Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия

Несколько дней Кара не вставала с кровати, чувствуя одно лишь отвращение к жизни. Но вскоре у нее получилось собрать себя по кусочкам и волевым усилием смыть с души вязкую гадость, которая едва не поглотили ее целиком. На смену беззащитности и отвращению пришла холодная жажда мести, и Кара с упоением отдалась ей, прорабатывая план.

Она набралась терпения, чтобы усыпить бдительность Саида. Притворилась сломленной и податливой, чтобы он не сумел увидеть в ней угрозу. Она буквально за неделю впитала знания из всех книг по ядам, которые только нашла в обширной библиотеке отца. Девочка уносила с собой в спальню по одной и читала в темноте при свете одной единственной свечи. Желание отомстить придавало ей бодрости.

Две недели Кара изображала перед Саидом Абадди покорность. В один прекрасный день она пообещала ему принести лучших сладостей Оруфа, и он отпустил ее на рынок. Тогда она сумела раздобыть яд у торговки, маскировавшейся под нищенку. Кара заприметила ее довольно давно и подумала, что эта женщина не похожа на простую попрошайку. Сегодня девочке выпал шанс проверить свою догадку, и удача улыбнулась ей.

Придя домой со сладостями, Кара с трудом скрывала свое нетерпение, но сумела ничем себя не выдать. Саид Абадди ничего не заподозрил и отведал предложенных дочерью угощений. Ему казалось, что воля «строптивой девчонки» сломлена, и теперь, прежде чем стать царской наложницей, она побудет его собственной.

Он понял, как сильно ошибался, лишь когда лежал на полу, корчась в агонии, а горлом у него шла кровь.

Когда стража вбежала в дом по призыву тех, кто услышал странные стоны Саида, Кара холодно смотрела на обездвиженное тело отца, лежащее в отвратительной луже собственной крови.

Несколькими днями позже состоялся суд.

Кара приняла приговор с непроницаемым лицом, хотя изгнание из родного Оруфа пугало ее — в конце концов, она не знала другого дома и не представляла себе, куда сможет податься. И все же, такой приговор виделся ей воздаянием меньшим, чем физическая смерть. Видя, как Саид Абадди корчится в последних муках, Кара понимала, что ее не волнует, расценит ли Суд Великого Мала его смерть как мученическую и позволит ли ему переродиться. Она знала, что, переродившись, душа Саида Абадди станет другой. Возможно, в ней уже не будет гнить той мерзости, что овладела сердцем ее отца. А если и будет, это уже будет другой человек, не имеющий к ней никакого отношения.

Она ни на секунду не пожалела о том, что сделала.

— Ell’ sthmoth dor par khat xhalir. Ell’ sthmosa rott para tragharia, ell’ ta-gratte afe um venerri hssi basa. Tasterver sotha eymi vin al’-Bjirr, — поэтично, почти нараспев зачитал приговор судья. Кара слушала, отчего-то запоминая каждый звук певуче-шипящего древнемалагорского языка. Толком не знакомые, они тронули ее больше, чем те же слова, повторенные на международном языке. Возможно, дело было в некоей магии звука, но древнемалагорская речь судьи отчего-то вселила в нее не отчаяние, а надежду. Она не знала, как именно будет выживать, но знала, что справится с этим.

Останавливаясь на площадях и постоялых дворах, она манила мужчин танцами, и они готовы были платить ей за ее умение пленить их движениями своего роскошного тела — удивительно пластичного и женственного для столь юной девочки.

Платя случайным встреченным воинам заработанными деньгами, Кара со всей серьезностью подошла к вопросу самозащиты и научилась оберегать себя от таких, как Саид, используя нож с искривленным клинком. Первое время Кара думала, что после того, что сделал с нею отец, она навсегда проникнется отвращением к тому, чтобы делить ложе с мужчинами, однако вскоре она убедилась, что этого не случилось. Один из тех воинов, у которых она брала уроки самообороны — молодой, статный и красивый малагорец — привлек ее внимание, и ночью изгнанница Оруфа демонстрировала ему свое тело не только в изящном танце. Довольно скоро Кара поняла, что Великий Мала одарил ее настоящим талантом в области любовных утех: несмотря на свой юный возраст и жестокую выходку отца, в постели Кара чувствовала себя смелой, раскрепощенной и творящей искусство.

Исполнив приговор суда со всем должным смирением и даже превысив срок скитаний, Кара, которой из прошлой жизни позволили оставить при себе лишь имя, пребывала в постоянных передвижениях по стране до 1474 года. На семнадцатый день Реуза ноги привели ее в город Грат. Она избегала его все время своего странствия по Малагории, так как его наместник — второй по старшинству царский сын Сафар йин Мала — превратил его в сплошной комок грязи, разбоя и обмана. Пыльные улицы с ветхими домами, стены которых обглодало само время; множество смердящих нищих; населенные мошенниками и грабителями переулки; площади, где не было прохода от бродячих артистов: мимов, жонглеров, глотателей огня, заклинателей змей, акробатов и прочего сброда…

Кара не знала, почему все же вошла на территорию Грата. С нее не потребовали ни афы при входе, так как городская стража здесь попросту отсутствовала. Сафар йин Мала позаботился о том, чтобы в этом городе охранялось лишь одно место — гратский дворец, представлявший собой пошлое на фоне общего упадка роскошное пятно. Сафар йин Мала не покидал его до самой своей смерти, настигшей его, когда он перевалился через ограду балкона, перебрав с вином.

Теперь у Грата должен был появиться новый наместник. И малагорский царь, изобретательный в своем умении выдать жестокость за привилегию, отправил сюда самого скандально известного из своих сыновей. Иное существо по имени Besthypfar shim Mala.

Зверя-внутри-Солнца.

Аркала.

Монстра.

Сжимая рукоять ножа и озираясь по сторонам, пока брела по улицам Грата, Кара направлялась на рыночную площадь. Несмотря на опасения относительно этого города, она все же хотела своими глазами увидеть пожирателя боли. Каков он из себя? Как отреагирует на то, наместником какого города его сделал любящий отец? Насколько много в нем от монстра, а насколько — от царского сынка?

На рыночной площади уже собралась толпа любопытных, одетых в обноски горожан, глядевших на пребывающий богатый экипаж с заранее заготовленной враждебностью. Воистину, ни один город так не ненавидел своего наместника, как Грат.

Посреди площади остановилась одна карета и две широкие повозки, из которой на толпу зевак предупреждающе глядели вооруженные солдаты.

Кхалагари, — поняла Кара, глядя на их одинаково вышколенную манеру держаться и на собранность, которая бросалась в глаза, — лучшие воины царской стражи Малагории.

Кара пробралась в первые ряды и с интересом уставилась на белую с позолотой карету, ожидая, пока ее дверь откроется. Когда это произошло, первым она увидела статного мускулистого молодого мужчину с аккуратной черной бородкой, обрамляющей рот. Он был одет, как и кхалагари в повозках, однако его пояс, в отличие от поясов остальных солдат, был золотым. Это означало, что в Грат прибыл капитан кхалагари собственной персоной. Знаменитый на всю Обитель Солнца Отар Парс.

Следом за ним из кареты на площадь шагнул тощий, угловатый гладко выбритый юноша с неаккуратно остриженными черными волосами, спускавшимися до середины шеи. Вопреки ожиданиям многих зевак, он был одет довольно просто — в грубоватые штаны, кожаные сандалии и черно-красную рубаху, которая болталась на нем так, словно была сшита не по его меркам. Рукава рубахи этот невнятный юноша небрежно закатал выше локтя. Завязки ворота болтались и ниспадали на грудь. При таком облике признать в нем царского сына не представлялось возможным. Воистину, хоть он и был первенцем малагорского царя, выглядел он заметно моложе своего недавно умершего младшего братца.

Кара изумленно уставилась на долговязого «монстра».

Аркал? Вот это? — невольно подумала она, скривившись. Она ожидала куда большей величественности от иного существа, в жилах которого текла царская кровь. Этот юноша же казался совершенно… обычным, если, конечно, не брать в расчет удивительно живой и энергичный блеск его темных глаз, коими он обвел толпу и расплылся в хитрой улыбке.