Народ - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мир затаил дыхание.
- ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОСТАВИЛ НА МЕСТО БОЖЬИ ЯКОРЯ? ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОЁШЬ ПЕСНОПЕНИЯ? ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ВОССТАНОВИЛ НАРОД?
Перед мысленным взором Мау возникла долина, в которой гнездятся птицы-прадеды. Ну ладно, на этот раз они ему хотя бы поверят.
- Я умер, Прадеды.
- УМЕР? ЧУШЬ! ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИЛ СМЕРТИ!
Острая боль пронзила левую ногу Мау. Он закричал, и прочь поспешно отбежала птица-прадед, которая тоже решила, что он мёртв, и для проверки клюнула его в ногу. Впрочем, она не стала уходить далеко, в надежде, что всё-таки он умрёт. Судя по опыту прадеда, умирали решительно все, если подождать достаточно долго.
"Ну ладно, не умер, - подумал Мау, поднимаясь на ноги. – Но устал смертельно". Сон, полный страшных видений, не освежал. Он был, словно еда из пепла. Мау был нужен огонь и настоящая пища. Все знают, что плохие сны приходят на пустой желудок. Мау больше не хотел видеть эти сны. Они были о тёмных водах, и что-то гналось за ним.
Поля были покрыты грязью и песком, но, хуже того, волна повалила колючие изгороди, и свиньи паслись тут всю ночь, пока Мау пребывал в темнице злых снов. Наверное, если как следует покопаться, в оставшейся грязи можно было найти что-то съедобное, но человек не берёт еду там, где ели свиньи.
На острове было много съедобных плодов: вверхтормашками, неудачный корень, побеги маллы, краснозвёздное дерево, орехи тонковьюна... с голоду не умрёшь, но большинство из них требовалось жевать очень долго, и всё равно вкус был такой, словно их кто-то уже ел до тебя. Настоящие мужчины едят рыбу и свинину, но вода в лагуне была всё ещё мутной, а свиней Мау не видел ни разу, с тех пор, как вернулся. Свиньи хитрые. В одиночку их можно было подстрелить из лука, если свинья спустится ночью в Нижний лес поесть крабов и если тебе повезёт, но чтобы добыть свинью в Верхнем лесу, требовались усилия многих мужчин.
Он увидел следы, как только вошёл в лес. Свиньи всегда оставляют следы. Эти были свежими, и Мау немного осмотрелся вокруг, чтобы выяснить, чем занимались свиньи. Вскоре он обнаружил несколько бешеных клубней, больших, белых и сочных. Похоже, свиньи так объелись на полях, что откопали клубни просто по привычке, но съесть их уже не смогли. Бешеные клубни следовало поджарить, прежде чем есть, иначе сам взбесишься. Свиньи пожирали их сырыми, но свиньям, похоже, было наплевать, бешеные они или нет.
Сухих гнилушек пока найти не удалось. Гнилые ветви были повсюду, но они пропитались водой до самой сердцевины. "Да и вообще, - размышлял он, нанизывая клубни на тонковьюн, - огненных камней у меня тоже нет, как и сухого дерева для огненных палочек ".
Дедушка Нави, которого не брали в дальние походы из-за его кривой ноги, иногда приглашал мальчиков с собой на охоту. Он любил рассказывать про тонковьюн. Его длинные листья остаются прочными, даже после того, как высохнут до хруста. "Возьми один стебель вьюна, и понадобится сила двух мужчин, чтобы разорвать его. Но скрути пять таких стеблей, и верёвку не смогут разорвать и сто человек. Чем сильнее они тянут, тем плотнее она скручивается и тем прочнее становится. Таков Народ".
Мальчишки обычно посмеивались над ним за спиной из-за его ковыляющей походки, и вообще не слишком к нему прислушивались, потому что человек с кривой ногой не может знать о жизни ничего важного. Однако, прежде чем посмеиваться, они старались оказаться далеко за его спиной, потому что у Нави была такая особая слабая улыбка и выражение на лице, которое говорило, что он знает о тебе гораздо больше, чем ты сам предполагаешь.
Мау старался смеяться над ним поменьше, потому что любил Нави. Старик наблюдал за птицами и всегда знал, где лучше рыбачить. Он знал волшебное слово, чтобы отгонять акул. Но после смерти его не высушат на песке и не отнесут в Пещеру Прадедов, потому что он родился с кривой ногой, а значит, был проклят богами. Он мог посмотреть на вьюрка, и сразу сказать, на каком острове тот рождён, он любил следить, как пауки плетут паутину, и вообще видел то, что другие люди не замечали. Размышляя о нём, Мау дивился: за что его прокляли? Нави родился с кривой ногой. Чем, интересно, новорожденный младенец мог рассердить богов?
Однажды мальчик набрался храбрости спросить. Нави сидел на камнях и что-то вырезал, иногда поглядывая на море. Он бросил на Мау взгляд, который означал, что старик не против компании.
Услышав вопрос, Нави рассмеялся.
- Это был дар, малыш, а не проклятье, - сказал он. – Когда многое отнимают, кое-что даётся взамен. Поскольку у меня кривая нога, мне пришлось развить острый ум! Я не могу преследовать добычу, поэтому я научился наблюдать и ждать. Я рассказываю вам секреты леса, а вы только смеётесь. Но ведь когда я охочусь, я никогда не возвращаюсь с пустыми руками, верно? Я думаю, боги взглянули на меня и сказали сами себе: "Ого, да он смышлёный малый, а? Давайте дадим ему кривую ногу, чтобы он не смог стать воином и оставался дома, вместе с женщинами". Завидная судьба, малыш, рекомендую. Я не устаю благодарить богов.
Мау был потрясён. Каждый мальчишка мечтает стать воином.
- Ты не хотел стать воином?
- Никогда. Женщина трудится девять месяцев, чтобы создать нового человека. Зачем понапрасну тратить её усилия?
- Но после смерти великого воина отнесут в пещеру, чтобы он мог вечно следить за нами!
- Ха! На вас я уже насмотрелся, более чем достаточно. Я люблю свежий воздух, мальчик. Стану дельфином, как все. Буду смотреть на небо и гонять акул. Учитывая, сколько воинов заперто в Пещере Предков, мне кажется, что женщин-дельфинов гораздо больше, чем дельфинов-мужчин, и эта мысль меня греет, - он заглянул Мау в глаза. – Мау... – сказал он. – Да, помню тебя. Держишься позади. Но я вижу, ты думаешь. Не многие люди думают, по-настоящему, я имею в виду. Они только думают, что думают. А когда все смеются над старым Нави, тебе это не нравится. Но ты всё равно смеёшься, чтобы не отличаться от остальных. Я прав?
Как он заметил? Но отпираться было невозможно, не сейчас, когда эти светлые глаза пронзают тебя насквозь.
- Да. Извини.
- Хорошо. А теперь, поскольку я ответил на твой вопрос, ты должен оказать мне услугу.
- Хочешь, чтобы я сбегал с твоим поручением? Или...
- Я хочу, чтобы ты запомнил для меня кое-что. Я знаю слово против акул, слыхал?
- Люди говорят, но при этом смеются.
- О, да. Но слово работает. Я три раза пробовал. Первый раз, когда я нашёл его, тогда мне чуть не оттяпали мою здоровую ногу. Второй раз пробовал с плота, чтобы проверить – может, в первый раз мне просто повезло? Ну а на третий раз я отплыл в открытое море и напугал там рыбу-молот.
- Хочешь сказать, ты специально искал эту акулу? – поразился Мау.
- Ага. И преогромную, как я помню.
- Но тебя могли съесть!
- Ну, я неплохо управляюсь с копьём, и мне нужно было проверить слово, - улыбнулся Нави. – Кто-то ведь должен съесть первую устрицу, понимаешь ли. Тот, кто взглянет на раковину, полную соплей, и наберётся храбрости всё это проглотить.
- Но почему о слове не знают все?
Постоянная улыбка Нави слегка поблекла.
- Я ведь немного странный, так? И жрецы меня недолюбливают. Если я расскажу кому-нибудь, а он погибнет, мне придётся несладко. Но всё-таки кто-то должен знать, а ты – мальчик, задающий вопросы. Не пользуйся словом, пока я не умру, ладно? Ну или пока тебя не соберется сожрать акула, разумеется.
И вот здесь, на камнях, в свете заката, Мау узнал акулье слово.
- Но это же фокус! – воскликнул он.
- Потише! – велел ему Нави, бросая взгляд на берег. – Конечно, фокус. Построить каноэ – фокус. Бросать копьё – тоже фокус. Вся жизнь сплошные фокусы, и у тебя есть единственный шанс изучить их. Я рассказал ещё один. Если он когда-нибудь спасёт тебе жизнь, поймай большую рыбу и брось её первому дельфину, которого встретишь. Если повезёт, это буду я!
А теперь старик со своей кривой ногой стал просто воспоминанием, как и все остальные, кого знал Мау. Всё это так давило на него, что хотелось кричать. Мир опустел.
Он посмотрел на свои руки. Вот в них дубинка. Зачем она нужна? Почему он почувствовал себя лучше, когда сделал её? Потому что он должен выжить. Да! Если он умрёт, Весь Народ исчезнет, словно его и не было. Остров достанется красным крабам и птицам-прадедам. И никого не будет, чтобы рассказать, как здесь когда-то жили люди.
У него над головой захлопали крылья. Птица-прадед села в кудрявую крону травяного дерева. Мау догадался об этом, хотя и не мог разглядеть птицу сквозь путаницу лиан. Птицы-прадеды были очень неловкими, они не столько садились, сколько просто снижали скорость и медленно падали. Она повозилась там, издавая ворчливые крики наб-наб, а потом раздался знакомый звук отрыжки и по земле забарабанил дождь мелких костей.
Дерево затряслось, птица-прадед снова поднялась в воздух. Она вылетела на поляну, заметила Мау, решила повнимательнее изучить его на предмет признаков наступившей смерти, и села на ветку дерева, почти скрытую под сплетением лиан.