Вещий Олег. Князь – Варяг - Наталья Павлищева

Но в Ладоге неспокойно… С чего бы? Оказалось, опять норманны безобразничают, пришли во второй раз дань собирать, мол, нет у Якуна виры, что дань выплатил. Кажет виру Якун, а они смеются, это старая, прошлогодняя. Собрались ладожане вокруг, кричат, что сами видели, как их конунг Якуну виру правил, если и ошибся, то он, а не чудин. Почуяли норманны, что сейчас плохо дело кончится, убрались пока подобру-поздорову. А что потом будет? Сегодня Якуна обидели, завтра еще кого… Неладно норманны себя вести стали, неладно. Поскреб Гюрята затылок пятерней, постоял да к дому Якуна отправился.

Там ладожане собрались, ругали варягов на чем свет стоит за несправедливость, за жадность. Грозили перестать совсем дань платить. Якун крупный, на медведя похож, особо в своей меховой накидке, бороду в кулак собрал, думал, потом руками развел:

– Платил же, кажись…

На него налетел маленький, но юркий меря Онфим, заторопился, закричал:

– Да как же?! Дак ведь со всеми вместе и платил же! Ну, вспомни ты, тетеря! Может, виру куда сам задевал? Что прошлую показываешь…

Тут уже Гюрята не выдержал:

– Пошто глупость городишь? Как может он прошлую виру казать, их же забрал конунг в конце года!

Загалдели все снова, стали требовать сюда конунга, чтоб ответ держал. Да только того нет, уплыл со своими и не скоро будет. Кликнул Гюрята народ на вече, собрались быстро, несмотря, что дел у каждого полно. Вот когда особо пожалели ладожане, что нету с ними Сувора, тот мужик дельный и рассудительный был, никогда зряшного слова не скажет, а всегда выход находил и усмирять спорщиков тоже умел. Но кого нет, на того и надежи нет, надо самим разбираться. Сначала смотрели на Гюряту, как на старшего сына Сувора, тот понял, что ладожане от него главного голоса ждут, стушевался, не готов сын судить да рядить так же разумно, как отец делал. Все, что смог, сказал еще у Якунина двора, дале пусть ладожане сами решают. Сдвинули мужики шапки на затылки, заскребли лапищами вихры сзади, что словене, что меря, что чудины, что балты… Все задумались. Потом вдруг снова загалдели, припоминая норманнские обиды, что, мол, хоть и дань берут, чтоб спокойно жили ладожане, а слова своего не держат. То одного обидят, то другого. Ладога и варягам дань платит, но варяги где, а норманны – вот они, по озеру Нево ходят, как у себя дома, даром что живут далече. Стали словене требовать, чтоб за Ильмень гонцов послать, пожалиться на разбойников, чтоб защитили свои славянские братья, да тот же Якун головой покачал:

– Не до нас им-то… У них самих хазары под боком озоруют, куда им мы. Далече больно…

Закричали почти все, что к кому ж тогда обращаться, как не к славянам?! Пусть Ладога на самом сивере, да все одно свои же! Долго рядили, и все больше звучали слова, что нужно дружину иметь свою или чужую звать, чтоб защищала. Прикинули, кого можно звать, и не нашли никого. А самим ратным делом заниматься не с руки, это же надобно семьи бросать, дела свои, и торговые, и домашние. Долго кричали, да так ничего и не решили, разошлись, как всегда, мрачные, нерешительные. Смутно стало в Ладоге, нехорошо. На норманнов сердитые, а где защиту искать, и не знают.

Сирко тоже ходил, тоже слушал и говорил. Говорил, что как ни далеко Киев, а туда надо взгляд держать, есть города и ближе, славян много, помогут. Но не все славяне в Ладоге, балты недовольны такими речами были, и свеи тоже, и веси… Долго держался в Ладоге мир, как качается бревно, если его точно посередине на опору положить, но нажми на один конец чуть сильнее, и упадет. Непрочно, коли опора только одна, надо несколько. А вот теперь нарушился, если норманны будут обижать ладожан, то кто знает, как все повернется… Никому вражды не хочется, плохой мир лучше доброй ссоры, да только как его удержать, мир-то?

Глава 6

Люди возникли неожиданно, сторожевой викинг даже не успел подать сигнал. Словно стоящие деревья вдруг превратились в человеческие фигуры. Мало того, так же тихо появились и лошади. Раголду и остальным стало не по себе. Но люди не выказывали признаков агрессии или недовольства, просто стояли и смотрели. Четверо мужчин и три женщины. Одеты в меховые накидки, поскольку довольно холодно, на головах ничего нет, волосы женщин стягивали обручи, косы светлые, как и у северянок на родине Раголда.

Варяги только что расположились на ночлег, они старались делать это засветло, чтобы не искать в темноте подходящее место. Пока на кострах жарилось мясо, часть из них улеглась отдыхать прямо в своих драккарах, так привычнее. Солнце уже коснулось самых верхушек высоких елей, позолотило их, над лесом пронеслась стая уток, слетывались перед дальней дорогой в теплые края, тихо шелестел ветер, обрывая желтые и красные листья с деревьев. Вокруг на многие дни пути лес и только лес. Прорубленные широкие просеки для волоков быстро зарастали мелкой порослью, викингам приходилось сначала даже чуть расчищать дорогу для своих лодей, потом уже тащить их, впрягаясь всем сразу в постромки. У Раголда мелькнула мысль попробовать купить лошадей у подошедших. Хотя их всего две, но кто знает, может, жилье недалеко, и там есть другие? Раголд оказался неопытным и не успел взять себе достаточно лошадей в начале волока, а те, что были, быстро пали от тяжелой работы, их зарезали и пустили на вертел. Теперь вместе с викингами драккары тащили всего три лошади, для двух больших судов этого явно не хватало, приходилось часто отдыхать, и Раголд со своими викингами отстал от остальных. Ждать его не стали, у всех каждый день на счету.

Купец сделал знак мужчинам, приветствуя, те спокойно ответили. Мало того, самый старший пустил свою лошадь и шагнул к викингам, похоже, нисколько не боясь. Но Раголду было не до того, его внимание привлекла даже не сама лошадь, а то, что на ней висело. Это оказалась связка отличных соболей, так называемая черная головка! Мех искрился в лучах закатного солнца, он просто играл каждой ворсинкой! Купец показал на шкурки, старик легко отцепил их от простого седла и протянул Раголду. Тот решил, что люди вышли для торга, и поспешил согласиться, боясь, что солнце зайдет, а при свете костра ему могут всучить что-то плохого качества. Но хозяин шкурок покачал головой, он не собирался торговаться. Купец даже про лошадь забыл, да и все, кто видел соболей, тоже. Дальше произошло что-то странное.

Раголд никак не мог объясниться со стариком, как ни напрягал свою память. Хотя слова все и знакомы, но смысла свей не понимал. То, что старик отказывался менять свои меха на его серебряные монеты, – это Раголду было понятно, на что здесь серебро, с кем расплачиваться, но он мог бы предложить и кое-что другое. Только старик отдавал ему соболей просто так! Свей решил, что дело в сочетании слов, которые он понимает неправильно, и поспешил позвать на помощь Хореня.