радушный прием будете встречать". Ввиду этого я направился в Женеву" 2.
В Шамбери Бруно пришел, оставив за плечами утомительный путь. Он прошел около 300 км, преодолев альпийские подъемы и спуски, терпя ненастье, страшась ареста, экономя каждую монету.
Лион не был конечным пунктом намеченного пути - Бруно стремился в Париж. Предстоял многодневный путь через страну, охотно принимавшую эмигрантов, но оказавшую суровый прием беглому монаху. Найдет ли он поддержку и помощь в Париже на первых порах? Женева была близка, не дальше, чем Лион. В этом центре протестантизма собралось много итальянских эмигрантов, в том числе и неаполитанцев. Среди итальянской реформатской общины в Женеве было немало отпрысков дворянской знати и буржуазных семейств. Они сохранили свои богатства и были влиятельными гражданами города. Бруно направился в Женеву. Он прибыл туда в апреле 1579 г. Задумывался ли он над тем, что здесь 25 лет назад был сожжен Сервет?
Во главе итальянской реформатской общины стоял маркиз Галеаццо Караччоли, выходец из неаполитанской дворянской оппозиции, бежавший в 1551 г. от {35} преследований испанских властей, друг Кальвина и племянник папы Павла IV, пользовавшийся некоторым влиянием в обоих лагерях. С ним-то и встретился Бруно в Женеве.
В протоколах венецианской инквизиции записан рассказ Бруно о том, как Караччоли устроил его на работу в типографию. Бруно стал корректором. Работа в типографии, печатавшей протестантскую литературу, способствовала ознакомлению с кальвинистскими философскими и богословскими трудами и общению с их женевскими авторами. Он прочел произведения идеологов реформации, труды философов и естествоиспытателей разнообразных направлений.
Он посещал лекции и проповеди кальвинистских богословов, слушал их диспуты в университете и, конечно, ринулся в споры с кальвинистскими профессорами.
Оказавшие Бруно поддержку итальянские кальвинисты ждали, что он вступит в их общину, вместо этого он выступил против одного из них. Бруно позволил себе указать на ошибки в лекциях профессора философии и ректора Женевского университета Антуана Делафе. Это был крупный деятель кальвинистской церкви. Он часто выступал с проповедями, считавшимися образцом изложения кальвинистских догматов. И вот Бруно выпустил брошюру, перечислявшую и раскрывавшую ошибки и заблуждения Делафе. Рукопись брошюры печаталась у мелкого женевского издателя Жана Бержона, который доверился Бруно и не подверг рукопись цензурному просмотру.
Бруно выступил против одного из столпов реформации в стране, где кальвинистская церковь в своей жестокости нисколько не уступала католической инквизиции. Вот что пишет об этом протестантский историк Бэрд:
"Суровому режиму, введенному Кальвином и оставленному в наследство женевцам, должны были особенно благоприятствовать два условия: во-первых, широкое толкование, какое придавалось понятию преступления, а во-вторых, более чем драконовская строгость при назначении наказания... Петь или даже просто хранить у себя фривольные песни считалось преступлением. Носить или делать одежду из запрещенной материи считалось преступлением. И для подобных преступлений были назначены соответствующие кары. Каждый должен был посещать общественное богослужение. Каждый должен был участвовать в евхаристии. Ни один больной не мог лежать {36} в постели более трех дней, не пригласив проповедника общины. Не думайте, что наказания за такого рода нарушения редко применялись... В 1558 и 1559 гг. в небольшом городе велось 440 дел. По протоколам, в течение 60 лет было сожжено 30 человек вследствие странного обвинения, будто бы они распространяли чуму. Само собой разумеется, время от времени прорывался поток протеста против этой разрушительной тирании. Тогда начинали свою деятельность тюрьмы, позорные столбы и эшафоты, и вновь воцарялось рабское благочестие"3.
Брошюра Бруно не содержала прямой дискредитации догматов реформации. Тем не менее, когда власти узнали о том, что предстоит ее выпуск, последовал приказ городского сената о заключении в тюрьму и Бруно, и Бержона. Сенатский суд принял решение подвергнуть брошюру уничтожению, а Бруно предать церковному суду как мятежника против бога и святой реформации. 13 августа 1579 г. состоялось заседание консистории, куда из тюрьмы был доставлен Бруно.
Консистория вынесла приговор, подвергавший Бруно обряду отлучения в течение двух недель. Ежедневно его выводили из тюрьмы и босого, одетого в одну рубаху, с ошейником на шее вели по городу в церковь к обедне. Здесь во время евхаристии громогласно зачитывался приговор, и стоявший посреди церкви Бруно подвергался оскорблениям прихожан.
27 августа Бруно вновь предстал перед консисторией. С него сняли отлучение и предоставили свободу. Бруно стало известно, что, если он не вступит в кальвинистскую церковь, ему нельзя оставаться в Женеве. Он оставил Швейцарию и направился во Францию, сначала в Лион, а затем в Тулузу.
Вновь ему пришлось проделать 400-километровый путь от Лиона до Тулузы по дорогам центрального горного массива Франции. В Тулузе он прожил меньше двух лет. Старинный Тулузский университет, основанный в 1229 г., сохранил университетскую автономию, самоуправление и выборность ректората и профессоров. В Тулузе в это время не было тиранической монополии господствующей церкви, как в католической Италии и протестантской Швейцарии. Период затишья гугенотских войн, равновесие противоборствующих католических и протестантских сил во всей Франции, близость гугенотского юга, эдикты о свободе {37} вероисповедания - все это создало атмосферу известной религиозной и научно-философской терпимости. Правда, это длилось недолго. Но именно такую обстановку застал Бруно. От него никто не требовал религиозного рвения. А он, вероятно, скрыл и свой монашеский сан, и богословскую степень. Все это позволило молодому дворянину, носившему светскую одежду и обладавшему великолепной философской подготовкой, легко получить степень магистра и быть избранным на должность профессора.
Тем не менее университет был католический, профессора и студенты были католиками. Здесь можно было не отправлять религиозных обрядов, но нельзя было выступать против них. Не требовалось раболепствовать перед церковными иерархами, но нельзя было посягать на святые авторитеты и ронять достоинство университетских профессоров. Однако не таков был Бруно. Напор живой мысли был сильней осторожности. Он выступил на диспуте с тезисами, которые вызвали резкую оппозицию в университетских кругах. Кроме того, перипетии религиозной борьбы привели в это время к усилению католической партии в Тулузе. Бруно вынужден был покинуть город. Он увез рукописи своих трудов, которые ему так и не удалось опубликовать в Тулузе.
Бруно направился в Париж и прибыл туда летом 1581 г. Наконец, судьба ему улыбнулась. Он получил известность, добился расположения короля; здесь же впервые увидели свет его труды. На какое-то время изгнанник стал придворным.
В Париже он встретился с иной идейной атмосферой. В Тулузе он противостоял провинциальной клерикальной учености и был лишен сочувствующей среды. Правда, такую среду составляли его ученики и кое-кто из ученых, преподававших в это время в Тулузском университете. Однако это были единицы.
В Париже идейный фон был уже окрашен нарождавшимся французским скептицизмом. Только что вышли "Опыты" Монтеня. Сам Монтень состоял при королевском дворе, и Генрих III ему покровительствовал. При дворе находился и Анри Этьен, младший из знаменитой семьи французских издателей-гуманистов, эллинист и филолог, автор "Апологии Геродота", объявленный женевской кальвинистской консисторией "князем безбожия" и "архиатеистом". Конечно, такая обстановка была {38} неустойчивой и сочеталась с преследованием атеистов со стороны обеих враждующих партий. Но издателей не бросали в тюрьмы, да и обнаружить преступные идеи в крайне завуалированных трудах скептиков было не всегда легко.
Бруно также испытал королевское покровительство. Генрих III назначил его экстраординарным профессором с постоянным жалованьем, после того как Бруно посвятил королю изданный здесь же в Париже трактат о памяти. Бруно демонстрировал свою память и рассказывал о мнемотехнических приемах самому Генриху III, когда тот принял философа.
В конце 1581 г. в Париже вышли сочинения Бруно: "О тенях идей", "Искусство памяти", "Песнь Цирцеи" и "Подсвечник". Все они в основном были написаны раньше и завершены в Париже.
Первые два трактата посвящены логике и мнемотехнике. Книга "Песнь Цирцеи" - острый антиклерикальный памфлет. В ее названии Бруно обратился к своей родине, где жил его отец. Бруно всю жизнь вспоминал родину и всегда гордился тем, что он "природный неаполитанец, воспитанный под самым благословенным небом". Среди многочисленных преданий, бытовавших в Неаполе, было одно, утверждавшее, что именно здесь был тот гомеровский край света, где жили легендарные феаки, к которым однажды прибыл Одиссей. Лежавший же в 20 км от Неаполя остров Искья отождествлялся с гомеровским островом Цирцеи. "Песнь Цирцеи" построена как диалог, в котором приводится описание всех видов животных, наделенных чертами человеческих характеров. Конечно, Бруно обрушивается на своих братьев по ордену - псов господа бога, доминиканцев.