Идеальный скандал - Тина Габриэлл

— Что ж, леди Изабель, я думаю, что неформальное заявление избавит нас от необходимости вызывать констебля. Я уверен, что дознаватель «Ллойда» и так соберет всю информацию, необходимую для того, чтобы снять подозрение с мистера Хоксли. Согласны, леди Изабель?

— Нет, не согласна. — Она покачала головой.

Данте посмотрел на нее, прищурившись, и процедил сквозь зубы:

— В таком случае, леди Изабель, следуйте за мной. — Слова эти прозвучали скорее как требование, а не просьба. И все тотчас же пошли следом за Данте, причем охранники старались не отставать от Маркуса.

Изабель же, проходя мимо эротических произведений искусства, сама себе удивлялась: неужели эти статуи и картины ничуть ее не встревожили, когда она находилась здесь наедине с Маркусом? Как странно… Ведь теперь, в обществе Данте и его людей, она невольно краснела, глядя на все это.

Они вошли в одну из гостиных особняка Уэстли, и Маркус, выразительно взглянув на нее, тихо сказал:

— Ничего не предпринимайте, пока я не вернусь. — Развернувшись, он вместе с Данте и охранниками вышел из комнаты.

Оставшись одна, Изабель осмотрелась. Почти вся гостиная была заполнена произведениями искусства, у стен стояли полотна в рамах, в дальнем углу находилась копия греческого бюста, а на столе были в беспорядке расставлены бронзовые чаши и всевозможные хрустальные фигурки. В снопах солнечного света, падавшего из окна, кружились пылинки, и Изабель, чихнув, невольно поежилась — ей вдруг стало ужасно холодно.

Опустившись в кресло возле камина, она приготовилась ждать, и через несколько минут ей показалось, что ожидание это длится уже долгое время. Роскошные и величественные часы в длинном корпусе, расположенные в темном углу, гулко тикали, отсчитывая секунды, и это тиканье эхом прокатывалось по комнате. Минута проходила за минутой, и волнение Изабель постоянно нарастало, а в какой-то момент ее вдруг охватил совершенно необъяснимый ужас — ей захотелось вскочить и бежать из этого дома. И сейчас, в этой странной и чужой комнате, она наконец-то осознала, насколько глупым, насколько безумным был ее план. Да, она ужасно сглупила, решив, что именно таким образом сможет избавиться от брака. Наверное, ей следовало как-то иначе обеспечить свою свободу. Возможно, она все-таки сумела бы переубедить отца, объяснив ему, что лорд Уоллинг — никоим образом ей не пара. Но самое главное — чтобы он понял: ее увлечение искусством вовсе не было женской прихотью.

Поднявшись на ноги, Изабель шагнула к двери, уже готовая бежать из этой комнаты, из этого дома. Но тут из коридора донеслись шаги — казалось, они эхом разносились по всему особняку.

Через несколько секунд дверь распахнулась, и Изабель в ужасе вскрикнула. В комнату вошли ее отец и лорд Уоллинг.

Глава 4

Необычайно взволнованный, с лицом, покрывшимся красными пятнами, Эдвард Камерон тотчас бросился к дочери. Схватив ее за руки, он воскликнул:

— Изабель, мы так беспокоились! Повсюду тебя искали!

Изабель смотрела на отца с изумлением. Потом вдруг сказала первое, что пришло в голову:

— А как вы меня нашли?

Граф нахмурился и сообщил:

— К нам приехал лорд Уоллинг с визитом. Не обнаружив тебя нигде, мы очень взволновались. Но мистер Данте Блэк, — отец кивнул в сторону двери, — приехал к нам и сказал, что ты на распродаже, в доме покойного лорда Уэстли. И еще он сказал, что тебе требуется моя помощь.

Изабель бросила взгляд за спину отца и увидела входивших в комнату Данте, а также лорда и леди Ярмут. А вот Маркуса Хоксли нигде не было видно.

— Какая муха тебя укусила, Изабель? Почему ты отправилась сюда? — спросил отец.

— Я, э…

Тут Данте Блэк сделал шаг вперед и проговорил:

— Если вы все сядете, я попытаюсь объяснить ситуацию…

Сердце Изабель гулко забилось в груди. Со вздохом присев на стул, она покосилась на Ярмутов. Ей было прекрасно известно: леди Ярмут, побочная дочь герцога Куинсберри, являлась доброй знакомой матери ее подруги Шарлотты и такой же злостной сплетницей. И, следовательно, к концу этого дня все, что будет сказано в этой комнате, станет известно всей женской части светского общества.

Наконец мистер Блэк, откашлявшись, заговорил:

— Я вызвал вас сюда в связи с исчезновением известной картины Гейнсборо.

— О чем вы?.. — Граф уставился на него в изумлении.

— Картина Томаса Гейнсборо исчезла, — пояснил лорд Ярмут, явно оживившись. — Исчезла из этого особняка.

— Да, совершенно верно, — кивнул Данте. — Эту картину должны были выставить на сегодняшний аукцион. Когда же я послал своего человека, чтобы тот принес полотно в эту гостиную, на него напали, а картина была похищена.

— Напали?! — воскликнула Изабель. Прежде Данте об этом не упоминал. — А ваш человек… Он…

— К счастью, нет, — ответил мистер Блэк. — Он получил сильный удар по голове, но жизни его ничто не угрожает. Что же касается похищенной картины, то она стоит целого состояния, пусть и небольшого. Человек же, проявлявший к ней интерес… Если не считать лорда Ярмута, приехавшего на аукцион в качестве представителя принца-регента, то единственным таким человеком является мистер Маркус Хоксли.

— Маркус Хоксли? — переспросил лорд Уоллинг.

— Да, именно он, — ответил аукционист. — Так вот, мистер Хоксли был последним человеком, видевшим карти… — Данте умолк и, покосившись на Изабель, добавил: — То есть так я считал. Когда же я нашел мистера Хоксли, леди Изабель бросилась ему на помощь и заявила, что он не брал картину. Ведь так, леди Изабель?

— Говори же, Изабель, — в смущении пробормотал граф.

Все взгляды обратились в ее сторону, и тут она вдруг почувствовала какую-то необыкновенную легкость. «Вот он, момент моего падения, — промелькнуло у нее. — А затем — свобода».

Но, все же, она медлила. Сомнения, уже посетившие ее в этой комнате, снова вернулись, только теперь они возросли стократно. А внутренний голос тем временем твердил: «Спасайся же. Несколько слов — и ты свободна».

Изабель посмотрела на Данте Блэка, и ей почудилось, что она в его глазах читает: «Это именно то, о чем я вас предупреждал. Но еще есть время передумать».

Возможно, ей следовало воспользоваться выходом, который предлагал ей Данте. Она могла бы изобразить смущение. Могла закатить истерику. Могла притвориться… что ничего не помнит от волнения. Могла бы заявить, что отправилась на аукцион только с одной целью — посмотреть акварели. Отец, прекрасно знавший о ее интересе к этому виду искусства, непременно поверил бы.