Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дун-дун-дун!
Главе Боярской Думы, князю-гедиминовичу, и что гораздо важнее — троюродному племяннику самого царя, по самой его должности и чину был положен увесистый посох. Коим Иван Бельский, глянув предварительно в сторону родственника на троне и получив в ответ едва заметный кивок, и воспользовался. Добившись внимания и тишины, главный думский чин размеренно зачитал начальную молитву, размашисто перекрестился, и громко известил присутствующих о повестке на сегодняшний день:
— По воле Великого государя, царя и Великого князя Иоанна Васильевича всея Руси, сегодня нам надлежит разобрать несколько дел. Первое!
Бельский коротко глянул в сторону думного дьяка, и тот с готовностью выступил вперед, прямо на ходу разворачивая прибывшую с Камня Уральского грамоту:
— Главный воевода Уральский, окольничий Бутурлин извещает, что за уходящий год его рудознатцы сыскали три новых золотых месторождения, и два — каменьев самоцветных. Тако же, начата добыча протчего нарядного камня…
Пока дьячок обстоятельно зачитывал донесение верного царского слуги, думные бояре и дворяне внимательно слушали его хрипловатый баритон. Для их ушей точное число золотников намытого самородного золота, нудное перечисление отлитых слитков меди и доброго железа, роспись наторгованных за год шкурок для пушной казны — звучало так маняще и завораживающе, словно вместо пожилого дьячка им пела песни морская сирена из сказок про удалого Ивана-морехода… Странно, но тот, кому грамотка уральского воеводы-наместника и предназначалась, сей сладкой музыки совсем не слышал: уже давно злато-серебро и прочие богачества не горячили его кровь, и уж тем более не туманили разум. Соответственно и мысли правителя занимало иное: скользя внимательным взглядом по боярским и княжеским ликам, хозяин трона неторопливо размышлял — верно ли он с сынами посчитал число воев, которых можно будет «выдавить» из родовитых вотчинников на благое дело защиты уральских и сибирских богатств? В Боярской Думе Русского царства случайных людей не было: каждый, кто протирал задом резные лавки в Грановитой палате, имел за спиной немалое число соратников, единомышленников и просто родственных семейств. У каждого из таких «заспинников» были родовые имения и поместья — и свои боевые холопы для обережения оных от наскоков разных лихих людишек. Разорившиеся помещики, служилые вои из детей боярских, младшие дети дворян… Несколько тысяч добрых клинков, что стерегут хозяйские вотчины и усадьбы — вместо того, чтобы воевать врагов трона, веры и державы!!! Ну ничего, старшенький сын-разумник подсказал в свое время Иоанну Васильевичу, как сделать так, чтобы князья да бояре сами рвались исполнить службу государеву. Не хотели лаской, так пойдут (да что там, побегут даже!) вслед за блеском золота…
— … наскакивают лихие находники хана Кучума, Муртазова сына; а кроме того, оружные людишки тех огульских князьцов, что под его рукой ходят: Бог миловал, и ни одной крепостицы не разбили, но…
Вести об очередных наглых бесчинствах младшего родича бухарского эмира думные бояре встретили тихим гулом с отчетливыми гневными нотками — ведь в потоке богатств, что добывались за Камнем Уральским и наполняли подвалы Приказа большой казны, были отдельные струйки, что оседали в сундуках родовитых семейств. Тоненькие и крайне слабенькие в масштабах всей державы. Но, как известно, все познается в сравнении: и те из бояр и князей, кто вовремя вложился людьми и имением в освоение сибирских богатств, были этими «струйками» очень довольны. И не собирались терпеть наглость какого-то там бухарского недопеска, возомнившего о себе невесть что!
— … огненного припаса, и хотя бы сотни три городовых казаков: инше, прошу твоего, Великий государь, позволения, оставить до времени два острожка, что устроены по реке Чусовой, и малую крепостицу возле сысканых золотых приисков. Ибо в тех местах каждый второй вой крепко побит и изранен, и в последние набеги вогульских разбойников к заборолам уже и крестьяне с самострелами вставали…
Не вытерпев, гневно рыкнул князь Горбатый-Шуйский, да и прочие родовитые характерно покряхтывали и сжимали кулаки. Лет этак десять назад все они на такие известия лишь повздыхали бы, да и забыли через седьмицу-другую — иных забот полон рот. И то сказать: ханство Сибирское далеко, а крымчаки и те же литвины наоборот, очень близко — что ни год, воевать приходится. Но было такое до череды славных побед, и (что пожалуй, важнее) до царского Указа, подтвержденного решением Земского Собора, о неделимости родовых вотчин, поместий и крестьянских наделов. Пахарям-то ладно: свободной землицы на Руси, слава богу, полно — выросли сыновья, так и отделил их, как полагается по обычаям и новому закону. А тому же князю Мстиславскому надо каждому из четверки младших сыновей хоть бы и небольшую, но достойную наследную вотчину устроить, с парой-тройкой сел и малым городишкой. И дочкам достойное приданое собрать. Иное невместно, иначе — умаление родовой чести и неминуемые распри в семействе! Вот только устроение будущих вотчин требовало очень пухлой мошны: и здесь тонюсенькая, но постоянная струечка сибирских богатств была ох как важна и нужна — настолько, что князь Иван Федорович Мстиславский не раздумывая поддержал своего открытого недоброжелателя Горбатого-Шуйского… Который, к слову, был ему тестем по первой жене, и родным дедом его старшенького сына-наследника Федьки — на которого старый князь непонятно с чего и взъелся, обвиняя чуть ли не в прямом оговоре своего остолопа Петьки.
— … еще сведали мои прознатчики, где у вогульских волхвов их капища с идолищами погаными: и если бы ты, Великий государь, прислал бы мне рати судовой с огненный боем, то я бы изгоном те капища мог бы взять и разорить, а чернокнижников предать огню и…
При упоминании языческих истуканов в Грановитой палате словно бы прошелестел незримый ветерок. Многие думцы прекрасно помнили из донесений своих верных людишек, отправленных прознатчиками за Камень Уральский — что вогулы и остяки поклоняются Золотой бабе по имени Калтась. Поганой демонице, конечно, вот только по слухам (весьма упорным, к слову) идол-то ее отлили из чистого самородного золота! Согласно все тем же слухам, собранным среди ясачных народцев, сей истукан был почти в рост человеческий и весьма дородного облика — а это означало, что в нем никак не меньше ста пудов чистого веса. Ста. Пудов. Золота!!! Конечно, никто ничего не произносил, и на лицах вроде бы ничего не дрогнуло, но у всех вдруг появилось сильное желание совершить богоугодное дело. И желательно, без союзников и помощников: сотня пудов только кажется большим весом, а на
