О царствовании Юстиниана - Агафий Миринейский

22. Когда они [враги], таким образом, не потерпели никакого ущерба, он [Нарзес] применил некую варварскую военную уловку, особенно употребляемую гуннами: приказал своим, повернув назад, беспорядочно отступать, как будто они охвачены паникой и бегут, и тем завлечь варваров как можно дальше от леса на равнину. А он уже позаботится об остальном. И они сделали так и побежали. Франки же, обманутые притворным бегством и вообразив, что паника настоящая, тотчас беззаботно нарушают фалангу и, выскочив из леса, начинают их преследовать. Первыми вылетают всадники, а за ними следуют сильнейшие и быстрейшие из пеших и все, не щадя себя, несутся, чтобы поскорее захватить самого Нарзеса и с малой затратой сил положить желанный конец войне. Так они, забыв о всяком порядке, беспорядочно и без всяких предосторожностей неслись вперед, радуясь и обольщая себя надеждой; римляне же, бросив поводья, бежали все дальше. Можно было сказать, что они бежали, действительно объятые паникой. Когда же варвары оказались рассеянными по равнине и удалены от леса на значительное расстояние, тогда внезапно, по сигналу, данному Нарзесом, римляне, повернув лошадей, бросились на своих преследователей и начали гнать назад беспощадно и истреблять приведенных в замешательство неожиданностью. Так, бегство превратилось в преследование. Конные варвары, поняв нависшую над ними опасность, поспешно бежали снова в лес, в свой лагерь и к своей радости спаслись. Пешие же бесславно истреблялись, не будучи в состоянии даже протянуть руку для своей защиты, подавленные внезапной переменой обстановки и как бы обезумевшие. Итак, все полегли разбросанно, подобно стаду свиней или овец, изрубленных жалким образом. Когда таким образом было убито свыше 900 храбрейших людей, остальные отступили и вернулись к своим вождям, считая, что они отнюдь не будут в безопасности, прежде чем они не присоединятся к остальному войску. Нарзес же, вернувшись в Равенну и устроив там все наилучшим образом, перешел в Рим и перезимовал там.

КНИГА ВТОРАЯ

1. С наступлением весны военные силы собирались там, где было им назначено. Нарзес же приказал как можно больше обучать их военному делу и укреплять их дух ежедневными упражнениями, принуждая их бегать и в порядке вскакивать на лошадей, кружиться в пиррихе, некоем военном танце,[28] и быстро при звуке трубы издавать военный клич, чтобы они, живя безопасно на зимовке, не отвыкли совершенно от войны, а затем не ослабели и в самой битве. В это время варвары медленно продвигались [вперед] и на своем пути все грабили и опустошали. Далеко обойдя город Рим и всю его округу, они двигались дальше, направо имея Тирренское море, а налево перед ними расстилались скалистые берега Ионического залива. Когда же они пришли в Самниум – так называется страна, то там разделились на два отряда. Бутилин с большим сильнейшим войском отправился к Тирренскому побережью, опустошил большую часть Кампании, вступил в Луканию, а затем вторгся в Бруттиум и дошел до самого пролива, который разделяет остров Сицилию и Италию. На долю же Левтариса, ведущего остальное войско,выпало разграбление Апулии и Калабрии. Дошел он до города Гидрунта, который расположен у побережья Адриатического моря, откуда начинается Ионический залив. И те, кто были природными франками, проявляли большое почтение и благочестие по отношению к святыне, так как, я уже сказал, они имели правильное представление о божестве и почитали те же святыни, что и римляне. Все же алеманнское племя – у него другие верования – грабило храмы беспощадно и лишало украшений, похищая священные сосуды, многие золотые кропильницы, кубки и сосуды для хранения благовонных курений и все, предназначенное для совершения священных таинств, превращало в собственное имущество. Но им и этого было не достаточно. Они разрушали крыши священных храмов и подрывали основания. Кровью орошали святыни и оскверняли посевы, так как везде были разбросаны непогребенные трупы. Но немного спустя их постигло возмездие. Одни погибли на войне, другие от болезни, и никто не осуществил своих надежд. Несправедливость и пренебрежение к богу всегда пагубны и должны быть избегаемы, особенно же во время войн и сражений. Ибо защищать отечество и отечественные учреждения, противиться стремлениям их разрушить, всеми силами отражать врагов – справедливо и высоко благородно. А те, кто ради наживы и безрассудной ненависти, без всякой разумной причины, нападают на соплеменников, обижают тех, от кого они сами не получали никакой обиды, то поистине безумны и преступны, не знают правды и не боятся мщения божества. Поэтому их ожидает великое возмездие. Предприятия их кончаются полными, непоправимыми катастрофами, если даже некоторое время они и кажутся преуспевающими. Так было и с варварами Левтариса и Бутилина.

2. Когда совершились эти дела и собрано было много добычи, уже прошла весна и наступило летнее время, Левтарис, один из вождей, желал возвратиться домой и использовать [награбленное] богатство. Поэтому послал к брату гонцов сказать, чтобы и он как можно скорее возвращался назад, распрощавшись с войной и превратностями судьбы. Бутилин, однако, даже клятвою обязался готам, что он будет воевать с ними против римлян, и потому они его чтили и даже обещали выбрать своим королем. Он решил, что нужно оставаться и условленное довести до конца. Итак, он остался и приготовлялся к войне. Левтарис же со своим ополчением немедленно отправился обратно с тем намерением, что, когда он безопаснейшим образом вывезет добычу и вернется домой, тотчас же пошлет войско обратно предохранить его от опасности. Но ему не пришлось осуществить задуманное и брату он также совершенно не мог оказать помощи. Когда он возвращался домой, завершая обратный путь, до страны Пиценума нигде не было встречено сопротивления. Когда он пришел туда, то расположился лагерем у города Фана и по обыкновению выслал немедленно разведчиков и наблюдателей до трех тысяч человек, которые должны были разведать не только дальнейший путь, но и отразить врагов, если бы те где-нибудь появились. Артабан же и Улдах-гунн вместе с римским и гуннским войсками оказались в сборе в городе Пизавре и расставили засады в проходе. Заметив разведчиков на самом побережье Ионического залива и их продвижение по побережью, они вышли из города и набросились всеми силами на них, прекрасно построившись, и многих убили, изрубив мечами. Некоторые [из алеманнов], взобравшись на обрывистые вершины побережья, а затем сброшенные с покатости, стремительно падали в море и погибали, уносимые шумящими волнами. Морской берег здесь поднимается и образует как бы холм, не во всех частях проходимый и доступный, который для тех, кто поднялся на его вершину, отнюдь не представляет легкого спуска, но большей частью является скользким, обрывистым и наклонным к скалистому берегу. Другие, увидев множество так погибающих, естественно, обратились в беспорядочное бегство и, с громким криком и воем добравшись до своего войска, наполнили все шумом и смятением, как будто римляне уже ворвались [в лагерь]. Левтарис, приготовляясь к сражению, поднял войско, и, тотчас схватив оружие, франки построились в огромную и растянутую в длину фалангу. Когда они так стояли и ничего другого им не приходило в голову в данный момент, большинство пленных, оставленных без охраны, воспользовались должным образом бездеятельностью неприятелей. Они быстро разбежались по ближайшим крепостям и из добычи, сколько было возможно, захватили.

3. Так как Артабан и Улдах считали, что они недостаточно сильны и не двинули войск вперед, то и франки вышли из боевого строя, вернулись обратно и, осмотревшись, увидели, как много они потеряли. Чтобы не испытать другого бедствия показалось им наилучшим, выступив как можно скорее из города Фана, продолжать путь. Тотчас же они и выступили, оставив справа Ионический залив и весь приморский песчаный берег. Они направились к подошве Апеннинских гор. И так, идя прямо к Эмилии и Коттийским Альпам, с трудом перешли Над. Заняв страну венетов, они сделали остановку в городе Кенета, им подвластном, оказавшись здесь в безопасности. Там они скорбели, испытывали недовольство и их охватила величайшая печаль. Причина заключалась в том, что у них осталась слишком незначительная часть добычи, и казалось, что они претерпели напрасный и бесполезный труд. Однако этим не закончились их несчастья. Немного спустя вспыхнувшая болезнь – чума – истребила множество [людей]. Одни считали, что плохой воздух является причиной этой болезни; другие полагали, что, пройдя длинный путь в обстановке беспрерывных военных действий, они внезапно перешли к изнеженному образу жизни и причиной считали перемену обстановки. Истинную же и основную причину бедствий они совершенно не понимали. Она же заключалась, как я думаю, в их несправедливости и в том, что они бесчеловечно надругались над божескими и человеческими законами. Сам вождь представил яркое доказательство, что его постигла божественная кара. Он оказался помешанным и бесновался открыто, как безумный и одержимый. Он находился в беспрерывном движении, испуская тяжелые вопли. То он падал на землю головой ниц, то на один, то на другой бок, выпуская изо рта обильную пену. Глаза стали страшными и отвратительным образом перекошенными. Несчастный дошел до такого безумия, что не удержался от кусания собственных членов. Кусал зубами руки и, разрывая тело, пожирал его наподобие животного, проливая кровь. Таким образом, пожирая себя и понемногу слабея, он погиб жалким образом. Умерли во множестве и прочие. Эпидемия отнюдь не уменьшалась, пока не погибли все.. Но огромное большинство, мучимое горячкой, погибало в здравом уме. Некоторые были сильно разбиты параличом, другие страдали от головной боли, третьи от сумасшествия. Разнообразны были посланные им болезни, но все они вели к смерти.