Алая королева - Филиппа Грегори

Мать так резко остановилась и повернулась ко мне, что подол ее платья, прошелестев по полу, поднял целую волну лавандового аромата от рассыпанных по коридору трав.

— В том, что мы происходим от одного общего предка, и есть причина нашей вражды. Все мы соперники на пути к престолу. Как известно, нет ничего хуже ссор между ближайшими родственниками. Да, мы, возможно, и близкие родственники, но одни из нас принадлежат к дому Йорков, а другие — к дому Ланкастеров. Никогда не забывай об этом! Мы, Ланкастеры, прямые потомки Эдуарда Третьего, дети его законного сына Джона Гонта, герцога Ланкастерского. Прямые потомки! Тогда как Йорки могут проследить свое родство с Джоном Гонтом только через его младшего брата Эдмунда. Они потомки младшего из сыновей Эдуарда Третьего, а не его законного наследника. Они могут претендовать на трон Англии только в том случае, если в семьях здравствующих Ланкастеров не будет ни одного сына. Итак, подумай, Маргарита, увеличиваются ли их шансы, если король то и дело пребывает в невменяемом состоянии, а его ребенок — неизвестно, кстати, будет ли это мальчик! — еще и на свет не появился? О чем, как ты считаешь, могут мечтать Йорки, зная, что ты прямая наследница дома Ланкастеров, но, увы, всего лишь девочка и пока еще незамужняя? Я уж не говорю о том, что ты, выйдя замуж, вполне можешь родить сына.

— Им хочется выдать меня замуж за кого-то из своих, да? — растерянно промолвила я, несколько ошарашенная вполне возможной перспективой очередной помолвки.

— Вот именно, — усмехнулась мать. — А если уж честно, они предпочли бы и вовсе увидеть тебя мертвой.

Подобное предположение заставило меня примолкнуть. Мысль о том, что такое огромное семейство, как дом Йорков, способно желать моей смерти, была довольно пугающей.

— Но ведь король наверняка вскоре придет в себя, и тогда все опять будет хорошо. У него вполне может родиться мальчик, который станет законным наследником дома Ланкастеров, и тогда проблема разрешится в высшей степени удачно, — скороговоркой протараторила я.

— Вот и моли Бога, чтобы наш король как можно скорее пришел в себя, — отрезала мать. — Хотя, на мой взгляд, тебе стоило бы молиться о том, чтобы у королевы вообще не было детей, способных занять то место, которое полагается тебе по праву. А еще, дочь моя, молись, пусть Господь поможет тебе поскорее выйти замуж и родить сына. Только тогда мы почувствуем себя в относительной безопасности от происков этих честолюбивых Йорков.

ОКТЯБРЬ 1453 ГОДА

Но король продолжал с улыбкой грезить наяву. А я, пребывая в одиночестве у себя в комнате, все старалась ему уподобиться — во всяком случае, мне говорили, что он ведет себя именно так: я сидела, уставившись в пол и мечтая, чтобы мне явился Господь, как является Он нашему святому королю. Я старалась отвлечься от шума конюшенного двора, находившегося как раз под окнами моей комнаты, от громкого пения, доносившегося из прачечной, от шлепков мокрого белья по стиральной доске; я пыталась от всего отрешиться, позволить душе воспарить и отлететь прямиком к Богу. Я надеялась почувствовать тот всепоглощающий покой, должно быть царивший в душе нашего короля, по слухам, не замечавшего ни встревоженных лиц советников, ни лица жены, ни новорожденного сынишку, которого она клала ему на руки, умоляя очнуться и поздороваться с маленьким принцем Эдуардом, наследником английского трона. Не слышал король и криков супруги, которая, испытывая порой раздражение, сердито требовала, чтобы он немедленно вернулся в реальность, иначе дом Ланкастеров окончательно падет.

Я тоже пыталась поймать то божественное состояние, в которое погружен был наш король, но мне вечно кто-нибудь мешал — барабанил в дверь комнаты или громко звал, требуя немедленно спуститься и заняться делом; меня насильно втягивали в повседневную жизнь, возвращали в наш привычный греховный мир, и мои благие намерения, разумеется, тут же улетали прочь. Вся Англия ломала голову над тем, как заставить короля выйти из транса, ведь пока он, несмотря на все усилия, сидел вот так, безучастный, внимавший лишь голосам ангелов, тот, кто сам себя назначил регентом Англии,[12] — Ричард, герцог Йоркский, — взял бразды правления в свои руки и стал распоряжаться всем от имени монарха. Нашей королеве Маргарите Анжуйской ничего не оставалось, как только собрать своих друзей и сторонников и просить их в случае необходимости защитить новорожденного принца. Одни лишь эти ее опасения уже пробудили в обществе тревогу. По всей стране стали проходить смотры вооруженных сил; аристократы раздумывали, продолжать ли им поддерживать королеву-француженку, которую ненавидит большая часть англичан, хоть она и стала матерью самого настоящего английского принца, или же лучше принять сторону красивого и всеми любимого истинно английского лорда Ричарда Йоркского и помочь ему реализовать его собственные честолюбивые планы.

ЛЕТО 1455 ГОДА

Наконец-то он пришел, день моей свадьбы. Я стояла у дверей церкви в своем самом лучшем платье; подвязанный под грудью широкий кушак плотно обхватывал мои ребра, а мои еще по-детски худенькие плечи и руки совершенно тонули в нелепо широких рукавах. Что же касается головного убора, то он был так тяжел — высоченный конус с проволочным основанием, — что моя бедная голова невольно клонилась вниз, а легкая вуаль, ниспадавшая с его верхушки, совершенно скрывала мое бледное обиженное лицо. Мать находилась рядом со мной; именно ей предстояло подвести меня к моему новому жениху и покровителю Эдмунду Тюдору, который решил, как это сделал бы, несомненно, и любой другой мудрый опекун, что наилучший способ соблюсти мои интересы — это вступить со мной в брак. Конечно, именно себя он считал наиболее подходящим кандидатом на роль моего супруга.

— Мне страшно, — шепнула я матери.

Она с высоты своего роста быстро окинула меня полупрезрительным взглядом. Я и впрямь была маленькой и головой доставала ей всего лишь до плеча. В двенадцать лет я еще выглядела ребенком: грудь плоская, как доска, а на теле, спрятанном под бесчисленными слоями одежды, не заметно никаких признаков растительности. Служанкам пришлось набить лиф моего платья кусками холстины, создавая видимость бюста. Я не просто выглядела, но и действительно была настоящим ребенком, которого не только отсылают из родного дома, но и заставляют исполнять женский, супружеский долг.

— Нечего тебе бояться! — бросила мать довольно сердито.

Тогда я предприняла новую попытку объясниться с ней и даже слегка дотронулась до ее рукава, желая хоть на минуту привлечь к себе ее внимание.