Мир Приключений 1990 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Сергей Другаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скоро детям искупаться негде будет. Не знаю, как там по линии Совета, но лично я этого терпеть не стану. Перед детьми неудобно. Спрашивают: “Воспитатель Нури, а чем нефть отмывается? Та, что в песке на отмели…”
— Все могут быть свободны, спасибо! — сказал Сатон, неожиданно прерывая совещание. — Нури прошу задержаться.
Когда кабинет опустел, директор вышел из-за стола.
— Слушай, Нури! Будь я на сотню лет моложе, я бы попытался. Да, я вице-президент Совета. Да, я понимаю всю меру ответственности. Да. Да! Да! Но как частному лицу кто мне может запретить?
Нури смотрел на Сатона с удовольствием. И в обычном состоянии не по возрасту экспансивный директор сейчас кипел.
— Что-то можно сделать?
— Не знаю! Но сидеть и ждать неизвестно чего… Хотя бы разобраться, в чем там у них дело, в этой Джанатии. У меня вся душа изболелась. Там сильные экологи, но уже вторая сессия Совета проходит без них, они там обложены со всех сторон…
Сатон ходил по ковровой дорожке, аккуратно огибая кресло, в котором угнездился Нури.
— Обложены, — повторил Сатон.
Со стола на подлокотник кресла вспрыгнул институтский ворон, нахохлился. Нури ногтем почесал ему затылок, не к месту подумал, что они, директор и ворон, вроде даже ровесники, и устыдился никчемных мыслей.
— Обложены! — третий раз с нажимом сказал Сатон.
— И? — Нури рассматривал птицу.
Ворон совсем сомлел от ласки и покачивался на подлокотнике, слабо взмахивая крыльями.
— И там, конечно же, как и должно быть в полицейском государстве, зреют силы сопротивления, а что мы о них знаем? Идет борьба за выживание, ибо население все более страдает от отравленной среды. Судя по всему, положение небывало обострилось. Правительство, попросту взяв под жесткий надзор наиболее авторитетных экологов, по сути, обезглавило движение. И если раньше Совет через региональную организацию экологов мог хоть как-то влиять на положение в Джанатии, то теперь этот основной источник заражения природы стал нам недоступен… Конечно, у меня есть личный канал связи с вице-президентом Совета от Джанатии. Но последнее время он очень сдержан в оценках внутреннего положения — правда, на днях впервые заговорил о помощи. Идеологи, теоретики чистой воды, а против них активный аппарат подавления, и, мне думается, не только государственный.
— Помочь? Надеюсь, не советом?
— Просят людей, Нури. Для связи, для активных действий. Новых людей, но чтоб в глаза не бросались…
— А что? — сказал Нури. — Мы попытаемся. Если не мы, то кто?
…Сатон вынес ворона на балюстраду, опоясывающую административное здание-башню на уровне кабинета. Легкое облачко зацепилось за шпиль, и, сколько видел глаз, вдали тянулись лесные владения института, а с другой стороны простиралась темно-синяя гладь океана с игрушечными парусниками, спешащими в бухту. Синоптики обещали шторм — и не ошиблись: на горизонте набухала черная туча, начиненная молниями, низко рычащая далеким громом.
— Завтра я поговорю с Хогардом и Олле, — сказал Нури, — и мы начнем подготовку без спешки, но и не затягивая. Прошу вас найти нам замену на время отлучки.
Резиденция пророка разместилась в двадцатиэтажном цилиндрическом здании. На плоской крыше — сад и площадка для вертолетов.
Днем здание содрогается от звона сотен телефонов, беготни сотрудников, криков многочисленных репортеров телевидения и газет, заполняющих вестибюль и примыкающее к нему помещение пресс-центра. Страна хочет слышать пророка, лицезреть его. Мир, изголодавшийся по пище духовной, хочет внимать пророку.
Четыре секретаря свежими голосами выкрикивают изречения пророка. Затем на миг наступает тишина, и аккредитованные при пророке корреспонденты бросаются в кабины, чтобы успеть сообщить очередную сенсацию: пророк сказал… Послезавтра изречение уже устареет, желтые листовки из настоящей мягкой бумаги устелят дороги и каждый сможет прочитать мысли пророка. Пророк обычный человек, но есть в нем нечто необыкновенное: озарение свыше снизошло на него внезапно, надо думать, в качестве награды за праведную жизнь. Люди хотят знать о пророке все — и они узнают! “Нет, пророк молод…” “Да, пророк холост…” “Что вы, пророк всегда приветлив, просто он очень занят…”
Над всей этой суетой только отец Джон остается спокойным. Модерн и благолепие наложили на его внешность причудливый отпечаток величавой доступности. Как человек он прост и приветлив. Но как пророк, как хранитель истины, прозревающий скрытое во времени, он величав. Каштановый локон мягким завитком ниспадает на белое чело, отрешенно светятся изумрудные глаза с голубыми, почти не подкрашенными белками. Правда, в нем просматривается что-то от приходского священника, в нем еще угадывается милый налет провинциализма. Возможно, этим и объясняется ощущение его доступности.
Кабинет его огромен и перечеркнут оранжевой дорожкой ковра. В конце дорожку замыкает массивный письменный стол — рабочее место пророка. По правую его руку оскалились белые клавиши пульта, по левую угнездился экран видеофона. Больше никаких приборов в кабинете нет, если не считать кибера. Ферро бродит вдоль широкого окна и, поглядывая вниз, где снуют разноцветные прямоугольники автомашин, набирается впечатлений. В этом кабинете робот смотрится вторым хозяином.
Пророк настроен благодушно. Сейчас он не спешит, он даже может позволить себе передохнуть. Прошел год напряженной работы. Нет, репрезентант Суинли не ошибся в нем. У молодого священника оказалась железная хватка организатора и блестящие способности демагога. Отец Джон развил невиданную энергию. Он разрывался на части, и день его был заполнен делом; он успевал везде, заражая сотрудников энтузиазмом. Он принимал банкиров и удивлял их знанием тонкостей биржевой игры, он беседовал с психологами, специалистами по рекламе, математиками и философами, предлагал работу одним и указывал на дверь другим. Он просматривал каталоги фирм вычислительной техники и подписывал заказы. Он нанимал агентов, сотни агентов: артистов, операторов, телепатов, хиромантов, шулеров и пиротехников, элегантных подонков, тихих баптистов, маклеров, полицейских, музыкантов, поэтов, боксеров, домохозяек, — и всем находилось дело в гигантском концерне пророка. Он дважды в день посещал резиденцию репрезентанта Суинли, где непрерывно заседал штаб битвы за душу обывателя.
Отец Джон больше не занимал официальной должности, он пророк, он вне церковной иерархии. Мог ли еще год назад мечтать об этом смиренный слуга господень — пошлем благословение божие на глупую голову наивного проходимца Тимотти Слэнга, где-то он теперь?